Платформа то ползла как черепаха, то ускорялась до свободного падения, и тогда приходилось цепляться за все, что попадалось под руку.
Подземные уровни проплывали мимо один за другим. Почти все они были разрушены. Там царила тьма и громоздились руины. В черных дырах оконных проемов иногда плясали отблески костров. Да перебегали от развалины к развалине одинокие черепа.
Только на пятом уровне гремело какое-то производство, бухали прессы, гудели станки, медленно разворачивались подъемные краны и бродили рабочие в полосатых робах. Ближайшие увидели проплывающую вниз платформу с людьми и оцепенело проводили ее пустыми глазницами.
— Хорошо, что у них связи нет, — сказала Эликс. — Иначе бы нагнали групп захвата.
Профессор не ответил. Он хмурился и кусал губы, о чем-то размышляя.
На седьмом уровне вокруг шахты подъемника было выстроено просторное помещение, украшенное знаменами и транспарантами. Со стен строго смотрели портреты высокопоставленных черепов. Помещение было забито аборигенами. Они стояли ровными шеренгами, как на параде и слушали стоящего на трибуне черепа в черной хламиде с золотыми узорами. Тот вещал, размахивая руками. Увидев платформу, он замолчал и помахал костлявой ладонью. Остальные даже не повернулись.
— Кто это? — шепотом сросила Эликс.
— Понятия не имею, — буркнул профессор. — Судя по накидке, кто-то из Центрального Комитета.
— Странная реакция.
— Нормальная. Он принял меня за поставщика деликатесов. Или…
Профессор замолчал.
— Что «или»? — вклинилась Алиса. — Есть что-то хуже того, что меня нарежут деликатесными ломтями?
— Не бери в голову, дорогая. Просто делай, что я скажу. И прекращай реветь.
Перед десятым уровнем профессор вдруг дернул рычаг тормоза, и платформа, заскрежетав, остановилась.
Их окружала старая глухая бетонная стена, кое-где осыпавшаяся, кое-где заляпанная пятнами более свежего раствора.
— Нас наверняка встречают, — сказал профессор. — Поэтому идем в обход.
Он подошел к краю платформы и, держась за столб ограждения, дотянулся до стены. Бетон пошел рябью и расползся в разные стороны, открыв узкий лаз.
— Вся планета изрыта замаскированными норами, — пояснил профессор. — Некоторые из них использовались как коммуникации. А некоторые так и остались жильем для местного зверья.
— Я слышала, что здесь нет зверья, кроме тараканов, — сказала Эликс.
— Правильно слышала, — кивнул профессор, помогая Алисе подняться.
До Эликс дошло не сразу. Она глянула на дыру и представила размеры местных тараканов.
— Погоди. Ты хочешь сказать, что эти норы…
— Не бойтесь. Это древняя, давно покинутая нора. Я ею уже пользовался.
Он легко перемахнул полуметровый зазор между платформой и стеной и скрылся в черной дыре. Потом выглянул обратно.
— Чего стоите? Скоро до аборигенов дойдет, где мы свернули.
Норы ветвились и петляли, заворачиваясь то в одну сторону, то в другую. На их неровных стенках виднелись длинные глубокие борозды, и Эликс старалась не думать о размерах и твердости жвал, которые их оставили.
Она тащила за собой упирающуюся Алису и старалась не отставать от профессора. Тот постоянно останавливался у каждого поворота и ждал их, сверкая очками.
— Ты даже не знаешь, куда он нас тащит! — шептала Алиса, вытаращив бирюзовые глаза от страха.
— Не знаю.
— Может, тараканам на корм?
— Может.
— Или черепам на съедение!
— Для этого не надо было останавливать подъемник, не доехав, и соваться в нору. Нас и так ждали.
— Это он так сказал. Откуда ты знаешь, что он не врет?
— Ниоткуда.
Алиса вырвала руку из ее пальцев и плюхнулась на пол.
— Никуда не пойду, пока он все не расскажет!
Она надула пухлые губки, прижала коленки к груди и обхватила их руками.
— В чем дело, девочки? — профессор подошел ближе.
— Бунт, — коротко сказала Эликс.
Профессор подал Алисе руку.
