Сто причин моей (не) любви (СИ)

Глава 17

«Возьми меня. Я так хочу тебя, Нейл. Хочу, как угодно», — вот, что она должна была сказать, чтобы он не думал идти вслед за Эмилин.

Он не хотел, чтобы сестра увидела его с другой женщиной. Уж точно его не красило, что он приставал к секретарю ее жениха после того, как Эмилин призналась ему в любви и сейчас больше, чем когда-либо, нуждалась в его поддержке. Он должен был пойти за ней хотя бы для того, чтоб утешить. И сказать, что тоже испытывает к ней чувства. Какие, правда, он и сам не знал.

В общем, Митчелл бы стоило приложить массу усилий, чтобы его удержать, но она лишь отпрянула, вытирая губы с видом полного презрения и стыда. Она потупила взор и озадаченно закусила губу, будто допустила досадную ошибку. Эта растяпа всерьез принялась отталкивать Нейла, а должна была просто признаться, что хочет продолжить. Хочет ведь. Очень хочет. И стыдиться этого.

Она опустила голову, пытаясь скрыть лицо. Хорошая тактика, конечно. Но что это за выражение скорби и вселенского страдания? Олсен не настолько мягок, чтобы это все терпеть. Он вынужден с ней считаться и возиться с ее чувствами и желаниями, с ее идиотской любовью к Лесли, принципами и сраным жеманством, которое ему поперек горла. Он, конечно, не из тех, кто истязает женщин, но эту белобрысую девку хочется наказать. И, возможно, заставить нуждаться в нем. Чтобы в ногах валялась, чтобы лезла ему в штаны и просила о снисхождении, чтобы умоляла ее трахнуть. И он, разумеется, снизойдет. И сделает это максимально грязно и жестко, чтобы уж точно оправдать клеймо подонка, которое она на него навесила. И ему плевать, насколько это подло.

— Послушай, малышка, — зло усмехнулся он, наблюдая, как она надсадно дышит, — меня это на хрен не устраивает.

— Меня тоже, — раздался ее тихий подавленный бубнеж.

Нейл оглядел ее с ног до головы: бессменная жилетка, строгая рубашка и длинная безобразная юбка. Порвать бы все это, а после переодеть по своему вкусу. И прическу сменить. Его раздражают эти туго зачесанные светлые волосы, и никаких тебе завитков и игриво выпавших прядей. Лицо без грамма косметики. Митчелл скучная и правильная. И это злит. Нейл разденет ее донага и единственное, что будет ее украшать — метка на ее груди и следы его губ и рук. Он не выпустит ее из постели, пока не устанет. А он редко устает.

— У нас проблема в отношениях, Митчелл.

— У нас нет отношений, — отрезала она.

Чертова заучка. Синий чулок.

Нейл сдержал порыв взять ее за лицо, чтобы заглянуть в эти глупые глаза, полные упрямства. Хотелось спросить: «Какого дьявола ты так выпендриваешься, маленькая ослица?»

— То есть я должен впрягаться во всякое дерьмо из-за тебя просто так? — спросил он.

— Это называется быть джентльменом, господин Олсен. Вы бы это знали, если были бы правильно воспитаны.

Твою мать.

Воспитан? Кем? Приютскими пацанами? Голодом? Войной? Кровью и предательством?

Его едва не трясло от ярости. Или ревности. Или… он плохо понимал, но его раздирало изнутри. И единственное, что успокоило бы — ее податливое тело, жадные мягкие губы, эта полная сладкая грудь и горячее проникновение, ее стоны. Он хочет это услышать. В ее исполнении. Хочет сорвать с нее маску сдержанности и, наконец, увидеть, что под ней.

Но Митчелл сопротивляется так яростно, будто он не просто ей противен, а, по меньшей мере, чем-то заразен.

— У нас разные взгляды на жизнь, господин Олсен, — выдала эта заучка с таким видом, будто заключила в эти слова всю мудрость своего никчемного существования.

Отчитывать его вздумала? Он знает эту жизнь, включая самые грязные и жестокие ее аспекты. Он не только видел смерть, он ее причинял. Он очерствел душой и никого никогда не любил, а сейчас, едва потянулся к кому-то, его снова отвергают. И кто? Вот это белобрысое недоразумение, влюбленное в недоноска-Лесли?

— Идите за своей сестрой, — вдруг процедила Митчелл, — вы разве не видели, как она расстроена?

