Статьи и проповеди. Часть 14 (17.05.2018 – 23.07.2019)

Якобы «пасхальное» стихотворение (22 октября 2018г.)

Хочу предложить вашему вниманию одно «пасхальное» стихотворение конца XIX века. Автор – Дмитрий Мережковский. Внимание, текст:

Еще далеко до русско-японской войны и первой революции. Конечно, далеко до крушения монархии и последующих за этим кошмаров планетарного масштаба. Пока все еще молятся. Вернее, не все. Кое-кто сам не молится, но зато ходит вокруг заполненного храма и брюзжит. Брюзжит по-интеллигентски и в рифму.

При переводе языка поэтического на язык обычный Мережковский говорит следующее: «Ходят тут, ходят. Молятся, молятся. А толку-то что? Страданий меньше не стало. Опозорен человек. Стучат мечи, гремят оковы. Вот если бы наступило царство всеобщей гармонии, вот тогда бы и я с вами вместе запел! А до тех пор, извините, не буду».

Очень знаменательный текст.

В нем чисто русская двойственность. С одной стороны – широта ума и нравственных запросов. Всему миру, мол, счастья хочу, а иначе «билетик Богу возвращаю». Вспомним одноименного автору Митю Карамазова. И тут же – узость чахлого сердца. Ибо сам барчонок в крахмальном воротничке и при трости с набалдашником молиться не хочет. Попросту не любит молиться и не умеет. (Поинтересуйтесь жизнью самого Мережковского. Всю жизнь рассуждая о Церкви и Боге, книги на эти темы строча, автор был совершенно чужд молитвенной дисциплины и практического воцерковления. Пасха Христова его, действительно, никогда по-настоящему не радовала.) И это нечто свойственное не одному Мережковскому, но целому классу людей, у которых ум расширен, как печень алкоголика, а сердце сужено, как зрачок на ярком свете. Таких людей и сегодня много. Может, даже больше, чем в далеком 1887-м.

Если бы автор прописал себе труд анализа и глубокого изучения жизни, то узнал бы без особого напряжения, что слезы страждущих утираются доныне именно благодаря сохраняющейся вере в Христово Воскресение. Бомжей кормят, у больничной постели дежурят, собирают деньги на операции, облегчают несение жизненного креста одиноким старикам именно верующие люди. Не они одни, но они – непременно. Сегодня на жизнь гляньте! Сколько незаметных благих трудов без всякого PR-а совершают обычные пчелки Божии! Делание добра, уменьшение пресловутого «звона оков» для них прямо вытекает именно из того, что Гроб Христов пуст и жизнь новая началась для желающих обновиться. Сам Христос им и силы дает дело молча делать. И всякий из любителей деятельного добра при том знает, что всех язв мира ни ему одному, ни всем вместе нам не исцелить. Но это не воспрещает активно трудиться на своем маленьком участке «духовного фронта». Не только не запрещает, но и мотивирует.

Дмитрий Сергеевич, как любой мало-мальски талантливый поэт (не путать с графоманами), выступает в роли медиума. Он улавливает настроения, парящие в воздухе, кодирует их средствами поэтической речи и ставит внизу собственную подпись. А мир, господа, в конце века XIX-го кишмя кишел настроениями социалистическими и материалистическими. Согласно этим настроениям молиться вообще не надо, а вот людей любить нужно. Даже очень нужно. И весь коммунизм без остатка идеологически помещается в отмену первой и большей заповеди: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, всей душой твоей. Но при этом есть горячее желание сохранить вторую заповедь: возлюби ближнего своего, как самого себя. Не нужна, дескать, молитва. Нужно только добро.

Наученные историей, мы уже знаем, что подобное упразднение первой заповеди при сохранении второй рождает отнюдь не земной рай, а сеть концлагерей и леденящие кровь социальные эксперименты. Мережковский по факту еще этого не знал. Но он должен был понять это в Духе. Не понял же именно от того, что Духа не имел, но был лишь телесен и душевен, печален и озабочен паче меры вселенским добром. Как, собственно, большая половина родной интеллигенции даже до днесь. Пенсне на носу этих слепцов зрячими тогда не сделало вплоть до самого прихода к власти «товарищей с маузером».

