— Ты здесь, — произнёс Кален и потянулся. Хотя он и не ожидал никакого боя, мужчина не рискнул поворачиваться к полуэльфийке спиной и проверил нож на поясе. Больше он не делал никаких поспешных движений и не позволил своим глазам отвлечься на соблазнительные изгибы под одеялом. — Целлика впустила тебя?
— Да, — Файне закусила губу, а её улыбка померкла из-за прохладного тона Калена. — И нет. Она не помнит, что я здесь. Я заговорила комнату, — девушка кивнула на дверь, — ни один звук не услышат.
— Ты… — Кален поморщился — голова гудела из-за ззара — и почесал покрытый щетиной подбородок. — На тебе что-нибудь есть помимо одеяла?
Медленно Файне опустила его край — стала видна тонкая белая лента вокруг горла, с которой свисал чёрный драгоценный камень. Затем девушка вновь натянула одеяло до носа.
— Агх, — кашлянул Кален и постарался не смотреть на неё.
Файне закатила глаза. Она села и обмотала вокруг себя одеяло.
— Это глупо, я знаю, и я дура потому, что пришла сюда, но мне просто нужно было кое-что сказать, Кален. Ты больше никогда в жизни не увидишь меня после этого, но я должна тебе это сказать.
Кален подошёл к кровати, но остался стоять.
— Тогда скажи.
На мгновение в воздухе повисла гнетущая тишина. Они смотрели друг на друга.
Кален видел Файне почти голую в храме, но это было по-другому. В пылу битвы, когда у него кипела кровь. Сейчас мужчина видел, какая у неё гладкая и нежная кожа. Девушка была совсем беззащитна без одежды. Она выглядела моложе и меньше — такой хрупкой.
Словно Мирин.
Как будто Файне могла читать его мысли и хотела — жаждала — чтобы он обратил внимание на неё, девушка открыла рот и начала говорить.
— Я…ох, Кален, я совершила ужасную ошибку, — произнесла полуэльфийка. — Из-за меня умерла женщина — виной тому стали мои выходки. И…и я хотела сказать тебе, что мне жаль.
Кален отвёл взгляд и посмотрел на окно.
— Не надо, — только и сказал он.
В глазах Файне стояли слёзы.
— Кален, прошу. Просто позволь мне сказать это.
Девушка села прямо и придвинулась к нему. Когда Дрен шагнул в сторону, полуэльфийка осталась на постели, смотря на него снизу в верх.
— Ты был…ты был прав насчёт меня, — хлюпнула девушка носом. — Я и есть глупая девочка, которая не думает о нанесённом другим вреде. За всю свою жизнь я только и сотворила море лжи и разруху. У меня к этому талант и способности под стать, и именно так я зарабатываю деньги. Всё, что я когда-либо делала, — это выставляла в центре скандала других, когда честных граждан, когда — нет, за звонкую монету, — Файне вытерла пальцем нос.
— Порой я так поступала с дворянами и пижонами, иногда — с людьми, которые действительно что-то значили: купцы, политики, торговцы, иностранные представители. За что бы они не боролись, во что бы они не верили, мне было наплевать. Я знаю, я была редкостной сукой, но мне было наплевать.
Файне шмыгнула носом и выпрямилась, посмотрев ему прямо в глаза.
— Я…я то же самое сотворила с Лориэн и Айлирой, но я не хотела, чтобы кто-нибудь пострадал, — девушка потупила взор. — Ты веришь мне, да? Я не хотела…
Кален молчал, но положил ладонь на рукоять кинжала на поясе. Тот был дешёвой, грубой железкой, лишённой изящности Защитника, но способной убивать не с меньшей эффективностью. Он провёл весь день в поисках Файне, но Дрен не понимал, что причиной тому был не в меньшей степени гнев, чем беспокойство.
Кален не знал, что должен чувствовать.
— Объясни, почему я должен тебе верить.
— Зачем мне врать об этом? — спросила Файне.
— Я не знаю — но ты и так врёшь, — Кален достал из сумки скатанный в трубку «Менестрель». Он развернул его и положил на стол, а затем вытащил кинжал и вонзил точно в её псевдоним, пришпилив листок к столу. — Объясни это, — потребовал он.
