Темноты

Пролог

Тёмный ливень накрыл город. Он барабанил по булыжным мостовым, в его струях смазывался свет уличных фонарей. Здания, величественно возвышавшиеся при свете дня, с приходом темноты превратились в бесформенные глыбы камня и дерева. Тёмный ливень смыл весь лоск с Города Роскоши[1], превратив величественный город в нечто гораздо более холодное. Более тёмное.

Из-за дождя город стал походить на подземный мир. Под скользкими улицами, в тёмных проходах, оставшихся от древнего наследия ушедших цивилизаций Фаэруна, лежали Темнóты. Под городом, под горой протянулись смертельно опасные залы, не знавшие дневного света.

Когда-то этот лабиринт называли Подгорьем[2], сбывшейся мечтой безумного волшебника по имени Халастер[3] — на самых нижних уровнях обитали создания его искривлённого рассудка. Верхние же стали прибежищем для всякого сброда: отчаявшихся, иссечённых магией, готовых собственную мать продать за пару медяков представителей любых рас.

Кто-то говорит, что Темнóты являются лицом собственных обитателей; кто-то — наоборот. Как бы там ни было, подземелье превратилось в прибежище утративших последнюю надежду. Там, где некогда были монстры, ныне живут люди, эльфы и дварфы.

В одном из тёмных залов человек с горящим клинком в руках был окружён врагами. Повсюду были злобные лица, на которых танцевали тени от света меча.Руки и ноги мужчины сковало оцепенение, но воин не подавал и виду. Он припал к каменному полу, опираясь на него левой рукой. Тело мужчины было напряжено, как у ощерившегося волка. Воин склонил голову, его меч опустился, но он не был сломлен. Рыцарь среди теней.

Тьма, подумал он. Я стану тьмой, где есть лишь только я.

Шестеро стояли вокруг него, рыча и прожигая взглядами. Сначала их было десять: четверо лежало и стонало под стеной. По ним бегали тени от света сверкающего меча, с чьего лезвия на пол капал серебряный огонь.

Он дал им шанс сдаться. Они рассмеялись.

Сейчас веселья поубавилось. Самый большой — огромный детина, чьи свиноподобные черты и желтовато-зелёный цвет кожи выдавали примесь орочьей крови, — сплюнул на пол. Жёлтый плевок попал на стальную перчатку.

— Не на тех напал, герой, — сказал полуорк, похлопывая ладонью по рукояти моргенштерна. — Бросай меч, и мы убьём тебя быстро.

Мужчина улыбнулся сквозь прорезь в полном шлеме. Оцепенение медленно охватывало всё тело, лёгкие горели от дыма. Но он не упадёт.

— Забери его сам, Дремвик! Забери! — подзадорили главаря бандиты.

Да, подумал рыцарь, отрешаясь от боли в лёгких. Забери.

Главарь — Дремвик — был тем ещё уродом, но, на взгляд рыцаря, не был глупцом. Полуорк сделал обманное движение — осторожно потянувшись ногой, словно намереваясь наступить на клинок, бандит пнул рыцаря прямо в шлем.

Вместо ожидаемой реакции, рыцарь уронил меч на землю и резко накрыл его своим серым плащом: зал поглотила тьма, ослепив бандитов. Воин потянулся к пнувшей его ноге и обхватил её руками.

В темноте раздались крики, но рыцарь не обратил на них внимания. Кувырнувшись в сторону, он опрокинул Дремвика на пол и отпрянул.

— На помощь! — простонал ударившийся о камень головой Дремвик. — Убейте ублюдка!

— Взять его! — кричали головорезы, беспомощные, словно котята, во тьме. — Взять его!

Полуорк взревел.

— Не меня, идиоты, не… — затем в темноте кто-то споткнулся о лицо главаря, положив конец его стонам.

