Тертон

Глава 31 Куратор-10

Недалеко от коридора с жутковатой «иконой» был целый лабиринт проходов — иногда с потолком, иногда без. Стас и Майя из любопытства прогулялись по нему. Оба не беспокоились, что заплутают: у Стаса в распоряжении имеется чутье, которое не позволит заблудиться и в кромешной тьме в лабиринте Минотавра без клубка ниток от Ариадны, а Майя, судя по всему, умеет ориентироваться где угодно без напряга и необходимости ставить метки.

Они вышли в просторное помещение с изломанным потолком и такими же стенами. В форме помещения не было никакой видимой закономерности. В трех местах каменные плиты, образующие стены и потолок, сформировали треугольные «окна», в которые задувал прохладный ветерок.

На одной из поверхностей Стас разглядел нечто вроде осыпавшегося барельефа. Ничего внятного не разобрать, но барельеф явно искусственного происхождения. Никакая эрозия не способна на такие правильные и мудрено-гармоничные линии…

В углу в землю врос непонятный механизм, похожий на останки расплющенного огромного паука из металла. Металл смахивал на тот, из которого сделан амулет. Бронза? Механизму было столько же лет, сколько и руинам — то есть очень много тысяч лет, а то и миллионов.

Загадочная бронза (если это бронза) не ржавела и никак не разлагалась. Тем не менее, покрылась рыжевато-зелеными пятнами и сильно пострадала когда-то от механических повреждений. Из-за них не понять, что это было: станок или робот…

В помещении, несмотря на сквозняк, было не холодно, а тепло. Тепло излучали толстенные стены и земля.

— Вот и спаленка, — заявила Майя, скидывая на песок вещмешок.

— Страшновато здесь ночевать, — признался Стас.

— Мы будем спать сном Изгоя, — махнула рукой Майя. — В нем ничего не страшно. Плюс есть контроль всего, что происходит вокруг.

— А это не истощает организм?

— Нет. Ты ведь не двигаешься. Наоборот, восполняешь силы. Быстрее восполнить можно только с помощью друга.

— Или подруги? — фыркнул Стас.

— Или подруги, — согласилась Майя.

— Или сразу двух! — не выдержал Стас.

Майя насупила брови и скривила губы.

— Глупый мужчина! Ты действительно считаешь, что стал особенным после того, как тебе помогли дакини? Если так, то ты деградируешь в развитии. Самолюбование лишит тебя Ветра силы. Забудь, что было, не тешь свое глупое эго.

Неожиданная отповедь поразила Стаса. Но он сразу же сориентировался. Слегка поклонился и не без шутливости произнес:

— Слушаю и повинуюсь!

А сам подумал: «Ага, забудешь тут…»

Майя смерила его взглядом. Не сердитым, но и не веселым. Оценивающим. Медленно и без намека на юмор сказала:

— Ты наказан. Ложись прямо тут и спи.

Стас разинул рот.

— Среди бела дня? И без ужина?

— Ты наелся. И делать до конца дня здесь больше нечего.

Стас глянул на куратора исподлобья. Прикалывается она или нет? Не перешел ли он незримую черту, когда пошутил насчет ночной магической оргии? Выглядел он, должно быть, в тот момент донельзя самодовольным.

Он многого не понимает. На самом деле ночные события были важным уроком, а не тем, чем он себе вообразил. Недалекий человек все видит через призму нижних чакр. Нельзя уподобляться таким людям, не надо разочаровывать куратора. А ведь именно разочарование проскользнуло в глазах Майи.

— Прошу прощения, — сказал он. — Во мне и правда взыграло мужское эго. Теперь мне понятно, почему ты всего не рассказываешь. Я неправильно пойму и воображу о себе невесть что… Ты… вы меня обучаете, и я не должен об этом забывать.

Взгляд Майи смягчился.

— Ты неплохой ученик. Стараешься. А я не жду от тебя слишком многого. Просто помни, что не стоит увлекаться гордыней — это лишняя Завеса перед глазами. Самая плотная и необоримая. Завеса нашего эго… А теперь ложись спать — я не шучу!

Она оставила войлочную подстилку и тонкое одеяло. И ушла — куда, неизвестно.

Стас послушно разложил на каменистой земле войлок и улегся, не раздеваясь. Голышом спать приятнее, но обстановка не располагала к излишнему расслаблению. Глядишь, придется вскакивать, бежать или атаковать… Молоток положил рядом — с этим привычным оружием он не расставался.