Девушка обернулась вокруг себя одеяла, поднялась и босая подошла к нему.
— Ох, Кален! — Файне отпрянула от газеты, словно та была шипящей на огне кастрюлей с кипятком. — Эта…эта тварь убила мою мать. Я…я просто хотела причинить ей боль и всё. Но я не хотела, чтобы кто-нибудь умер — это сделал Рас.
— Откуда мне знать, что это не ты его наняла?
— Я говорю тебе правду! — закричала Файне. — Ты видел, как он пытался убить меня. Он бы так и сделал, если бы ты не пришёл! — она всхлипнула. — Я не хотела, чтобы кто-нибудь умер.
— Я не верю тебе, — Кален положил руку на рукоять кинжала — жест одновременно указывал на газету и таил скрытую угрозу. — Зачем писать это? Ты знаешь, кто убил Лориэн.
— Я…я была расстроена, Кален! — глаза полуэльфийки были на мокром месте. — Ты не понимаешь! Я была там, когда она убила мою… Я видела, как это случилось! Я ненавижу эту женщину, Кален! Я ненавижу её!
Файне схватила «Менестрель» со стола, порвал его о кинжал и швырнула на пол. Последовавший крик сотряс комнату.
Кален вздрогнул и оглянулся на дверь, но Файне сказала правду. Не будь комната зачарована, Целлика бы уже была здесь.
— Тогда почему не убить её? — спросил Кален. — Почему Лориэн, а не Айлиру? — он приблизился к ней: захоти, Дрен смог бы схватить её за глотку.
— Я не...мне не нравятся некоторые, да, — ответила Файне. — Я ненавижу их. Я ненавижу каждого, особенно её…но я не ненавижу так, чтобы убить. Я не такая, и я…и я должна тебе это показать.
— Почему я так много значу?
Файне вытерла глаза и нос.
— Потому что я так не могу — только не с тобой. Я не могу лгать тебе или обманывать. Ты всегда знаешь это — всегда знаешь, — она вновь всхлипнула. — Это сперва так раздражало, но…есть что-то между нами, Кален. И это нечто, что я не могу понять.
Кален посмотрел ей в глаза. Какими насыщенными они казались — светлые влажные озёра серых облаков на полуэльфийском лице. Какими искренними и правдивыми.
— Я должна знать, Кален, — девушка с видимым усилием успокоила себя, руками схватившись за плечи. — То…то, что есть у нас, оно реально? Могло ли такое на самом деле случиться между теми, кто встретился лишь раз? Я никогда не любила и… — она оборвала себя и потупила в пол. А потом зло, раздражённо продолжила. — Я не понимаю! Это не…это нечестно!
— Файне, — сказал Кален.
— Ты! — крикнула девушка. — Единственный мужчина, которого я не могу получить — единственный мужчина, от которого я должна бежать, но не могу покинуть. Даже сейчас, я стою голая перед тобой — тобой, порицавшим меня, отказывавшимся от меня, угрожавшим меня арестовать — и я не могу уйти. Я просто не могу забыть тебя.
Слёзы полились по её щекам, а Кален не мог заговорить, даже если бы попытался.
— Я должна знать, люблю ли я тебя по-настоящему, и любишь ли ты меня, — произнесла полуэльфийка. — Мне нужно…мне нужно что-то настоящее в жизни, полной теней и лжи. Имеет ли это хоть какой-то смысл? Ты понимаешь?
Кален отвёл взгляд и всё равно встретился с ней глазами. Мужчина взвесил её слова, попробовал прочесть язык тела на предмет лжи, но ничего не нашёл. Насколько он мог судить, всё сказанное было правдой.
Её жизнь была полная теней и лжи, подумал Кален. Как его собственная.
— Ох, Кален, — сказала Файне. — Скажи что-нибудь…что угодно, прошу.
Дрен повернулся к ней.
— Это неправда.
Файне замерла, словно один только его взгляд обратил девушку в камень.
— Что неправда?
— Что женщина умерла из-за тебя, — сказал Кален. — Ты не посылала Раса убить её.
Файне шумно вдохнула.