Автору этого рифмованного опуса совсем невдомек, что слова «если бы Он услыхал» в отношении Христа совершенно бессмысленны. Христос и слышит, и видит, и присутствует среди верующих. Даже если их всего лишь два или три, а не то что полный храм. «Создавший око не видит ли? Устроивший ухо не слышит ли?» Этот вопрос еще Давид обращал к людям, которых называет прямо «безумными».

В случае, если присутствие Христа для сердца неощутимо (по причине качества самого сердца), а факт историчности Личности Спасителя неоспорим, интеллигентское куриное сердечко начинает с Богом спор и тяжбу. Этому сердечку хочется, чтобы Христос прекратил принимать поклонение и моление от простых душ, а лучше бы сначала выступил с трибуны всемирного парламента, как великий реформатор, и армии бы распустил, коррупционеров бы посадил и диавола вообще стреножил. А то лукавый, понимаешь, жить мешает. Так думали очень многие. Так и до сих пор слишком многие думают. Вот и «крестный отец» всех украинских бед, печальный и усатый «гений» Тарас Шевченко в своем «Заповите» говорит, что ему непременно хочется увидеть, как вражья кровь течет потоками по древнему Днепру прямо в синее море. Такое у него условие. А если нет, то он – усатый гений – с Богом общаться отказывается. Говорит: «А до того я не знаю Бога». Так прямо и говорит. И весь народ, напяливший по команде вышиванки, пропитан сегодня этим тайным ядом. Крови им подавай. Такова власть распространившихся умонастроений, усиленных поэтической речью.

Если честно, то авторство стихотворения могло бы смело принадлежать какому-то мелкому бесу. Не Люциферу, нет. Этому как раз надо, чтобы слова «Христос воскрес» вообще перестали звучать, а храмы переоборудовались под склады и клубы (или под автомойки, как уже кое-где на Западе). Но мелкий бес, картавя и ворча, мог бы смело просюсюкать от первого лица подобный стих. Вот он ходит, положим, вокруг храма, где совершается пасхальная заутреня. Черные крылышки под пиджаком спрятаны, рожек из-под шляпы не видно. Ходит он, стучит копытцами по асфальту и брюзжит: «Молятся, понимаешь, везде. Поют. Весь воздух ладаном закадили – дышать нечем. А толку-то что? Что толку, я спрашиваю? Где ваша любовь? Живут в зависти, друг на друга обижаются, сплетничают. Мою власть не замечают. Социальное неравенство не победили. Воевать не прекратили. Зато вот на Пасху поют. Тьфу! Даже слышать противно» И засеменил бы тут же на другую сторону улицы, потому что из храма на воздух крестный ход выходить начал.

С этим стишком я впервые встретился, листая сборник «Стихи русских поэтов, посвященные Воскресению Христову». Да, господа. Стихотворение некритично проглочено и вовсе не переварено даже составителями различных сборников, посвященных союзу русской речи и христианской веры. На слова Мережковского не кто-нибудь, а Сергей Рахманинов написал музыку (такую себе). И получившуюся песню исполняли многие достойные певцы. Например, Соловьяненко. Правда, он пел в советские времена. А песня, как сказано, вполне советская. Хватит, мол, молиться. Давайте любить друг друга.

Но и помимо этого многим из нас кажется, что «раз про Христа поют, значит, песенка хорошая». «Раз в стишке имя Господа Иисуса упомянуто, значит, стишок вполне святой и благочестивый».

Это, конечно, не так. Вполне безбожные, ядовитые мысли могут скрываться – и реально скрываются – за полухристианской риторикой.

И если автор в далеком 1887 году позволил себе поставить под сомнение важность Пасхального славословия при отсутствии всемирного счастья, то вправе и мы, выйдя из храма и увидев его, сказать: «Дмитрий Сергеич! Хватит чепуху болтать и душу мучить. Радоваться нынче подобает. Спаситель смертью смерть попрал. Давайте-ка три раза поцелуемся, как положено, и в храм пойдем. Скоро там Литургия начнется».