Целлика разогревала вчерашнее тушёное мясо на медленном огне, раздумывая, не приправить ли его чем-нибудь, когда услышала звук глухого удара, что донёсся от окна доходного дома, где она жила.
Бросив деревянный черпак в кипящую кастрюлю, она обернулась на звук и увидела, как лезвие кинжала подцепило защёлку оконной ставни. Молча ожидая того, что будет дальше, она коснулась амулета в форме арбалета.
Клинок медленно поднимал защёлку вверх, и через какое-то время замок открылся. Ставни распахнулись, и внутрь с грохотом ввалился мужчина в рваном сером плаще. Было видно, что он с трудом держится на ногах, облокотившись на оконный косяк, будто сильно устал или был ранен.
Целлика вспомнила, что от испуга перестала дышать, взволнованно охнула и бросилась к нему, не обращая внимания на дождь, врывавшийся сквозь распахнутое окно.
— Ты ранен? — спросила она.
Полурослица провела рукой по груди и хмуро уставилась на кинжалы, торчащие из предплечья и левой руки. Они большей частью застряли в кожаной броне, но крови было предостаточно.
— Что случилось?
— Тебе стоит закрыть окно, — произнёс Тенеубийца. — Я не…
Его слова прервал хриплый кашель.
— Мне кажется, что проблема не в дожде, — сказала полурослица. — Проклятье, лопух, ты опять использовал своё исцеление на кого-то другого. Сколько можно повторять? Если оно нужно, используй его на себя.
Она стала снимать с него шлем.
— Дай я сейчас…
Бессознательно полурослица вложила приказ в свои слова, но сопротивление мужчины позволило ему проигнорировать внушение. Он отстранился и сам сорвал с головы шлем. Целлика успела заметить кровь на губах мужчины прежде, чем тот отшвырнул от себя форму. Шлем со звоном ударился об стену, затем о пол, откатился в угол и застыл на месте.
— Я не могу — просто не могу, — руки Тенеубийцы обхватили лицо, словно он собирался зарыдать. — Я совершил ошибку, Целли. Я не… я не хотел никому причинять вреда.
— Конечно, — Целлика не знала, что случилось, но явственно слышала отчаяние в его голосе. — Я уверена, что ты сделал всё возможное, Кален.
Влажные бесцветные глаза мужчины смотрели на неё. Тут он закашлялся, его вырвало, и полурослица едва смогла удержать Калена. Она понимала — мужчина был обессилен постоянной спешкой, препятствиями и сражениями. И, несмотря на зачарованную обувь и то, что он был меченым, мало кому под силу выдержать подобные испытания.
— Отдохни, — произнесла Целлика. — Всё нормально, всё хорошо.
Полурослица почувствовала, как тело Калена расслабилось, повинуясь воле её голоса. Несмотря на то, что божественный дар не обладал особой силой, женщина благодарила судьбу за эту мощность.
Кален хрипел, его бил озноб, а Целлика обнимала друга точно так же, как в детстве, на грязных улицах Лускана — там, где не было места ни жалости, ни состраданию. Когда ему было больно, или она просыпалась от ночных кошмаров, они обнимались вот так — как брат и сестра, хоть и не родные.
Через какое-то время Целлика заговорила:
— Ты не должен так поступать, — прошептала она.
Кален покачал головой и, прихрамывая, направился к столу.
— Поговорим об этом утром, — вымолвил он.
— Уже утро, — парировала Целлика.
Мужчина вздохнул:
— Тогда в полдень.
Полурослица осторожно извлекла кинжалы, застрявшие в броне, и, расслабив ремни, сняла её с Калена. Мускулистые грудь и плечи были покрыты шрамами — следствие многолетних тренировок. И крови на нём было не меньше, чем пота.
— Это ужасно, — испуганно пробормотала Целлика. — Я найду священника и…
— Нет, — отрезал Кален. — Неси иглу и нитки.
Её передёрнуло. Само собой, ему не нужно магическое исцеление. Он считал, что заслужил шрамы: Кален хотел, чтобы они не давали ему забыть. Каждый из них напоминал ему о случайных жертвах. От этой мысли Целлику бросило в дрожь.
Полурослицу беспокоило то, что Кален, казалось, не чувствовал, как она прокалывает кожу иглой и сшивает раны нитью. Лишь один раз мужчина вздрогнул, когда она коснулась самой глубокой ссадины на его теле.
— Ты чересчур упрям, — произнесла Целлика. — Не дорого ли обходится тебе искупление?
Кален собирался было ответить, но с губ сорвался лишь хриплый кашель. Он сплюнул кровавый сгусток в ладонь.
— Не волнуйся, — пробормотал Дрен, сплюнув ещё кровь. — Скоро это пройдёт.
Кален вытащил помятый кусок пергамента и протянул полурослице:
— Не могла бы ты выбросить это?
Целлика взяла свиток и нахмурилась. От него пахло потом и духами.
— Тебе не стоит беспокоиться об этом, — сказала она. — Ты же знаешь, от этого будет только хуже.
— Я знаю, — кашляя, отозвался Кален. — И ощущаю всю тяжесть этой ночи.
Мужчина вздрогнул, но вовсе не из-за иглы.
— А что, если ты потребуешься Рэйз сегодня? — спросила полурослица, вцепилась зубами в нить и резким движением разорвала её.
Кален отстранённо уставился на стол. Боль исказила его лицо — призраки содеянного, о котором ведал только он сам.
Глаза мужчины закрылись, и Кален вздохнул:
— Не потребуюсь, — произнёс он, наконец.
Целлике почудилась тень за окном, которая явно не принадлежала Калену. Но стоило полурослице туда кинуть взгляд, как тень исчезла.
Рассветное солнце, подумала она.