В состояние сна Изгоя войти удалось сразу. Для этого он трансформировал энергию страха и беспокойства. Стоило вспомнить, где он находится — среди колоссальных руин, построенных не людьми, а невесть кем, с черными иконами Серых, — как энергия поперла фонтаном. Стас поместил ее в центральный канал, поменял цвет и вывел из макушки.

И погрузился в сон.

Время ускорилось. Он лежал на спине с закрытыми глазами, но видел и слышал все вокруг — пусть и не так, как в обычной жизни. Лучи солнца, просачивающиеся сквозь треугольные проемы, плавно переместились в сторону, обрели золотистый окрас, потускнели и пропали совсем. Вечерело.

Начало темнеть.

Майя не возвращалась.

В каменное помещение (на ум приходило слово «гробница») проникли ночной холод и сырость. По идее Стас не должен был воспринимать холод, но он, видимо, еще не овладел управлением Ветрами в должной степени и потерял нужную концентрацию.

Незаметно его накрыло обычной сонливостью, а потом и вовсе в уме начал проигрываться сон.

Сон был тяжелым, неприятным, вязким — то был совсем не сон Изгоя.

Стас стоял в темном лесу, рядом журчал ручей, сзади тянуло холодом. Откуда-то ему было известно, что он — возле Серебряной Поймы, на берегу ручья, что впадает в озеро. По левую руку — каменное «капище», где он нашел амулет… Нет, еще не нашел. Найдет. По правую — чащоба.

Сейчас он еще ребенок, не старше двенадцати. На нем одна пижама, он бос, беззащитен и немного напуган. Он уснул в своей спальне в родительском доме, а среди ночи внезапно пробудился в осеннем лесу.

— Стасяныч! — протяжно прогрохотал кто-то в темноте.

Стас попытался убежать, но ноги не слушались. Он стоял, как пригвожденный.

— Стасян! Я иду к тебе, мелкий засранец!

В лесу трещали ветки под тяжелыми шагами. Кто-то неимоверно большой приближался, ворочался, свирепо дышал и звал Стаса, маленького и испуганного. Наконец этот некто вышел из-за деревьев, и Стас узнал Никиту, одетого одновременно по-дурацки и зловеще: в багровые, цвета засохшей крови, доспехи, сложенные из чешуек размером с ладонь взрослого мужчины. В центре каждой чешуйки моргал и щурился глазик… совершенно человеческий. Более того, это был глаз самого Никиты — с фирменным прищуром. Этих глаз было множество — десятки, разбросанные по всему костюму.

Тогда как на лице Никиты вместо глаз зияли дыры. И в этих дырах виднелась внутренняя часть черепа, черно-бело-красная мешанина несвежей плоти…

— Вот ты где! — прогрохотал ужасный Никита и широко улыбнулся.

Во рту не было зубов, зато была видна та же внутренняя часть черепа.

Отсутствие зубов, глаз и мозга Никиту ничуть не смущало. Он прямо-таки лучился самодовольством, а глазки на доспехах насмешливо вращались и щурились.

Стас стоял перед ним и не мог шелохнуться от ужаса.

— Думаешь, смылся от меня, да? — с доверительным видом поинтересовался чудовищный Никита. — Ан нифига подобного. От меня не смоешься, родимый. Мы тебя где хошь разыщем…

— Мы? — пискнул Стас.

Вдруг он осознал, что Никита не один. Позади в темноте скрывается еще какое-то чудовище, похуже Никиты… И у этого чудовища есть зубы.

Пустой Никита захохотал, как залаял. Вскинул ручищи и навалился на Стаса всей массой. Стас задергался, пытаясь освободиться, но не сумел. Его щекотали реснички многочисленных глаз на ледяных доспехах, он начал задыхаться под неимоверной тяжестью…

…и проснулся в полной темноте.

Быстро сел на своей примитивном ложе, нащупал и схватил молоток. Прислушался к тишине.

Где-то далеко капала вода, кто-то вздыхал. Или это ветер?

Было холодно и сыро. Из-за неопытности Стас выпал из сна Изгоя и теперь чувствовал весь этот дискомфорт ночевки почти на голой земле. Зрение понемногу адаптировалось к темноте, Стас разглядел смутный треугольник «окна», наклонные каменные плиты и куски древнего механизма. Экстрасенсорика помалкивала — никакой опасности, никакого жуткого Никиты поблизости. Вдали улавливается слабое присутствие Майи. Это успокаивает.

Стас тихонько улегся опять, полежал с открытыми глазами, которые не видели почти ничего, кроме смутных светлых пятен. Гранитные глыбы ощутимо давили, грозили схлопнуться — или как минимум не дать сбежать, если появится опасность…

Но нет, чутье абсолютно уверенно в том, что в горах нигде нет ни Никиты, ни безглазо-многоглазого чудища. Это сон и ничего больше. А сон приснился, потому что Стас выпал из нужного состояния.