— Вставай. Нельзя останавливаться. Скоро они перекроют все выходы, и тогда будем до скончания времен по норам бегать.
— Нет! Не встану! Может ты с ними заодно⁈ Может ты сам людоед⁈ Я никогда не видела, как ты завтракаешь! Может ты по утрам копченые женские окорока наворачиваешь⁈
— Не видела, потому что мы с тобой почти не жили вместе, — терпеливо сказал профессор. — Вон, она видела. — Он кивнул на Эликс. — Никаких окороков. Банальная освсянка и яичница.
— Не верю! Никому не верю! Ааааа!!!
Алиса повалилась на бок и застучала кулачками по коленкам.
— Успокой ее, — профессор повернулся к Эликс.
— Как?
— Ты знаешь.
— Прости, папочка. Но у меня не встанет.
Алиса в истерике каталась по полу и кричала все громче.
— Черт. От ее воплей сюда все аборигены с тараканами сбегутся.
Он поймал ее, заломил руки за спину и зажал ладонью рот. Алиса затихла, хлопая ресницами, и вся изогнулась, как стриптизерша на шесте.
— Видишь, папочка, — усмехнулась Эликс, — она явно предпочитает грубую мужскую силу.
— Черт с вами, — бормотнул профессор и перевалил Алису на живот. — Сама напросилась.
Он рывком поднял ее за бедра, заставив встать на четвереньки.
— Я правильно понял? Ты этого хочешь?
Алиса с готовностью раздвинула ляжки, уткнулась носом в пол и выпятила вверх зад.
Профессор не спеша расстегнул брюки.
Эликс сидела, прислонившись к стенке и смотрела, как все быстрее дергается худая профессорская задница. Когда к тихим девичьим стонам прибавился басовитый хрип, Эликс встала, скользнула ближе и резко впечатала ребро ладони в основание коротко стриженного черепа.
Профессор хрюкнул и повалился на бок.
— Ах, вот ты для чего просила истерику устроить, — флегматично протянула Алиса, отряхивая коленки.
— Простой алгоритм, — сказала Эликс. — Во время полового акта самцы ничего вокруг не видят и не слышат. Нужна была стопроцентая уверенность, что он не успеет отреагировать. Мы не знаем его возможностей.
— Алгоритм может и простой. Только что мы без папочки делать будем? Он хотя бы дорогу знал.
— Я ему не верю. То с олигархами лобызается, то с аборигенами. Мы для него лишь инструменты. Которые он использует в темную. Лучше сами дорогу найдем. Не отставай.
Она повернулась к проходу и тут же взвизгнула, в ужасе отскочив назад.
Проход загораживала трехметровая насекомая морда с торчащими во все стороны шипами, щетинками и разбросанной в беспорядке дюжиной фасеточных глаз.
Метровые жвалы раздвинулись.
— Дамы, — послышался грубый, как наждак, голос. — Заблудились?
Паровоз несся по тоннелям с такой скоростью, будто был не паровозом, а как минимум магнитным гиперлупом. Иногда он вылетал из тоннелей в гигантские пещеры и тогда притормаживал, будто хотел, чтобы пассажиры получше рассмотрели остатки былой роскоши. Пещеры были загромождены руинами мозаичных дворцов и вычурных строений, которые тукло сверкали, когда их выхватывал из темноты луч прожектора.
— Когда-то мы были великим народом, — задумчиво сказал череп. — Нам принадлежала вся галактика.
— И что же случилось? — вежливо спросил Третий капитан.
— Как и многие другие, мы недооценили врага, и он вбомбил нас в каменный век. Потом были долгие миллионы лет голода и мутаций.
Череп сложил костлявые руки на груди и замолчал. Ветер развевал его черную хламиду, будто пиратский флаг.
— Они считают себя потомками тех, кто все это построил, — тихо хмыкнул Второй. — Белиберда.
— Белиберда? — повернулся череп. — У меня хороший слух, хоть и ушей не видно. Вы хотите отнять у нас нашу историю?
— Нет у вас никакой истории. Вы говорите на стандартном галактическом интерлингве. А этому языку всего двести лет в обед. Ваших предков забросило сюда случайно и недавно. И отшибло им память.
