Сто причин моей (не) любви (СИ)

Глава 22

— Мы едем к Лесли? — сухими губами прошептал Мэтт.

Нейл снова пожевывал сигару и смотрел в окно — какое ненастье. Дождь льет, как из ведра. Небо заволокло так, что столица раньше времени погрузилась во мрак.

— Сначала заедем к Флемингу, — лениво ответил он, — а потом, да, к Лесли.

Мэтт стер пот со лба и спрятав дрожащие руки между колен, проговорил:

— Ты же не станешь убивать его, босс?

Нейл повернул голову, изумленно вскидывая брови. Что сегодня с Барлоу? Он только и делает, что портит ему настроение.

— Вообще-то, стану, дружочек. А что?

— Сегодня? — кадык Мэтти тяжело дернулся. — Сейчас?

— Нет, — нахмурившись, Нейл снова откинулся на спинку сидения и скрестил на груди руки: — Сейчас я просто с ним поговорю. Осточертело ходить вокруг да около. А потом, да — прикончу его.

— Из-за Митчелл?

Олсен нахмурился, и теперь в тесном салоне кареты повисло такое плотное напряжение, что даже Торн заерзал.

— Что заладил, Мэтт? — спросил он, разряжая обстановку. — Какая к черту разница из-за чего? Если босс хочет его прикончить, значит так надо.

Мэтт отвернулся, а Нейл недоуменно разглядывал его. Что с ним, проклятье? Они больше пятнадцати лет друг друга знают. Мэтти, по сути, его лучший друг.

Экипаж неожиданно дернулся, лошади заржали — Нейл услышал, как кто-то бежит к дверце кареты, а когда отдернул шторку, поморщился. Дверь распахнулась, и внутрь забрался Тень.

— Проблема, Нейл, — вдруг сказал он. — Митчелл.

— Что «Митчелл»? — так холодно спросил Олсен, что Тень на секунду замер, вскинув на него взгляд, будто Нейл в эту самую секунду был самым опасным существом во вселенной.

— Она жива, невредима, с ней все в порядке, — сразу заверил наемник, снимая капюшон, под которым были гладкие, блестящие черные волосы, собранные в хвост, — но тебе это не понравится. Я ее упустил.

— Что ты нахрен сделал? — поджимая губы спросил Нейл.

— Ты не предупредил, что она может выкидывать сюрпризы, — и он провел рукой перед своим лицом, подергивая пальцами и изображая влияние магии, меняющей внешность: — Скажу сразу, я знаю, где она. Но, Нейл, пойми правильно… если бы я знал, что она выкинет что-то подобное…

— Где? — обрывая его на полуслове спросил Нейл.

— Ближе, чем ты думаешь.

— Проклятье, — Нейл откинулся на спинку сидения, а затем чертыхнулся. — Твою мать… черт-черт! — и он резко стукнул кучеру: — Останови! — и сверкнул алыми глазами: — На улицу вышли! — прорычал так, что сомнений не осталось — зол, чертовски, до кровавых кругов перед глазами.

— Там дождь, босс, — протянул Торн.

Стоило мертвой бездушной улыбке возникнуть на губах Олсена, мужчины, толкаясь, полезли на выход.

— Сидеть! — рявкнул Нейл «Мэтту».

Несмотря на злость, Олсен попросту прикрыл лицо ладонью, и пару мгновений просто сидел, ничего не говоря. И «Мэтти» тоже сидел, но иначе — вжав голову в плечи и затравленно глядя из своего угла.

— Ради богов, верни себе прежний облик, Митчелл, — проговорил Нейл и повысил голос: — Быстро!

Кажется, Эвелина была впечатлена его поведением достаточно. Коснувшись груди кончиками пальцев, она в мгновение стала собой — той самой, что он привез в свой дом. Ее губы были все еще припухшие от его поцелуев, а волосы растрепанные. Но появилось еще кое-что. Она смотрела на него, как на чудовище, со смесью страха и неприятия.

