Обед казался Дейли невкусным. Виноват, разумеется, был не повар. Бифштекс был ни при чем. Виноват был Мун.
Кроме того, раздражала газета, которую читал кто-то сидящий по другую сторону столика. Перед глазами мелькали какие-то фантастические наброски, смысл которых не улавливался. Да, именно это и раздражало. Как бы заставить этого человека убрать газету?
— Простите...
Газета скользнула вниз, и Дейли увидел... Неужели это на самом деле Минерва Зингер? Округлое, румяное лицо, элегантное платье. Где ее почти прозрачная кожа? Где лихорадочный блеск глаз?
— Сержант Дейли?! Рада видеть вас!
Значит, все же она?! Дейли замигал глазами. «А ведь она недурна!» невольно промелькнуло у него в голове.
— Как вы поживаете, мисс Зингер?
— Не могу пожаловаться. Как видите, — и она приподняла газету, — становлюсь известной.
— Духи не только разговаривают с вами, но и кормят?
— А к чему этот тон? Вы же сами знаете, как обстоит дело. Слава моя началась с того сеанса. В какой-то мере я обязана ею вам.
— Тут вы недалеки от истины. Надеюсь, я не очень сражу вас, если скажу, что духом Смита был мой приятель Дик, вещавший через портативный приемник...
— Тише! Ни к чему говорить об этом так громко. Идемте отсюда! — и мисс Зингер легко взяла Дейли под локоть.
На улице, не успел Дейли открыть рот, как Зингер деловито предложила:
— Едемте ко мне. Там и поговорим обо всем.
Дейли усмехнулся и согласился. «А почему бы и нет? Ей-богу, она недурна».
Оказывается, Минерва Зингер давно уже не жила у миссис Лановер. Теперь она снимала хорошенькую квартиру с видом на парк.
— Какой коктейль предпочитаете, сержант? — спросила она, усадив Дейли. — Я должна это знать, так как надеюсь, что вы будете у меня частым гостем.
— Раньше пил «мартин», но теперь перешел на «спутник».
— Отлично, приготовлю вам такой, как на рекламе — «Один «спутник» и вы на небесах».
— Я уже сейчас чувствую себя на небесах, — и Дейли кивнул на мистические рисунки на стенах студии, где они находились.
— Знаете что, сержант, давайте без насмешек. Я ведь не собираюсь выступать перед вами в своей роли. Играем в открытую. А как бы вы поступили на моем месте? Вы знаете, как я жила до этого? По профессии я художница. Но это не кормит. Я задолжала миссис Лановер кучу денег. То платье, которое вы видели на мне во время сеанса, было у меня последним.
— Все это я понимаю. Но какого черта вы морочите голову всему свету своими «космическими» рисунками?
— А потому, что мне за это платят. И знаете — сколько? Впрочем, не скажу. С руками рвут. Люди хотят, чтобы их обманывали, платят за это деньги. Просят. И я стану отказываться?
— И это недурно кормит?
— Я же сказала — не жалуюсь. Вот, извольте: договор на книгу, контракт на выступления по телевидению... Вот приглашения на выступления в Европе...
— А почему вы мне все это рассказываете?
— Потому что не хочу, чтобы вы думали обо мне плохо.
— А это имеет значение?
— Мне кажется, да.
— В таком случае, еще один коктейль! Я бы не прочь очутиться на седьмом небе...
Мун сидел дома. Он ждал. Перед ним лежали газеты. Под яркими заголовками репортеры рассказывали о встрече инспектора Муна с Шипом-младшим. «Обозреватель» даже поместил снимок сотрудник газеты заставил Шипа-младшего позировать на крыше с телескопическим биноклем в руках. Подпись гласила: «Пока он стоял на крыше, под ним убили человека».
Все статьи об этом историческом происшествии Мун знал наизусть. Но снова и снова вглядывался в кричащие заголовки. Это была мина замедленного действия. Он сделал все, что мог, — подсунул ее куда надо. Мун надеялся, что она взорвется. Но до той минуты, когда взрывная волна докатится до его комнаты, не было стопроцентной уверенности. Оставалось только ждать.
Телефон был выключен. Телевизор выключен. Джина уже несколько раз проветривала комнату, но вновь в ней ходили плотные клубы табачного дыма.
Раздался звонок. Мун пошел открывать, заранее насторожившись. Телефон он отключил намеренно, чтобы не дергали по пустякам. Но если являются домой,значит, случилось что-то важное. Может быть, именно то, чего он ждет?