— Я слышал эту версию. От одной молоденькой филологини. Она болтала без умолку, пока я не насадил ее на вертел. У нее была такая нежная поясничная вырезка. Просто таяла во рту.
— Ублюдок, — пробормотал Первый.
— Это вы говорите на нашем языке, — продолжил череп. — И это вашим предкам отшибло память. Мы называем наш язык олдос, антик или просто древний. Ему миллионы лет. Посмотрите на меня. Разве может организм так мутировать за жалкие два столетия?
— Тут жесткое излучение, — буркнул Второй. — Влияет не только на черепушку с физиономией. Но и на мозги.
Паровоз вдруг дернулся и сбросил скорость.
— Приехали! — прокричал череп сквозь визг тормозов. — Скоро вы поймете, что мир совсем не такой, каким вам кажется!
— Так скорбно и печально видеть эти нежные куски мяса, — продолжал разглагольствовать трехметровый таракан, шевеля усиками, — эти пухлые ляжечки, ребрышки с грудинкой, эти остатки содранной кожицы с трогательными татушками. Мне однажды попался отруб предплечья с надписью «Не забуду мать родную». Какая-то девчушка написала. Вы представляете? Маму! Я всю ночь проплакал. Нет! Я не позволю, чтобы вас таких… э-э… красивых… пустили на корм всяким…
Таракан потоптался и снова вонзил жвалы в стену. Во все стороны полетела гранитная пыль.
— Спасибо, — церемонно поклонилась Эликс. — Мы вам крайне благодарны… э-э… простите, как вас?..
— Пафнутий, — оторвался от стены таракан. — Меня зовут Пафнутий. Родители так назвали. Это из оперы «Пафнутий и Гермиона». Помните тот момент из второго акта, когда наконец завалили Мерзкого Гарри, и Пафнутий такой…
— Да-да, конечно помним, — перебила его Эликс.
— Ох, простите, — таракан Пафнутий воздел к потолку усики. — Времени мало. Приспешники Патриарха уже заблокировали все выходы и скоро начнут обыскивать норы. А я, вместо того, чтобы вам помогать, всю дорогу болтаю! Так не хватает общения! Мои сородичи, сами понимаете, не словоохотливы. Простите еще раз. Сейчас исправлюсь.
Огромное щетинистое чудище вдруг стремительно сорвалось с места, обежало их по потолку и скрылось за поворотом. Оттуда сразу же донесся грохот и повалили клубы пыли.
— Вот, — доложил Пафнутий, вывернув обратно. — Я обвалил боковой коридор. Это их немного задержит. И приспешников, и этого вашего профессора, когда он очнется. А я тем временем пробью новый коридор и выведу вас к… Ах да! Снова заболтался!
Он вгрызся в стену с настойчивостью отбойного молотка и стал быстро углубляться в гранитную толщу, отбрасывая лапищами измельчённую породу.
Алиса дернула Эликс за руку.
— Ты ему веришь?
Та пожала плечами.
— А у нас есть выбор?.. Простите, синьор Пафнутий! Вы сказали, выведите нас к… «К» — это куда?
— Ах, да, — Пафнутий остановился. — Я выведу вас к другому подъемнику. Там вы сможете быстро покинуть эту юдоль страданий и вознестись обратно наверх, к свету.
— Нам не нужно наверх. Нам нужно вниз. К месту под названием «Пересадочная станция».
Пафнутий окончательно замер. Потом развернулся всем туловищем.
— Пересадочная станция — это логово Патриарха. Там он живет. Жрет. И работает. Вам не нужна пересадочная станция.
— Просто доведите нас к ней поближе. А дальше мы сами.
— Исключено.
Он снова уткнулся в стену.
— Что еще за пересадочная станция? — шепотом спросила Алиса.
— Понятия не имею. Но через нее ведет единственный проход к транспортной системе. По крайней мере, так было написано в инструкциях Марска.
— Вот кому-кому, а этому косоглазому денежному мешку я бы точно не верила, — сказала Алиса. — Сперва наобещал с три короба, а когда я с ним убежала, сделал секс-рабыней и под собутыльников подкладывал.
— У тебя есть другие предложения? Нет? Тогда я пошла.
Эликс повернулась.
— Куда⁈ — Алиса вцепилась в нее обеими руками.