— Я облажался, да, Митчелл? — усмехнулся Нейл, а взгляд наполнился мрачной горечью.

Девушка подавленно кивнула.

— И? — с нетерпением спросил он. — Что теперь? Не подпустишь меня к себе?

Отрицательно качает головой.

Нейл почувствовал, что еще немного и слетит с катушек. От ее близости и запаха, от этого несчастного вида и страха, который заставлял ее прятать глаза, внутри него нарастало желание.

— Выходи за меня замуж, Митчелл, — сказал он.

Она отворачивает лицо, напряженно молчит и снова качает головой.

Вот как…

Презирает его. За то, кто он.

Его руки начинают дрожать, а дракон внутри ворочается — как же сложно сдержаться! Нейл стиснул зубы, а затем ударил кулаком в стену, пробивая насквозь и обдирая костяшки пальцев. Митчелл коротко вздрогнула, сжалась и громко сглотнула.

— Какого хрена ты это делаешь со мной? — зарычал Олсен. — Что, не нравлюсь? Противен тебе, Митчелл? Чего ты добиваешься? Что тебе нужно?

Она лишь вздрагивала от каждого его слова и комкала юбку на коленях. Ее пальцы были бледными, как полотно. И сама она выглядела уставшей и безжизненной.

— Нет, объясни мне, Митчелл, — Нейл пододвинулся на самый край и склонился к ней, — чего ты ждала? Зачем это сделала?

Ее губы дрожат, по щекам текут слезы, и она снова сглатывает, и Нейл понимает — она не может вымолвить ни слова.

Он потянулся к ее руке, но она отдернула, и Нейл снова взорвался:

— Недостаточно благороден для тебя? Хотела кого-то другого? — и он схватил ее за лицо, сжал пальцами щеки и вздернул ее голову: — Хотела Лесли, правда? Признайся, Митчелл. Хотела, чтобы он был на моем месте?

Ее губы поджались, она вся начала вздрагивать, но даже не воспротивилась в ответ, и Нейл усмехнулся:

— Такие, как твой герцог, возвращаются с войны героями, Митчелл. Там они насилуют женщин, убивают стариков и детей. А здесь им все прощается. Все их гребаные преступления забываются, и они скрывают свое лицо под маской джентльмена. А я никогда не лгу. И не скрываю, что убивал на войне. И я убиваю здесь. Подонков, убийц, воров и предателей. В моем мире другие законы. Но за всю свою жизнь я и пальцем не тронул женщину. Я не такой ублюдок, как тебе кажется.

Она прятала глаза. Мокрые ресницы все еще дрожали.

— Я провел там десять сраных лет, Митчелл. Я видел, как гибнут мои ребята. Люди, твою мать. Думаешь, я бы пошел на сговор с алларийцами. Я, нахрен, ненавижу их! Посмотри на меня, — и он втянул носом воздух и закричал ей в лицо: — Посмотри на меня, я сказал!

Она расплакалась вдруг, и Нейл стиснул зубы. Она так горько еще ни разу не плакала при нем. Будто, все — не простит никогда. И от этого стало так больно, что Нейл прикрыл веки и судорожно выдохнул. Мягко потянул девушку к себе, чтобы утешить, но она с яростью отбилась от его рук:

— Пусти! Не трогай!

И Нейл резко отпрянул, упираясь спиной в сидении, и долбанул ногой по сидению напротив. Он так тяжело дышал, а руки так дрожали, что казалось, он вот-вот сменит ипостась.

— Что ты хочешь от меня, Митчелл? — прорычал он.

— Свободы.

— Что?

Кажется, это просто шум дождя. Не может она сказать такую откровенную глупость.

— Я хочу избавиться от метки, — произнесла девушка, глотая слезы, — и больше никогда тебя не видеть. Не знать тебя. Забыть, что между нами было.