Нейл слегка опешил.

Упоминание Эмилин его разозлило. Он сам разберется со своей родней. Ему не нужны советы, да еще в таком тоне. Еще пара ее фраз, и он полыхнет. Какого черта нужно создавать проблемы на пустом месте, когда все должно быть прозрачно и понятно?

— Что за отношения у вас, вообще? — вдруг сердито выдала Митчелл, цепляясь скрюченными от напряжения пальцами за юбку и комкая ткань: — С кем вы целовались вчера ночью?

— Что? — Нейл озадаченно запустил пальцы в волосы на затылке и слегка потянул. — Проклятье, Митчелл… твою-то мать… Ты ревнуешь?

— Нет! — взвизгнула она. — Придумали тоже! Делать мне нечего. Пфр… я вас ненавижу, ясно?

— Ясно, — улыбнулся он.

— Мне плевать, что именно вы делаете ночами! — покраснела она.

— Отлично.

— Спите, с кем хотите!

— Спасибо за разрешение, Митчелл. Я бы это делал с радостью, но у меня нет вариантов, кроме, как трахать холодное бревно.

Девушка вскинула взгляд, и Нейл понял, что переборщил. Эвелина казалась раненной его словами, и на дне ее зрачков что-то дрогнуло.

— Да… катись ты! — выпалила она, задыхаясь от разочарования и гнева: — Ж…ж…жалкий полукровка!

Митчелл не придумала ничего лучше, чем толкнуть его в грудь, чтобы сбежать из беседки, но можно ли сдвинуть с места рассвирепевшего дракона? Он даже на шаг не отступил, а лишь выставил руку, преграждая Эвелине путь к спасению. Упершись ладонью в стойку, поддерживающую свод беседки, Нейл хищно зарычал. Девушка юркнула было под его рукой, но он поймал ее за ворот рубашки, и прижал, напуганную до смерти и вздрагивающую, к своему телу.

— Ты нарываешься, — самодовольно проговорил он, любуясь ее раскрасневшимся лицом с блестящими глазами и слегка подрагивающими губами. — Кажется, ты снова заслужила наказание.

Ее взгляд, сосредоточенный на его глазах, вдруг преступно упал на его губы, и Эвелина тихо, обреченно застонала.

— Митчелл-дурочка, — наблюдать за тем, как она сопротивляется и проигрывает, было очень занятно, — секс со мной — это очень приятно.

— Нет, — но в противовес словам ее маленькие пальчики снова уцепились за его волосы. — Не хочу.

— Я буду нежен, малышка. Обещаю.

— Нет… не надо, — влажные ладошки скользнули ему на плечи.

— Буду целовать тебя, Митчелл. Везде.

Ее глаза распахнулись от ужаса, но она произнесла, сбиваясь на каждом слоге:

— Ве-з-з-де?

— О, да.

— Я не могу.

Ее движения никак не соотносились с тем, что она говорила, потому что Эвелина поглаживала Нейла по груди, а жилка на ее шее билась в сумасшедшем ритме.

— Конечно, можешь, — Олсен сладко прижал ее к себе, не скрывая собственного возбуждения, а напротив, давая почувствовать, — я очень тебя хочу.

— Нет, — замотала головой, а сама прильнула.

Ей приятно.

Она так дрожит, что это рвет крышу. Один ее вид — глупой недотроги, которую сжигает желание — заставляет Нейла тяжело сглатывать. Он никогда так никого не хотел. Чтобы даже забыть об Эмилин, и о том, что бесстыдно лапает Митчелл в саду, среди кустов, когда рядом Лесли и Хэмилтон.

Эвелина слегка выгибается в спине, чтобы быть плотнее и смотреть вот так умоляюще снизу вверх, сложив руки у него на груди. Она кусает губы, будто пытаясь унять потребность занять свой рот чем-то другим.

— Это все из-за метки, — почти хнычет. — Пожалуйста… не хочу. Пусти.

Но даже не дергается в его руках. На ее шее налились краснотой следы от засосов. Это прекрасно. Нейл оставил бы еще несколько. Но сейчас он хочет себя побаловать иначе. Он, черт, заслужил немного удовольствия.

Просунув руку между их тел, он по-хозяйски расстегнул ее жилет.

— Нет, — судорожно втянула она воздух.

Ее живот затрепетал под его пальцами, и Нейл, не останавливаясь, расстегнул следом рубашку, и, глядя в затуманенные удовольствием глаза девушки, просунул руку за корсаж, добираясь до нежной груди.