— Выбираться отсюда. С тараканом нам точно не по пути.
Не успели они свернуть за угол, как сзади пыхтящим монстром налетел Пафнутий и выпустил тонкие гибкие жгуты, которые в момент связали девчонок по рукам и ногам и подняли в воздух.
— Никому! — с театральным пафосом возвестил он. — Слышите? Никому не позволю причинить вам вред. Даже вам самим. Патриарх проглотит вас, не заметив. Если не верите моим словам, поверьте собственным глазам. Я покажу вам пересадочную станцию.
Пафнутий несся по норам, залам и коридорам, бережно удерживая девок под брюхом лапками и жгутами. По стенам, по потолку, перескакивая с выступа на выступ, перепрыгивая расщелины и скатываясь в овраги. Иногда по пути встречались другие тараканы, которые в панике отшатывались и прижимались к стенкам.
Остановился Пафнутий не скоро.
— Вот! — воскликнул он, разжав лапки и втянув жгуты. — Вот ваша пересадочная станция. Любуйтесь.
Они стояли в явно рукотворном тоннеле, облицованном шестиугольными каменными панелями. В стене светилось узкое окно, забранное частой решеткой. Эликс просунула нос сквозь прутья.
Увиденная ею пещера была не просто огромной. Ее размеры не умещались в голове. С высоты стоэтажного небоскреба бродящие внизу черепа казались муравьями. Ближайшая половина пещеры была заставлена вычурным оборудованием, которое едва слышно жужжало, перемигивалось и казалось с высоты игрушечным. Расставленные по периметру прожекторы уже на середине пещеры терялись в белесой дымке и казались тусклыми звездами. И еще было что-то чуть дальше у боковой стены, что-то смутно темнеющее и гигантское.
Это что-то вдруг пошевелилось.
Протяжный стон разнесся по всей пещере, отразился многократно и уполз вдаль, не желая затихать.
Волосы у Эликс встали дыбом.
У боковой стены лежал громадный, чудовищный, не менее чем полукилометровый таракан. Его пузо скрывалось траншеей, а голова упиралась в уже наполовину выгрызенную стену.
— Патриарх, — со смесью ненависти и благоговения проскрежетал Пафнутий. — На самом деле это самка. Но об этом уже никто, кроме упоротых историков вроде меня, не помнит. И никто не рискнет проверять, что у него там под брюхом.
— Это и есть пересадочная станция? — спросила Эликс, стараясь не показывать страха.
— Это ее тамбур. Предбанник. Сама станция за стеной. Патриарх уже полвека пытается до нее добраться, но как видишь смог продвинуться максимум на пару метров.
— Ты мог бы помочь. Грызть гранит — явно твой конек.
— Очень смешно. Во-первых, я к этому монстру и близко не подойду. А во-вторых там не гранит. Там бериний. Разумный металл, по древнему. Толщина стены всего метров двадцать, но пробить ее может лишь живой резак, нашпигованный миллифторианами. Это такие микробы, способные кроме всего прочего менять структуру металлов. Живут они секунд десять. Поэтому, чтобы пробить бериний, их надо очень много.
По пещере прокатился длинный хриплый гудок.
— О! — Пафнутий потер усики друг о друга. — Вовремя. Кормежка началась. Как говорится, можно бесконечно смотреть, как горит огонь, как бежит вода и как жрет Патриарх.
Далеко внизу залязгали металлические заслонки, и с трех сторон покатились к Патриарху по рельсам вереницы тележек, доверху набитых чем-то темным.
— Зачем ему пересадочная станция? — спросила Эликс, пытаясь разглядеть содержимое тележек.
— Ему? Низачем. Она нужна этим мелким уродцам. Нашим бывшим рабам. Тысячелетиями они нас кормили. А теперь кормят только его. Теперь он все сжирает. Другим остаются лишь объедки.
Первые тележки добрались тем временем до монструозного таракана, свалили ему в разверстую пасть свое содержимое и налегке покатили дальше.
— Проклятье, — проворчал Пафнутий. — Как смотрю, так все три сердца кровью обливаются. Столько еды! Столько еды! В одно рыло. А у нас личинки голодают. Этим они его и подкупили. Едой. Раскормили. Теперь пляшет под их дудку. Стену для них грызет. Раб рабов.