Нейл напряженно молчал, и Митчелл неожиданно закричала:

— Оставь меня в покое! Ну, пожалуйста! Что ты привязался? — и разрыдалась: — Я верну артефакт, обещаю. Хочешь? Найду способ… Флеминг может знать… лорд Лесли… пожалуйста, отпусти меня! Нейл…

Он тяжело дышал, глядя на нее. Его радужка посветлела, пошла золотом. Он потянулся к дверце, распахнул и вышел под дождь. Засунув руки в карманы, молча прошел мимо промокших Тени и Торна, которые не рискнули его даже окликнуть. Подставив лицо дождю, Нейл просто побрел в ночь. Физические раны ничто по сравнению с тем, как изощренно его ранила Митчелл. Она въелась в его мысли, в каждый вдох, залезла под кожу. Он с ума по ней сходил. И вот — она его искренне презирает. Метка вынуждает ее желать с ним близости, но этого мало. Нейлу нужна ее любовь. Любовь, которой нет и никогда не будет.

Я постаралась выкинуть господина Олсена из головы. Сначала я всеми силами постаралась воспылать к нему ненавистью, потом — стать безразличной. Но когда возвращалась к нему в мыслях снова и снова, поняла — не выйдет. Просто забудь, Эви! Но Нейл не шел из головы. Даже когда вернулась в его дом, а отец усадил меня на стул и пытал добрых два часа под осуждающими взглядами матери и лукаво-насмешливыми сестер. Подумать только, дочь связалась с драконом, и тот не скрывает своего отношения, позволяя прикасаться к ней и даже ласково обращаться при посторонних. Стыд.

Мне пришлось подключить все свое красноречие, чтобы успокоить родных и заверить, что господин Олсен позаботиться о нас лишь на время, а потом все пойдет своим чередом. А, когда ложилась спать в комнате вместе с сестрами, отвечала на их надоедливые вопросы: «А почему он такой злой?», «Он целовал тебя, Эви?», «Он жениться на тебе?». Заткнуть Мэри и Лиз удалось только ударом подушки. Маленькие негодяйки долго хихикали, а затем громко храпели. И сон не шел.

«Вы разве не будете ночевать в комнате господина Олсена? — безо всяких ужимок спросил у меня Грейм, когда я потребовала еще один комплект белья, чтобы устроить себе ночлег в комнате с сестрами. — Стоит ли тесниться, если постель у господина очень широкая и удобная?» И, как бы между прочим, в ней спит еще и сам господин. Об этом славный камердинер предпочел умолчать, хотя все и так очевидно.

И вот я лежала в постели и глядела в потолок, вспоминая ту сцену в карете. Когда Нейл ушел под дождь, а Торн и Тень доставили меня сюда, я больше всего на свете хотела сбежать, чтобы никогда не видеть красного дракона. Он делал мне слишком больно.

Время от времени я слышала за окном оклики охраны. За нами следили и днем, и ночью. Еще бы, до меня доносились обрывки фраз: «Митчелл, кажется… приказано с нее глаз не спускать», «… он ее на руках нес, я сам видел, а она его целовала и обнимала…», «Хороша девка. Видать остепенила-таки нашего босса!»

Я засунула голову под подушку, не желая слушать.

«А ты любишь его, Эви?» — трещат в голове звонкие голоса Мэри и Лиз.

И внутри меня что-то откликается, становится нестерпимо больно, а в груди сжимается сердце — да, люблю. Его красные волосы, зловещую усмешку, прикосновения его рук, его напористость и горячие поцелуи — люблю.

И ненавижу его, потому что люблю очень сильно.

Глупое сердце хочет верить в сказку, но меня ждет кошмар. Нейл привязан ко мне меткой, а любит он Эмилин Хэмилтон. И с ней, драконицей, он был бы по-настоящему счастлив.