— Я верю тебе, — произнёс мужчина. — Твоя игра была бездумна и лишена принципов. Именно поэтому Лориэн застали врасплох, но всё же, это не твоя вина…
Файне обвила рукой его шею и со страстью поцеловала его. Кален от неожиданности сделал шаг назад. Мужчина мог ощущать силу поцелуя и мог чувствовать вкус её губ на своих даже сквозь онемение. В ушах зашумела кровь, и Кален мог чувствовать, как стук сердца эхом раздаётся у него в голове.
— Нет, — отстранилась Файне. — Нет. Мне жаль. Я просто…я должна была. Прости.
— Что это?
Файне пошла к своей одежде, оставленной на кровати.
— Ты любишь её, — сказала девушка.
— Ха, — тряхнул головой Кален.
— «Ха»? — горько засмеялась Файне. — Эта девочка вмешивается практически во всё, во что может, когда вы вместе — во всё. Она восхищается тобой — твоим видом, мыслями о тебе. Она тебя любит, ты, кретин. А ты, — глаза полуэльфийки сощурились, — ты любишь её тоже.
Дрен покачал головой.
— Нет.
Файне остановилась и с осторожным любопытством посмотрела на него.
— Ты уверен?
Девушка шагнула к нему, и Кален почувствовал, как внутри него разгорается пламя — он хотел её, он хотел сражения. С ней всегда будет именно так, подумал он.
— Что же тогда ты чувствуешь? — спросила она. — Что ты чувствуешь прямо сейчас?
Ему в голову пришло идеально подходящее слово. Кален грустно улыбнулся.
— Жалость.
Чего бы Файне не ожидала, это её удивило.
— Жалость к ней? — её голос внезапно охладел. — Жалость ко мне?
— К себе, — покачал головой Кален. — Она заставляет меня желать стать лучшим человеком.
Файне отпрянула, словно он влепил ей пощёчину.
— По мне, это похоже на любовь.
Девушка решила было отвернуться, но мужчина поймал её за запястье.
— Нет, — произнёс он.
— Нет?
Он покачал головой.
— Что ж, спасибо Деве Неудачи, — сказала Файне, с гордостью подняв голову. — Мне начало казаться, что я тебе больше не нравлюсь.
Чистая, невозмутимая уверенность в её глазах — глумливое озорство и едкие слова, бесстыдная игривость — всё это вызвало у Калена улыбку. Бравада этой женщины изумляла его.
Файне не была скромной и задумчивой, как Мирин, а, наоборот, самодовольной, непоколебимо уверенной в своём очарование. Кален восхищался её заносчивостью. Девушка была неизменна, незыблема, совершенна в своём несовершенстве.
Он сказал ей то, что не сказал Мирин — что никогда бы не посмел сказать ей. Кален хотел остановиться, но не смог.
— Я болен, Файне.
Та уставилась на него, словно стараясь понять, правду ли говорит он. Наконец, девушка кивнула.
Кален продолжил.
— Ещё в детстве я слабее других чувствовал боль. Мои пальцы покрыты шрамами от собственных зубов, — Дрен показал ей руки, — равно как и мои губы, — мужчина их облизнул и выпятил, чтобы было лучше видно. — Я просто…я просто этого не чувствовал.
Файне кивнула, а её серые глаза стали чуть больше.
— Я бы умер, но один негодяй принял и взрастил меня вместе с остальными сиротами, — сказал Кален. — Он научил меня, как наносить боль, которую я не мог почувствовать — как использовать моё «благословение» к собственной выгоде. Или, например, его.
— Звучит похоже на моего отца, — сказала Файне. Когда Кален остановился, она махнула рукой. — Но это твоя история — прошу, продолжай.
— Я, наконец, научился чувствовать, но это было спустя долгое время, когда моя кожа уже огрубела. В шесть лет я лишь вздрагивал от ударов, от которых взрослый мужчина скулил бы от боли на полу.
Кален видел, как глаза Файне осматривают шрамы на рёбрах и груди, некоторые из которых были очень старыми. Каждый из них Дрен помнил очень хорошо.