Раздался обоюдный, наполненный желанием, вдох.

— Обожаю твою грудь, Митчелл.

Девушка безвольно уцепилась пальцами за его запястье, позволяя ему трогать и мять, зажимать соски. Позволяя все. Все, чего добропорядочная Эвелина Митчелл никогда бы не позволила даже лорду Лесли. А ему, Нейлу — да.

— Дашь себя поцеловать, малышка?

Качает головой, но не сильно уверенно. И едва Нейл склоняется, жадно хватает его губы. Целует. Первая.

И Нейл ласкает ее грудь очень нежно — будь умницей, Митчелл, и я буду с тобой нежен. Буду ласкать и любить очень горячо. Поверь, оно того стоит.

Эвелина никогда не знала таких ласк. Вообще никаких не знала, и тихо мычит ему в рот, постанывает и льнет животом, цепляется за одежду пальцами и покорно распахивает рот.

Такая горячая.

Нейлу повезло. Эвелина Митчелл очень хороша. И она будет великолепно смотреться в его постели. Такая красивая. Ее пшеничные волосы и упрямые губы — он обожал их. И ее взгляд — такой яростный, цепкий, умный.

— Пожалуйста, не надо, — почти неслышно.

Ее ладони уже забрались куда не следует. Под его рубашку. Мягкие ручки исследуют его тело, рельефную грудь и спускаются ниже по каменному животу, который напряженно поджимается.

— Только — да, Митчелл… ах, черт, — Нейл закатил глаза, когда женские ноготки слегка оцарапали его живот и коснулись его ремня. — Хочу тебя в кровати, малыш. Иди на ручки, — он отнесет ее в дом и прямо сейчас ею займется.

Это больше не может ждать. И плевать на Лесли.

На все плевать.

Он распнет Митчелл под собой и овладеет. Сделает это несколько раз подряд. Обрывки этих мыслей, напоминающие больше звериный инстинкт, драконью жажду и животный гон, распаляли Олсена до состояния жаждущего безумца. Да, это ее первый раз, но он не сможет себя сдержать. Точно не сможет. Даже сейчас плохо соображает.

Добраться бы до комнаты, и не убить никого по дороге. Если кто помешает — уничтожит. Сейчас Эвелина Митчелл его целиком и полностью, добыча зверя. Никому не отдаст. Он наполнит ее собой, заберет все, что ему полагается — ее девственность, страх, стоны наслаждения, взгляд. Тот самый взгляд, каким женщина смотрит на своего мужчину. На того, кто ее имеет. Кому она принадлежит.

Подхватив девушку на руки, он понес ее к дому. Она обвила его шею руками, спрятала лицо в его волосах, жадно дышала. Пьяная от его ласк, безвольная и покорная. Это та самая Митчелл? Связь истинности между ними не оставляла шансов даже такой колючке!

Ее горячее дыхание, короткие нежные поцелуи за ушко и поглаживания по его щеке просто отключили разум Нейла к черту. Его зрачки уже сделались вертикальными, а алая радужка налилась золотом. Дракон пробудился.

— Что происходит? — этот злой громогласный оклик, прокатившийся, как раскат грома, не сразу достиг ушей Нейла. — Отпусти ее! Немедленно! Эвелина!

Олсен остановился, обернулся, держа девушку в своих руках. Слегка поджав верхнюю губу, зарычал.

Лучше его не трогать. В таком состоянии он сам собой не владеет. Убьет, и по хрену на проделанную работу, на артефакт и задание. Он размажет и Лесли, и даже Хэмилтона. Любого, кто попробует отнять его собственность.

Он не сразу понял, почему Митчелл завозилась в его руках, а когда осознал, улыбка самодовольства отразилась на его губах — девушка безмолвно потянулась к браслету и сдернула со своей руки. Нейл втянул носом воздух — магия истинности, словно волна, прокатилась по парковым аллеям, врезаясь в застывшего, побледневшего лорда Лесли и изумленного Хэмилтона.

— Боги… — ошеломленно выдохнул старый лорд, — не может быть.

Лесли же не сказал ни слова. Он смотрел, как Нейл уносит Эвелину, как ее пальцы мелькают в его волосах, а ее губы прижаты к его щеке. Он смотрел, и черты его лица заострялись, превращаясь в хищный оскал — ей дорого обойдется это предательство. Очень дорого.