Дождь, наконец, перестал, и над ночной столицей засияла яркая луна. Ветер стих, и я почувствовала, как меня одолевает дрема. Сладко потянувшись, я выбралась из-под подушки и вдруг услышала мелодию «Греза моих надежд» из оперы «Раненное сердце». Мне всего пару раз удавалось побывать в столичном театре в королевской ложе, когда лорд Лесли сопровождал Константина Аллейского. Я, конечно, стояла за креслами мужчин, но ария Фернандо произвела на меня сильное впечатление.

И я, как зачарованная, спустила на пол ноги.

Суть заключалась в том, что влюбленный Фернандо, бывший развратник, раскаявшись, приходит к той, кого отвергал, и рассказывает о своих чувствах.

Прохладный пол слегка холодил ступни.

Спала я в рубашке и юбке, не решаясь раздеться, поэтому смело вышла из комнаты, подошла к лестничному пролету и перегнулась через перила, прислушиваясь к тому, что происходило на первом этажа. Слабый отблеск свечей, горящих в столовой, играл на полу бликами. Звук стал громче.

Я бесшумно спустилась, увлекаемая прекрасной музыкой.

В холе все было залито водой, будто в дом пробрался погибший в море призрак. Боязливо передернув плечами, я застыла на пороге столовой. Сердце в груди так сильно толкнулось, что я прикусила губу.

На спинку стула был навешан мокрый черный камзол — вода с него текла на пол. Трещал слабый огонек в камине, а на крышке рояля стоял треногий подсвечник.

Музыка лилась — сильные бледные пальцы гуляли по клавишам. Мокрая рубашка облепила сильное тело, рукава закатаны, ворот расслаблен, красные волосы влажными жгутами вились по спине. В зубах сигара, дым в потоках алого свечного пламени струится и мягко рассеивается под потолком.

За роялем мужчина. Красивый, как дьявол.

Пьяный, как черт.

На полу почти пустая бутылка какого-то пойла — Нейл принес с собой.

Ему идет быть плохим, он органичен. Он будто создан таким — дерзким, язвительным, пошлым… горячим и чувственным. Он мог бы быть музыкантом или художником… у него есть вкус, он не терпит фальшивки, он настоящий и искренний. Он — мой.

Снова больно — в груди будто дыра зияет, но я стою, не шевелясь, потому что мне нравится просто смотреть. И слушать. Быть частью чего-то, к чему и он причастен. На секунду ощущать себя его женщиной, защищенной и желанной.

Он восхитительно чувствует музыку. Виртуозно перебирает пальцами и курит. Порочный — само пламя. Люблю запах его одеколона и горечь его сигар.

Когда хмурится, когда язвительно смеется, когда жесток или, напротив, мягок — мой.

Кровь вскипает, и я чувствую, как на лбу выступает испарина.

Он не для меня. Я — просто человек. Меня снедает ледяной страх, пустивший холодные шипы — и сразу холодеют руки.

Меня бросает до в жар, то в холод. И только музыка спасает, выдергивает из водоворота чувств, отрезвляет.

Нейл заканчивает арию. Звучит последняя нота.

Он выбрасывает окурок, тянется к бутылке и развязно пьет. Даже это проделывает красиво, словно демон-искуситель.

— Знаешь, что это, Митчелл? — спрашивает, возвращая бутылку на пол.

— Греза моих надежд, — на удивление мой голос не дрожит. — Ария влюбленного Фернандо из «Раненного сердца».

— Эмилин научила меня играть. Эта песня подходит к случаю, тебе не кажется?

Я стискиваю зубы, и из меня вдруг зло вылетает:

— Эмилин вам сестра или нет?

— Или нет.

Понятно.

Насколько давно они «не брат и сестра» и насколько тесны их «родственные чувства»? И что за тайны скрывает семейство Хэмилтонов? Если Эмилин не дочь старого лорда, то почему он воспитал ее, как родную? И что заставило его скрывать это от лорда Лесли?

— Она влюблена в тебя!