— Я убил своего хозяина, когда сам был всего лишь ребёнком, — сказал Кален. — Он был жестоким стариком, и я не испытывал к нему жалости. Мне было жаль взрослых сирот, которым за долгие годы он причинил столько боли… но, пойми, меня в большей степени беспокоил только я сам.
Файне кивнула. Она поняла.
— Я был вором, гнусным вором, — продолжил Дрен. — Со мной творили разное — ужасные вещи — а видел я гораздо худшее. Так что, когда я причинял боль остальным — убивал порой — я ни о чём при этом не думал. Я использовал собственный клинок, чтобы добыть деньги — или еду. Или просто потому, что нужно было выместить гнев, как это зачастую бывало. При рождении я уже был закалён сильнее стали, а со временем становился всё жёстче.
Кален почти хотел, чтобы Файне сказала, что ей жаль — словно та могла принять на себя часть вины за весь мир и даровать искупление. Но девушка лишь смотрела на него, внимательно слушая.
— Оставшись без хозяина, мне пришлось просить милостыню на улицах — предлагать собственные услуги за еду или кров. Вскоре после этого я повстречал Целлику, и она стала мне как сестра. Тем не менее, старания предыдущего хозяина не оказались напрасными — я стал камнем не только снаружи, но и внутри.
— Целлика тоже выросла в Лускане? — Файне кинула взгляд на дверь. — Она выглядит слишком мягкой.
— Она была узницей, — пожал плечами Кален. — Спаслась из хватки одного демонического культа.
— Культа? — Файне выглядела обеспокоенно. — Какого рода культа?
Кален снова пожал плечами.
— Целлика не распространялась сильно об этом, а я не спрашивал, — ответил он. — Я случайно её встретил, и она вылечила мне сломанную руку. Исцеляющее наложение рук.
— Ммм, — кивнула Файне. — Она была хорошей подругой?
— Я поначалу её тоже ненавидел, — сказал Кален. — Как только моя рука исцелилась, я ударил её, но только раз, — мужчина грустно усмехнулся. — Она положила меня быстрее, чем ты бы могла сказать собственное имя.
Файне хихикнула.
— Подобного и не подумаешь, глядя на неё.
— Крепкая маленькая девчушка, — произнёс Кален, и они с Файне вместе улыбнулись.
Затем Дрен остановился, не желая рассказывать ей историю о Гедрине или обретении Защитника, что, по сути, не имело значение. Это бы придало ненужный элемент благородства в его историю, а этого он как раз и хотел избежать. Не было места благородству в те времена.
— Когда мне было восемь, я…я совершил ошибку. Я сделал нечто ужасное, и мой магический шрам проявился с полной силой. Я не мог двигаться в принципе.
Он попытался отвернуться, но девушка сильнее сжала руку и посмотрела ему прямо в глаза. Кален стиснул зубы.
— Я был парализован, заперт в собственном мёртвом теле, не чувствовавшим ничего, но видевшим и слышавшим всё. Это было сродни моей детской болезни, но усиленной в стократ. Взрослый человек сошёл бы с ума, и, возможно, я тоже — я не знал, смогу ли когда-нибудь в принципе пошевелиться. Я даже не мог убить себя — только лежать и ждать смерти.
Дрен сжал кулаки так сильно, что смог почувствовать впивавшиеся в кожу собственные ногти — скорее всего, выступила кровь. Файне была рядом и смотрела прямо на него, жадно хватая каждое слово.
— Я молился — кому-то или чему-то, что могло услышать, — произнёс Кален. — Я молился каждое мгновение о настоящей смерти, но боги не слышали меня. Они покинули Лускан и каждого его жителя.
— Ты был верующим? — переспросила Файне. Голос девушки был почтительно тих, почти благоговеен. — Странный выбор для попрошайки.
Мужчина пожал плечами.
— Целлика тоже не верила в богов — исцеление даровали ей нужда, необходимость и потребность в спасение. Но она верила в правое дело, и определённо верила во зло. И хотя мне казалось, что дать мне умереть было бы милосерднее, каждый день она убеждала меня, что будет помогать, несмотря ни на что. Она любила меня, как я потом понял, но на тот момент мне этого было не понять.