— Раскормили чем? — спросила Эликс, уже догадываясь, что услышит.
— Ну. Как это чем? — Пафнутий заметно сконфузился. — Той единственной пищей, что пополняет запас миллифторианов в организме. Мясом молодых самок вида хомо сапиенс. Что вы глупые вопросы задаете⁈ Вы же сами самки этого вида, если меня мои десять глаз не обманывают.
— Самки, — кивнула Эликс. — Только об этих минихторианах первый раз слышим.
— Это не удивительно. Вы по сравнению с нами младенцы. Даже о своей природе ничего не знаете. Непонятно, почему миллифторианы облюбовали именно ваши тела. Разве что из-за привычки вашего вида холить и лелеять своих самок. Ученые еще тысячу лет назад высчитали, что чем спокойнее и счастливее ваша жизнь, и чем быстрее и безболезненнее забой, тем больше в мясе миллифторианов. Рекомендации давали по разведению и откорму. Но эти тупые уродцы как держали своих самок в хлеву, как забивали молотками, так и продолжили. А результат? Тысячи лет кормили нас мясом пятой категории, где ценности с гулькин нос. И только когда наверху выстроили город… когда нагнали тысячи холеных самок… о, королевская еда, я вам так скажу. Мне пару раз попалась первая категория. А моему шурину — высшая! Представляете? Пусть это был маленький кусочек окорока, но ведь высшая! Он неделю ходил как пьяный.
— Простите, — пискнула вдруг Алиса. — А зачем вам эти… хторианы. Металлические стены грызть?
Пафнутий повернул к ней шипастую голову и уставился всеми десятью глазами, будто первый раз увидел. Молча оглядел бедра, живот, груди, вернулся к бедрам. В одном глазу что-то сверкнуло словно сработал анализатор.
— Э-э… М-м-м… Видишь ли, са… самочка… Кокаин пробовала? А героин? Мандарин? Так вот, это в сотни раз круче.
Он отвернулся к окну, явно сделав над собой усилие.
Внизу тележки с мясом продолжали кормить большого таракана.
— Так и знал! — делано возмутился Пафнутий. — Пятьсот тележек. Опять всех самок этой скотине скормили. Только объедки оставили.
Эликс прищурилась.
— Погоди. Как всех? А черепам что оставили?
— А им зачем? Они же вегетарианцы.
— Они рассказывали…
— Пыль в глаза. Чтобы боялись. И не спрашивали куда мясо девается. Патриарх, стена и станция — это их секрет. Убьют всех, но утечки не допустят. Так что нечего здесь торчать. Пошли. Отведу туда, где не достанут.
Он снова уставился на Алису.
Та на всякий случай спряталась за спину Эликс.
— Э, простите, дамы. Нескромный вопрос. Вы же премиальные. У тебя первая категория. А у нее — высшая. Ведь так?
— Если и так, то какая разница?
Пафнутий аж подпрыгнул.
— Как это какая⁈ Как это какая⁈ Да я всех родственников приглашу! Всех однокурсников! И сослуживцев! Хотя нет. Этим не хватит. Пойдемте быстрее!
Эликс отступила на шаг, толкая спиной Алису.
— Пафнутий. Дай догадаюсь. Нет никакого второго подъемника?
— Как это нет? Есть. Главный подъемник. Тот что поднимет вас туда, где точно не найдут. В ирий, эдем, рай. К господу боженьке. Я читал вашу мифологию. Пойдемте быстрее. Боженька заждался.
Он сделал шаг ближе и навис жвалами.
Алиса захныкала.
— Ты знаешь, — сказала Эликс, продолжая отступать, — мы на этот подъемник не торопимся.
— Почему?
— Так сложилось. Мы торопимся в другое место. На пересадочную станцию. Поможешь добраться?
— Тебе бы помог. Если бы знал, как. Но ее я отпустить не могу. Это выше моих сил. Я безвольный. А у нее высшая категория. Я же не череп, мне на станции делать нечего.
— Кстати, — Эликс отступила еще на шаг. — А им-то станция зачем? Не знаешь?
— Знаю. Там Майн Рид.