Лишившихся лидера и ни зги не видящих в кромешной тьме бандитов обуяла паника: они толкали, пинали и били всё в пределах досягаемости. Один из разбойников пронзительно взвизгнул и отправился в забытьё, получив дубиной по голове. Тут и там слышались крики — ни один из них не принадлежал рыцарю — когда размахивавшие в темноте ножами бандиты резали своих же соратников. Наконец, один из разбойников умудрился сорвать плащ с меча, осветив комнату. Оставшаяся четвёрка бестолково осматривалась в комнате, пытаясь понять, куда делась их добыча.

Рыцарь, держась за стену прямо у них над головами, свистнул. Бандиты посмотрели наверх, встретив взгляд бледных, словно лишённых цвета глаз.

— Четверо осталось, — произнёс он, прыгнув прямо на них.

Ударив одного из разбойников ногами в лицо, рыцарь оттолкнулся от падавшего тела и стальным кулаком ударил в лицо второму. Оба бандита рухнули на каменный пол, а рыцарь, извернувшись в воздухе, приземлился на полусогнутые ноги возле своего меча.

В его сторону взметнулся топор, но воин, подцепив меч носком сапога, подбросил тот прямо в руки, успев блокировать атаку. Рыцарю пришлось согнуть колени в попытке удержать топор: одной рукой взявшись за рукоять, воин второй давил на середину лезвия. Бандит с топором, чьи размеры говорили об орочьей и, возможно, даже об огрской крови, продолжал пытаться продавить противника сверху.

Клинок ударил рыцаря в спину, но тот едва почувствовал это. Клёпки на кожаной броне достаточно смягчили удар для того, чтобы меч задел рёбра, но не достал лёгкого.

Рыцарь извернулся, оттолкнув топор в сторону, и эфесом меча ударил полуогра прямо в челюсть. Огромное создание отступило назад, и воин не замедлил этим воспользоваться. Меч прошёлся по спине полуогра: несмотря на обилие крови и яростный рык, рана была несерьёзной. Рыцарь прижал бандита к стене и ударил локтём в ухо.

Полуогр сполз на пол, и рыцарь повернулся к последнему разбойнику, чей меч чуть ранее прошёлся по рёбрам воина. Сглотнув, бандит посмотрел на подставивший его клинок.

Паладин улыбнулся под шлемом.

Когда разбойник сделал выпад, рыцарь произвёл обвод, а затем вместе с шагом вперёд нанёс удар сверху. Блок и удар слились в единое движение: каждое отражение предваряло последующую контратаку. Горящим серебристым пламенем меч рубанул по груди мужчины, поставив того на колени.

Но рыцарь просчитался: хотя его меч и попал по противнику, клинок застрял в рёбрах и достать его было не так-то просто. Воин перехватил рукоять и вытащил меч, но недостаточно быстро.

Дубина ударила его по лицу. Голова мужчины дёрнулась назад, а самого воина удар ошеломил. Меч выпал из враз онемевших пальцев. Державший дубину дварф щеголял широкой красной отметиной на лице от перчатки рыцаря.

Затем здоровый головорез — полуогр — отбросил его к стене. Рыцарь почувствовал давление и, лишь немного, — боль. Бороться с противником, который гораздо тяжелее тебя, — занятие заведомо бесполезное.

Два бандита были до сих пор на ногах: дварф, державшийся за сломанную челюсть, и полуогр, который с виду пострадал несильно. Мужчина, которому рыцарь попал ногами по лицу, недвижимо лежал на полу, а ударивший его в спину пускал кровавые пузыри. В общей сложности, паладин сразил восьмерых из десяти.

Рыцарь мысленно сделал зарубку впредь уделять полуограм больше внимания.

— Проклятие, проклятие! — промычал дварф. — Ублюдок сломал мне челюсть, Рольф. И нахрен зарезал Морлина.

Бандит, которому мужчина всадил меч меж рёбер, кашлял и стонал. Из его раны текла, но отнюдь не хлестала, кровь: рыцарь знал, что тот не умрёт от этой раны, а вот драться в ближайшее время точно не сможет.

