Мирин не оказалось там, где он надеялся её найти.
Слишком многое случилось между ними, а она видела самое жестокое и плохое в нём, равно как и он в ней. И всё же, он цеплялся за надежду, что всё же, всё же…
Написанная на пергаменте записка — с завёрнутым в неё кольцом Таланны — ждала его на пустом видавшем виды столе. Этот стол напомнил ему о Целлике. Сколько раз он лежал на нём, когда приёмная сестра заштопывала его раны? Сколько раз они сидели за ним, выправляя броню Тенеубийцы?
Но это был и стол Мирин — за ним он впервые увидел её, поедавшую жаркое. Всё в доходном доме напоминало о ней — запах, улыбку, память о ней.
Записка была короткой. В ней были пробелы, намекавшие на несказанные вещи. Сама записка звучала её голосом, пахла её запахом — сладчайшим парфюмом обнажённой кожи. Она несколько раз зачеркнула слова, отсюда и чернильные пятна. Пергамент был сухим, но на нём были следы водных капель. От слёз, понял он.
Пока он читал, внутри царил холод.
«Кален, мне жаль.
Я продолжаю думать [клякса] всё должно было быть не так. Может, я бы дождалась тебя, чтобы стать твоей и прожить остаток нашей истории вместе. Богам ведомо, я хотела [клякса]
Но в жизни так не бывает. Я должна найти свой собственный путь — я не могу вынуждать тебя делать выбор за меня. И до тех пор, пока ты не увидишь, что [клякса] Вот твоё кольцо, кстати.
Прощай.
Я надеюсь, ты найдёшь то, что ищешь — и что я найду тоже.
~М»
Кален долгое время просто сидел, глядя на письмо в руках. Он ждал, пока боль и всё пережитое за последние дни утихнет. Он ощущал их более остро с тех пор, как Мирин коснулась — поцеловала — его, хотя и не знал почему.
Сердце сдавила тоска. Это мог быть и всхлип, не закали его жизнь за столь долгие годы — не награди она его столькими шрамами за службу давно мёртвому богу — он попросту разучился всхлипывать. Так много боли, как принесённой им самим, так и ему. Когда уже её будет достаточно?
Он понял почти сразу, что это неважно.
Она просила его сделать выбор, шедший вразрез со всем, чем он жил и кем был. Он не мог сделать этого выбора, и она это знала. Вот почему она ушла.
Последуй он за ней сейчас — поднимись он, выскочи из-за двери и отследи её по горячим следам — это будет правильный выбор? Или это будет всего лишь из-за неё? Что он ей скажет?
Он хотел было смять и выбросить записку, но увидел ещё несколько слов, накарябанных сзади. Трясущимися руками он разгладил пергамент.
«Я не собиралась этого говорить. Я не стала писать это на лицевой стороне, но ты заслуживаешь знать.
Я сделала кое-что с тобой, Кален — я не [клякса] не очень хорошо чувствую собственную руку, держа перо.
Когда я поцеловала тебя, я забрала у тебя часть болезни. Я поглотила её. Я не делала этого специально — просто так получилось. [клякса] Я думаю, ты будешь жить. Чуть дольше. Немного моей жизни в обмен на твою. Называй это [клякса] честным обменом — просто за возвращение меня к жизни в принципе.
Ты ничего мне не должен.»
Кален мигнул. Он глядел на письмо несколько долгих мгновений, показавшихся вечностью.
Он уже был за окном прежде, чем записка коснулась пола.