Целлика не давала мне оголодать. Она заботилась обо мне, когда любой другой бросил бы меня умирать. Я её ненавидел за это — за то, что она не позволяла мне сдохнуть — но в то же время, и любил. Она кормила меня, мыла и читала порой. — а порой просто сидела рядом, разговаривая или просто молча. Просто была со мной, когда у меня не было ничего.
И, в конечном счёте, я начал молить о жизни. Просто о крохах жизни — лишь бы дотронуться до её щеки, обнять, поблагодарить. А затем бы смог отдохнуть, — Кален провёл рукой по щеке Файне. — Ты понимаешь?
Файне серьёзно кивнула.
— Что случилось?
— Ничего, — ответил Дрен. — Никакой бог не спустился с небес, чтобы спасти меня — никакие мольбы не вернули жизнь в моё тело. Я был одинок, и только Целлика была рядом, которая не могла сражаться за меня. Я должен был бороться сам.
Файне промолчала.
— Я перестал молиться, — сказал Кален. — Я перестал просить. Однажды… — он оборвал себя.
Мужчина сделал глубокий вдох и начал заново.
— После того, как я спасся от хозяина, но перед моей ошибкой — когда я был мальчишкой-попрошайкой восьми зим. Кое-кто сказал мне никогда не молить ни о чём. Великий рыцарь по имени Гедрин Тенеубийца.
Что-то, похожее на узнавание, мелькнуло в глазах Файне — имя, решил Кален.
Дрен продолжил.
— Он не спрашивал, почему я прошу милостыню — ничего о моём прошлом или о том, кем я был. Ему было всё равно. Он лишь сказал мне, не сказав никаких условий, чтобы я никогда ни о чём не молил. Затем рыцарь меня ударил — отвесил оплеуху, чтобы я запомнил.
— Как он мог! — Файне прикрыла рукой усмешку, а глаза блеснули весельем.
Кален хмыкнул.
— Это было последнее, что мне кто-то говорил прежде, чем меня парализовало, — произнёс мужчина. — И когда я лежал недвижимо, едва способный дышать или жить, я понял, что он был прав. Я перестал молить кого-нибудь спасти меня и начал бороться за собственное спасение сам. Не позволить себе умереть. Не сейчас — я знал, что умру, но не сейчас, — Кален разжал кулаки. — Затем, медленно — боги, как же это было медленно, — всё вернулось. Ощущение. Движение. Жизнь. Я мог снова разговаривать с Целликой. Я сказал ей, чего хотел — умереть — и она расплакалась. Попроси я её, и Целлика сделала бы это, но я не стал. Она убедила меня подождать — десять дней, посмотреть, станет ли лучше.
Рыцарь закрыл глаза и выдохнул.
— Стало. Очень медленно, но я поправился: Целлика помогала мне учиться заново двигаться и поддерживала, — проговорил Кален. — Но я знал, что всё временно. Когда у нас появились деньги на найм жреца, тот сказал, что во мне до сих пор живёт отголосок Магической Чумы — магический шрам, пожирающий меня изнутри. Возможно, он у меня с рождения.
Он размял пальцы.
— У некоторых это затрагивает дух, разум или сердце — мой влияет на тело. Онемение вернётся — возвращается — сильнее, с течением времени. И вместе с этим моё тело понемногу умирает, — Кален пожал плечами. — Я слабее ощущаю боль — и не только её. И хотя это делает меня сильнее, быстрее, даёт способность вынести больше, чем остальные, но, в конечном счёте, оно же убьёт меня.
Дрен посмотрел в окно: за стеклом барабанил дождь.
— У меня был выбор, — продолжил гвардеец. — Я мог провести собственную жизнь в страхе перед шрамом, или же я мог принять его. Я пошёл по пути, что лежал передо мной. Я принял наследие Хельма и последовал Оку Правосудия.
Словно его голос вогнал девушку в транс, Файне мигнула и задумчиво надула губы.
— Хельм? Это не бог стражей? Мёртвый бог стражей?
Кален промолчал.
— Я не знаю, знаешь ли ты собственную историю, но Хельм умер почти сотню лет назад, — сказала Файне. — Твои силы не могут исходит от мёртвого бога — в таком случае, какой бог их дарует?