Но это был Пэт.
— Можете поздравить! — сразу же сказал он.
— Выиграл в лотерее? — спросила Джина.
— Угадала. В такой лотерее, где три миллиона билетов и все пустые.
— Уволили? — догадался Мун. — Только не вешай голову. Ты же знаешь, что поесть у нас всегда сможешь.
— Все из-за твоего длинного языка,— начала Джина.— Сколько раз я просила, чтобы ты придерживал его хотя бы на работе. Наверное, вздумал распропагандировать босса и подсунул ему свою красную газету...
— О чем вы?! Я же сказал: «Можете поздравить!» Все еще не уволили. Но если уволят...
— То всему виною прогнивший капиталистический строй, доводящий до кризисов, войн и абстрактной живописи! — подхватил Мун.
Не успел Пэт ввязаться в обычную перепалку, как послышался новый звонок.
— Что случилось? — спросил Мун, увидев Дейли.
— Звонил полковник Мервин...
— Слава богу! — Мун провел рукой по лбу, как будто смахивая невидимую паутину. — Выходит, я был прав!.. Итак, что же сообщил мой умный друг? Что-то насчет Иванова?
— Да. Иванов...
— Стоп, сержант. Разрешите мне по примеру профессора Холмена немного заняться ясновидением. Что же могло случиться с нашим Ивановым? Ничего хорошего. Или он сгорел во время пожара, или утонул во время потопа... Рассказывайте, Дейли...
— Федеральные власти наконец сегодня дали согласие передать его нам. Лафайет хотел послать за ним наших людей, но полковник Мервин сказал, что они сами доставят его. По дороге машина столкнулась с другой. Воспользовавшись замешательством, Иванов...
— Убежал! Ну конечно, это проще всего. Не надо демонстрировать его обгоревшие кости или выуженный из реки носовой платок с серпом и молотом и инициалами: Иванов... Так вот, Дейли, третий пункт моей программы гласил: ждать, пока это случится. На чем основывался мой пророческий дар? На здоровом скепсисе. Какую-то долю заслуги в этом имеете и вы, и Пэт, и профессор. Стоило мне усомниться в процессе Ротбахов, как одно звено потянуло за собой всю цепочку и Иванов из реальности превратился в миф.
— Значит, он не русский?
— Почему бы и нет? Может быть, и русский, из эмигрантов, например. Дело ведь не в этом. Дело в том, что он не на русской службе, а на службе полковника Мервина. Но у меня не было доказательств. Тогда я решил перейти к нападению. Притворившись, что поверил в признание Иванова, я потребовал его выдачи и одновременно велел опубликовать показание Шипа-младшего, противоречащее сказке так называемого Иванова, будто бы он проник в окно через крышу. Этот двойной удар не мог не дать результатов. Мой умный друг полковник Мервин понял, что если мне выдадут Иванова, то я так долго буду нажимать на него, пока не выжму то, что мне надо, — правду. И полковник среагировал точно так, как я это предполагал. Он произнес волшебное слово, и Иванов испарился. Официально: «сбежал». Впрочем, даже в том случае, если я оказался бы поглупее, после суда Иванов все равно «бежал» бы. Я не считаю полковника великим гуманистом, но едва ли он допустил бы, чтобы его сотрудника посадили на электрическое кресло.
— Ну, а Билл Блаха? Он ведь поймал Иванова?.. Или это тоже мистификация?
— Конечно. Но в данном случае мистифицировали не столько меня, сколько Билла. Полковник Мервин знал, какой я дотошный, знал мой характер. И на это делал главную ставку. Каждое воскресенье Билл Блаха со своими приятелями возвращался с танцульки одной и той же дорогой. И вот в лесу, по которому он должен пройти, люди полковника Мервина тщательно подготовляют сцену «поимка красного шпика». Вот тут лежит передатчик, тут разожжены костры — сигнал для посадки, а вот тут стоит сам Иванов с ракетницей в одной руке и русским пистолетом в другой. Браво, полковник Мервин! Простофиля Билл проглатывает крючок. Простофиля Мун его сначала тоже глотает, но потом спохватывается и выплевывает. И тут мой умный друг полковник Мервин, чтобы не оказаться круглым дураком, вынужден сам его проглотить. Все ясно, Дейли? — закончил Мун, уже натягивая пальто. И, не дожидаясь ответа, крикнул: — Так что же вы стоите, как инвалид, у которого приступ ревматизма схватил деревянную ногу? Шевелитесь, сержант! Поехали!..