— Я тоже ее люблю, — произнес он, поворачивая голову и внимательно глядя в мое лицо: — Ты встряла между нами, Митчелл. Я как раз собирался отнять ее у Лесли и сделать своей. Ей уже восемнадцать, и она очень хороша.

Снова ледяная улыбка на его губах. Ничего не выражающая и жестокая. А алый взгляд внимательно следит за мной, ноздри раздуваются.

— Значит, вам было бы выгодно избавиться от метки, — смаргиваю дурацкие, не пойми откуда взявшиеся, слезы.

— Нет. Выгодно мне было бы, наконец, скрепить нашу связь, Митчелл, но ты ужасная недотрога. Не справилась с простой задачей — сделать мне приятно. За что тебя Лесли ценил, вообще?

Нейл поднялся, схватил бутылку за горлышко и подошел ко мне так близко, что я прижалась спиной к косяку двери. Глядя мне в глаза, без эмоций, развязно сделал пару глотков, а затем усмехнулся:

— Не спиться?

— Вы были у лорда Флеминга и… Лесли?

— Переживаешь за своего герцога, Митчелл? — и снова усмешка. — Мы всего лишь поговорили… хотел его отделать, признаюсь. Каждый палец бы ему сломал, которым он тебя трогал.

Снова глоток из горлышка — глаза Нейла сверкают пороком.

— С тобой я стану монахом, — склоняется, пошатываясь, и упирается рукой в стену над моей головой: — Знаешь, Митчелл, я тебя ненавижу. Ты — худшее, что случилось в моей жизни.

— Это очевидно.

— Да неужели?

— Мне очень жаль, что так получилось. Вы заслуживаете другого…

— Ну да. А ты чего заслуживаешь? Согревать постель своего герцога?

— Я была в него влюблена, теперь — нет.

Мышца на лице Нейла дергается, он хмурится.

— Что же так отвратило?

— Он использовал меня и угрожал моей семье. Я не дура, господин Олсен. Что бы вы ни думали обо мне…

— Заткнись, Митчелл… — он склоняется еще ниже.

Выпивка плескается в бутылке.

— …я думаю, что ты самая лучшая женщина, которую я только встречал.

— Не пойму, господин Олсен, — а вот теперь мой голос дрожит, и это не скрыть: — Я — лучшее или худшее. Ясно, что вам и на трезвую голову сложно с этим разобраться…

— Ой, Митчелл… — он тихо смеется, — какая ты правильная. Я пьян, и что с того?

Ты очень сексуальный даже сейчас… умеешь блистать из жгучей темноты, из самого мрака.

— Это вредно.

— Воздержание — вот, что вредно. Ответь мне, Митчелл, — и он вдруг потянулся, поправил распущенные волосы у моего лица, — ты и правда хочешь, чтобы я оставил тебя в покое?

Вскинул черные ресницы, пронзая меня внимательным взглядом.

Сердце в груди болит. Стискиваю пальцы, впиваюсь ногтями в ладони. Дыхание учащается, и я понимаю, что снова разревусь. Пытаюсь сбежать, вывернуться из-под его руки, но Нейл хватает за рубашку, не давай уйти.

— Э, нет, малышка. Я задал вопрос.

— Да, хочу. Хочу! Ясно?

— Ясно, чего завелась?

— Не завелась я, — дергаюсь, но он не отпускает, а лишь насмешливо наблюдает.

— Когда все закончится, Митчелл, катись куда угодно. Так уж и быть.

Я замираю. Внутри холодеет сердце — я задушено тяну воздух.

— Куда угодно?

— Конечно.

— А метка?

— Не пытай меня на ночь глядя. Утром.

— Но…

— Утром, малыш, — он вдруг прижался губами к моему лбу, вдохнул мой запах: — Сладких снов, моя детка. До завтра.

Он пошел к лестнице, и я пискнула вдогонку:

— И тебе спокойной ночи… Нейл.

Он лишь вскинул вверх руку, потрясая пальцами.