Кален задавал этот вопрос самому себе бесчисленное число раз.
— А имеет ли это значение?
— Нет, — улыбнулась Файне и прижалась ближе к нему. — Нет, не имеет.
Она дотронулась до его уха губами, затем зубами. Кален мог это чувствовать — достаточно, для того, чтобы понимать, что полуэльфийка делает — а это значит, что она, должно быть, сделала ему больно. Мужчине было всё равно.
Файне спустилась чуть ниже и укусила за скулу. Она прижалась к нему щекой, тёплым дыханием взволновав волосы на шее.
Несмотря на всё это, Кален стоял, как статуя.
— Я знаю, что ты можешь чувствовать это, — в глаза Файне играли бесовские огоньки. — Интересно, что ещё я могу заставить тебя почувствовать? То, о чём маленькая девочка не может даже и мечтать…то, что твоя начальница Арэйзра даже не знает.
Кален сдержанно улыбнулся.
— Только, — сказал он, — если ты мне кое-что дашь.
— И что, — спросила полуэльфийка, целуя немые губы, — же это?
— Скажи мне своё имя, — произнёс Кален.
Файне отступила на шаг и смерила мужчину холодным взором.
— Ты не доверяешь мне даже сейчас?
Он пожал плечами.
— Хорошо. Действительно, не могу тебя винить, — согласилась Файне. — Риен. Это моё настоящее…
Кален тряхнул головой.
— Нет. Не оно.
— Боги! — Файне положила голову ему на плечо и тесно прижалась к обнажённому торсу, ещё раз поцеловав шею. Кален почувствовал острые зубы девушки — наверное, выступила кровь. Файне облизнула губы прежде, чем отступила в сторону, так что он не мог сказать наверняка. — Риен моё истинное имя, данное мне матерью перед смертью.
— И это значит обман на эльфийском, — сказал Кален. — Не нужно обманывать меня.
Девушка тихо выругалась, не переставая улыбаться. Затем она надкусила его мочку и обдала горячим дыханием в ухо. Дрен знал, что бесчувственная кожа покраснела, но он не мог чувствовать.
— Ты можешь перестать лгать, — вздохнул Кален.
— Эм? — Файне поцеловала его в губы достаточно сильно, чтобы он почувствовал — достаточно сильно, чтобы на них выступила кровь.
— Тебе не нужно притворяться, что любишь меня, — сказал Кален.
С последним, нарочито длинным поцелуем в край губы Файне отодвинулась и прямо посмотрела на него. Глаза девушки сверкнули в свете свечи.
— Как смеешь ты, — произнесла та наполовину шутя, наполовину серьёзно.
— Всё это, — сказал Кален. — Всё это всего лишь игра. Не так ли?
Лицо Файне исказилось злобой и холодом — от шутки не осталось и следа.
— Как смеешь ты.
Файне занесла руку, чтобы отвесить пощёчину, но Кален перехватил её.
— В этот раз, — сказал мужчина, — твой гнев выдал правду.
Файне молчала довольно долго. Кален положил руку ей на локоть и понадеялся, что сжал недостаточно сильно.
— Это всё из-за той девчонки, да? — высказала Файне. Девушка подняла палец и ткнула в него. — Из-за той маленькой голубовласой девки, от чьих татуировок ты сходишь с ума, так?
Она сняла костяную палочку с пояса и провела ей вокруг головы. Полуэльфийка наложила на себя иллюзию — та накрыла её каскадом искр, подсветивших всю фигуру, которая медленно преобразилась. Перед ним стояла Мирин в красном шёлковом платье.
— Это то, чего ты хочешь? — раздался мягкий необычный голос. Файне в обличии Мирин опустилась на колени и сложила руки. — Прошу, Кален — прошу, трахни меня! О боги! — она дотронулась до себя и застонала. — Я не могу ждать, Кален! Ох, прошу! Ох, возьми меня сейчас!
— Это низко даже для тебя, — пожал плечами Кален.
— Даже для меня? Ты и понятия не имеешь, насколько сильно я могу пасть, — произнесла Файне голосом Мирин. — Тебе это понравится, Кален? Смотреть, как твоя дорогая возлюбленная ведёт себя настолько испорченно, как только я могу?