Он вспомнил, что в качестве «горючего» для сна Изгоя используются примитивные эмоции страха и сексуального влечения. А прямо сейчас в нем присутствует страх. Чем не горючее? Надо просто выбросить из головы ненужные мысли и постараться сделать то, что он уже делал: трансформировать Ветер.

Он закрыл глаза и сосредоточился. Подхватил багрово-черную дымную энергию тревоги и страха и превратил ее в светлый поток, истекающий из затылка. Представил страх еще и тактильно: как холодный и неприятно щекочущий дым.

Получилось? Да, получилось. Он погрузился в знакомое блаженное состояние, перед закрытыми глазами из темноте проступили искаженные стены и «окна», в которых быстро проносились звезды — время заторопилось, плавно понеслось в вечность. Помещение наполнило мягкое кристально-чистое сияние. Тело окутали тепло и спокойствие.

Мысли растворились в блаженной пустоте, но осталось понимание, что проходят минуты и целые часы. А затем в это ни с чем не сравнимое состояние вторглось чужое ощущение — знакомое, тревожное, волнующее. Стас уже испытывал это ощущение — когда бежал по горам мимо этих самых руин. И раньше — когда извлек из сплошного камня амулет.

Мыслей по-прежнему было негусто в прозрачном пространстве ума, в котором время текло на удивление стремительно и парадоксально. Он вдруг оказался в вертикальном положении. Ни о чем не думая и ни в чем не сомневаясь, достал из кармашка рюкзака амулет, надел на шею. И легкими быстрыми шагами направился к выходу из помещения.

Лабиринт он преодолел играючи — собственно, и не заметил, что пришлось пройти множество запутанных и узких проходов. Миновал Серую Икону, но в состоянии сна Изгоя она не произвела на него особого впечатления. Возникло что-то вроде жалости — не пойми к чему — и тут же растворилось. Он выбрался из руин на открытую площадку и уверенно пошел-полетел вдоль древних построек.

Звезды пропали без следа, небо застилали плотные тучи. Капал мелкий дождь, шелестел в редких кустах.

Стас остановился перед сплошной каменной глыбой размером с половину той многоэтажки, где он жил совсем недавно, протянул руку. Пальцы уперлись в мокрый камень, но не остановились. Камень, не поддававшийся натиску времен на протяжении тысяч лет, поддался давлению человеческих пальцев, осыпался мелкой, как мука, пылью, впустил в себя.

Стас продолжал просовывать руку в образующееся отверстие, пока она не очутилась там чуть ли не по плечо. Он почувствовал тепло — нет, жар. Пульсирующий жар внутри камня. Пальцы сомкнулись и ухватили продолговатый предмет, гораздо больше амулета…

Амулет, кстати, тоже нагрелся. Все это Стаса не тревожило абсолютно, его переполняли вселенское спокойствие и уверенность в том, что он поступает правильно. Он потянул руку обратно вместе с раскаленным предметом, не испытывая никакого дискомфорта ни от жара, ни от всего происходящего в целом. Поднял руку с длинной и толстой флейтой из похожего на бронзу металла в форме человеческой бедренной кости. Откуда-то Стас знал, что это форма именно человеческой кости, а не какого-нибудь крупного животного. От флейты шел пар, невидимый в темноте обычным взором. Извлеченный артефакт быстро остывал.

Явилось понимание, что найденная флейта и амулет связаны. Сделаны из одного и того же металла, спрятаны в камне и найдены им, тертоном Станиславом Думовым. Оба артефакта нагревались, когда их вынули на свет божий, а после быстро остыли.

В «бедренной кости» имелись отверстия, но немного. В середине трубки три дырочки и две на конце, на двойной головке сустава. Другой конец, кстати, тот, который по идее крепится к тазовой кости, был отпилен. Точнее, неизвестный мастер не соизволил сделать головку бедренной кости — с того конца следовало дуть в узкую щель. Издали флейта напоминала тонкую дубину с раздвоенным увесистым концом.

Почуяв чье-то присутствие, Стас обернулся. На краткий миг померещилось, что позади стоит нарядная старушка, но видение развеялось.

Зато чуть в стороне стояла Майя. Быстро шагнула вперед и с благоговением уставилась сначала на «анатомическую» флейту, потом на самого Стаса. Темнота ее не смущала.

— Поразительно! — вскричала куратор. — Ты тертон!