Статьи и проповеди. Часть 14 (17.05.2018 – 23.07.2019)

У тех, кто недостоин святынь, святыни отнимаются (17 апреля 2019г.)

Пожары случаются ежедневно. Некоторые из них количеством жертв или масштабностью распространения заслуживают внимание всех без исключения мировых СМИ. Правда, только на один день. Но есть пожары, которым суждено надолго приковать к себе внимание. Уже остынет пепел, уже начнётся работа над проектом реставрации, а мир всё будет обсуждать: что же это было? Почему? За что?

Я, как, наверное, и вы, а также «мы», «они» и все прочие личные местоимения, никогда не думал, что увижу Нотр-Дам-де-Пари пылающим. И мне больше не с чем из виденных по телевизору пожаров сравнить этот, как только с пылающими башнями-близнецами 11 сентября 2001-го. Тогда, очевидно, заканчивался привычный образ мира. Из-за кулис мирового театра на сцену выползала новая реальность. И ни у кого не было радости от новизны. Примерно то же чувствуется и сегодня. То же чувствовалось бы и при пожаре Рима, устроенном Нероном, если бы в те дни существовало телевидение.

Но самое страшное не всегда то, что видится. Страшное ещё и слышится. Слышится даже в криках жалости о погибающем соборе. «Визитная карточка Парижа!» «Самое узнаваемое культовое сооружение!» «Десяток миллионов туристов в год!» И прочее, и прочее. А между тем горит древнейший храм молитвы, заложенный ещё в XII веке, и о доме молитвы никто не плачет.

Какой-то специалист в прямом эфире одного из центральных российских телеканалов по телефону говорил в первые часы трагедии: «Это катастрофа. Купол уже обрушился. Мы можем потерять весь собор. Нужно молить (внимание!) судьбу, природу, чтобы собор не погиб полностью!» Что ж, молите судьбу и природу, кто умеет это делать. Только знайте и то, что именно за отказ молиться Тому Богу, во имя Которого сей храм построен, за желание молиться кому угодно (включая природу и судьбу), только не Ему, храмы и отбираются у людей. А Нотр-Дам, господа, у парижан, у французов отобран. У европейцев вообще отобран, да и у нас с вами тоже. Он Богом отобран, Богом забытым и пренебрегаемым. Богом, Чьи святыни превращены в «объекты культурного наследия».

Святыни отбираются у тех, кто святынь недостоин. Русские люди должны это хорошо знать на материале собственной истории. Собору Нотр-Дам ещё повезло. Его коснулась Божия рука и огненная стихия. А разве мало храмов по всей Европе цивилизованно и по-тихому убили европейцы за последнее десятилетие? Из-за оскудения веры в этих храмах сначала замолкла молитва, и они опустели. И вот тогда культурные люди превратили их в пабы, гостиницы, авторемонтные мастерские, спортивные залы и проч. Кто-то плакал? Если да, то этот плачущий голос до телестудий допущен не был. А как известно, если люди молчат, то камни вопиют.

В XVIII веке Нотр-Дам-де-Пари должен был быть снесен. Ещё бы! Робеспьер нарёк главный храм Парижа «твердыней мракобесия» и за отказ снести его потребовал от парижан выкуп на нужды будущих революций по всему миру. Ничего не напоминает? Да-да, это предтечи теории и практики мировой революции. Предтечи Коминтерна. Храм тогда выстоял, но был публично осквернен. Республика внедряла на место христианства культ Верховного Существа и культ Разума. В 1793 году в храме Нотр-Дам состоялось театрализованное представление нового культа. Одна из парижских актрис, едва одетая, в алтаре собора изображала Богиню Разума. Храм вытерпел это, но у всего есть предел.

Если бы он был человеком, он мрачнел бы год от года, слыша голоса на площади и видя, как меняются люди, входящие под его своды. В конце концов, из тех миллионов туристов, которые посещали собор ежегодно, какой процент приходил молиться? Стыдно сказать. Промолчать будет лучше.

А если в храме не молятся, он умирает. Прежде чем сгореть, он был (наравне с прочими христианскими святынями Европы) измучен разноголосой толпой праздных зевак и ослеплён бесконечными вспышками фотокамер. Теперь любители фотографироваться «на фоне» денёк поскорбят. Но потом утешатся и даже обрадуются, потому что фото на фоне пепелища «круче», чем фото на фоне чёрных камней.

Есть жуткая закономерность и даже неумолимость в этом пожарище, при всей его неожиданности. Как бы оно не сыграло роль погребального костра Европы, у которой внезапно и навсегда отбирается то, что она сама перестала ценить и внутренне давно потеряла.