— Она сильно хороша для меня, — сказал Дрен. — Для любого из нас.
— А я тогда что — идеальная замена? — Файне показала ему язык. — Ты мне отвратителен.
— Нет, — произнёс Кален. — Не отвратителен.
— О? — Файне скрестила руки — принадлежавшие Мирин — и восхитительно надула губы.
Девушка ещё раз достала палочку и развеяла иллюзию. Снова появилась внешность полуэльфийки, на мгновение затмившая нечто более тёмное. Всего лишь краткий миг, но это заставило его задуматься…
— Почему, о мудрый рыцарь теней, — вопросила девушка. — Почему я не ненавижу тебя?
— Потому что ты, как я, — сказал Кален. — Любимица тьмы.
Файне просто смотрела на него некоторое время, в глазах у неё стояли гнев и вызов. Каждая частица горела — жаждала прыгнуть вперёд и схватить, сорвать одеяло с её тела, забыть о паладинстве и дать волю негодяю из Лускана, живущему в сердце.
— Я должна идти, — произнесла девушка наконец. — Ты и я… она предназначена для тебя, Кален, а не я. Она лучше для тебя, — Файне хотела уйти, но Кален остановил её. На этот раз его хватка была уверенней.
— Я знаю лучше, что мне нужно, — проговорил Кален. — И я хочу тебя, а не её.
Файне беззвучно мигнула, глядя на него.
— Покажи мне, — Кален провёл пальцами по щеке девушки. — Я хочу увидеть твоё истинное лицо.
Дрен увидел, как она дёрнулась, чуть ли не почувствовал, как каждый её волосок стал дыбом — так могла встать дыбом шерсть у льва, готового к прыжку.
— Но ты и так видишь моё лицо, — опасным тоном проговорила девушка. — Я стою перед тобой без всяких иллюзий.
— Это ложь, — произнёс Кален. — Я снял свою маску ради тебя — сними и ты свою ради меня.
Он до сих пор держал её за запястье. Показалось ли Калену, что у неё участился пульс, или оно так и было? Дрен чуть ослабил хватку.
— Беги, — сказал Кален, — или сними маску. Выбирай.
— Кален, ты не… — ответила девушка. — Пожалуйста. Мне страшно.
Возможно я жесток, подумал Кален. Но Гедрин показал ему цену боли той оплеухой. Боль показывает, кто мы на самом деле.
— Ты хочешь, чтобы всё было по-настоящему, тогда выбирай, — он покачал головой. — Я больше не буду просить.
Дрожа, Файне смотрела на него и сделала три глубоких вздоха. Он был уверен — абсолютно уверен — что девушка сбежит. Но затем она достала палочку недрогнувшей рукой. Кален увидел, как она напряглась, почти почувствовал, как всё внутри Файне бушевало и трепетало, словно лодка в сердце шторма, но девушка осталась спокойна.
Словно такой же вор, каким он когда-то был.
— Хорошо, — только и сказала Файне.
Она выставила перед собой палочку, и фальшивая Файне медленно исчезла, словно тяжёлые одежды, оставившие её нагой. Проступил настоящий облик — лицо, кожа, волосы и само тело. Всё поддельное исчезло, и появилась настоящая она. Несмотря на форму, она была всего лишь женщиной, стоявшей перед мужчиной.
Кален ничего не сказал, лишь смотрел на неё.
Наконец, Файне отвела взор.
— Неужели я… — голос дрогнул. — Неужели я действительно так противна?
Она попыталась уйти, но Дрен поймал её за руку ещё раз.
— Твоё имя, — сказал Кален. — Я хочу твоё имя.
Глаза Файне наполнились слезами, но решимости в них не убавилось.
— Эллин, — сказала она. — Эллин, к сожалению, — девушка сжала кулаки. — Это моё имя, будь ты проклят.
— Нет, — Кален посмотрел на неё. — Нет, это не так.
У Файне подогнулись колени.
— Да, это…
Затем он поцеловал её, заткнув рот.
Кален поцеловал ещё страстнее.
Одеяло соскользнула на пол, и новое разгорячённое тело прижалось к нему.