— Чего нам с ним делать? — спросил полуогр. Он начал давить шлем рыцаря об стену, пока тот не начал поддаваться.

— Расколоть череп? — предложил дварф.

В этот момент в зале воцарилась тишина, и возникло такое ощущение, словно всех начало притягивать к центру зала. Дварф открыл было рот, но тут всё озарилось голубым светом, ослепив боровшихся ярче самого солнца.

Когда к рыцарю вернулось зрение, он уставился на женщину, плывшую по воздуху. Её обвивали молнии и бледно-голубое пламя, но они не причиняли ей боли, а скорее служили одеждой. Ступни женщины ступали прямо по воздуху, а длинные волосы развевались за спиной. В ослепляющем бледно-голубом свечении, залившем всю комнату, паладин мог мало что разобрать.

Она сияет, словно ангел с Целестии[4], подумал воин. Словно богиня.

Женщина что-то говорила, но он не понимал ни слова.

Она всхлипывала и кричала на языке, на котором, должно быть, говорят в самых ужасных кошмарах. Глаза женщины смотрели на видимые ей одной вещи — со стороны походило на то, что незнакомка сражалась с невидимыми демонами.

Затем она внезапно исчезла. Свет исчез, словно его никогда и не было.

— Что за… — произнёс дварф.

В этот момент полуогр взвыл — сначала тихо, а потом всё громче и громче, пока вой не перерос в истошный крик. Он схватил себя за пах, куда его пнул рыцарь. Полуогр потерял сознание и рухнул на пол с грохотом, сотрясшим весь зал.

Дварф начал было молить о пощаде, но рыцарь придавил его к стене и прижал пустые ножны к его подбородку.

— Не надо! — захныкал дварф, но рыцарь тряхнул головой.

Его голос был холоднее льда.

— Беги.

— А?

— Беги, — произнёс рыцарь. — Оставь своих друзей — они сейчас в руках правосудия. Я сообщу городской Страже о них. Беги и предупреди подобных тебе.

Дварф быстро заморгал.

— Око Правосудия наблюдает за Темнóтами, — рыцарь ещё сильнее прижал дварфа. — Скажи им.

— Я не понимаю!

Взгляд рыцаря отразился в испуганных глазах дварфа — холодный и острый.

— Скажи им, что Тенеубийца ждёт, — глаза воина опасно сузились. — Скажи им, что я жду их.

С этими словами рыцарь убрал ножны и оттолкнул дварфа. Задыхаясь бандит без оглядки кинулся прочь в бесконечную темень подземелий.

Мир казался таким тяжёлым…и холодным. Тенеубийца наблюдал за тем, как дварф бежал по тоннелю, а затем поднял взгляд по направлению к небу.

Там, на расстоянии полёта стрелы, над тысячами тонн камня на Глубоководье прольётся дождь. Дождь, который будет брызгами отлетать от его стального шлема.

Он знал, что едва ли почувствует это из-за Магической Чумы[5].

Вместо этого Тенеубийца чувствовал лишь расползающееся по телу оцепенение — отсутствие осязания. Кожа на его бёдрах и руках стала природной бронёй сродни оледенелым поножам и наручам. Чума наделила его плоть бесчувственными нервами. Пальцы, хоть и тёплые, постоянно казались ему отмороженными, а ног, как бы сильно он их не напрягал, он не чувствовал. Собственная кожа казалась ему плотью мертвеца.

Магическая Чума украла осязание от Тенеубийцы, равно как и многое другое у всего мира. Со временем она заберёт и его жизнь. Рыцарь мог лишь надеяться, что ему отмерено достаточно времени.

— Достаточно времени, — прошептал он, — чтобы делать то, что я должен.

Тенеубийца повесил ножны на пояс, повернулся к другому проходу и побежал по подземелью, протянувшемуся под остальным миром.