Тертон

Глава 64 Перепутье-5

Бежал долго — не столько из-за страха, сколько из-за отсутствия усталости. Здесь Стас не испытывал ни голода, ни жажды, ни утомления. Нет, какое-то чувство утомления присутствовало, но было слабым подобием настоящей усталости. Он тяжело дышал, пока бежал, даже потел, но все это было чуточку ненастоящим…

И после всего этого нужно продолжать верить, что Перепутье — единственный реальный мир?

Он пересек пустошь и углубился в руины. Все застилал вечный туман. Стоял день. Чудовищ нигде не было видно, но временами встречались небольшие группки блуждающих «слепцов». Стас присел на каменную плиту, полого торчащую из черной земли. Отдышался. Наклонился и зачерпнул пальцами почву — она была жирная, чуть влажная, рассыпчатая. И совсем не издавала запаха…

— Кладбищенская земля, — пробормотал Стас. — Подумать только!

Вдали послышалось тихое пение. Что это? Колыбельная? В мелодии проступали странно знакомые нотки… Он уже слышал эту песню, но когда и где?

Когда-то очень, очень давно.

Поднялся, отряхнул ладонь и пошел по завалам на звук. Перебравшись через груду строительного мусора, спустился в узкую ложбину между каменными плитами и битым кирпичом. И увидел мать.

Он сразу ее узнал, хотя она сидела к нему спиной, скорчившись, уткнувшись лицом в колени. Она напевала колыбельную, которую Стас слушал в далеком детстве.

— Мама, — спокойно произнес Стас, но сердце застучало как отбойный молоток.

Она не отреагировала, продолжая напевать, и тогда Стас осторожно потряс ее за плечо. Она оторвалась от колен, оглянулась в недоумении. Ее глаза были обычными человеческими глазами, и в них отражалось мутное желтое небо — и не было самого Стаса.

Она не была зрячей.

Мама была такой, какой он ее запомнил во время последней встречи. Усталая, с ранними морщинами, печальная.

Не выдержав, Стас затряс ее:

— Мама! Это я!

— Кто это? — прошептала она, тщетно ища того, кто ее побеспокоил.

Стас отступил, а мать встала и, горбясь, пошла по ложбине в одной ей известном направлении. Не замечая стоявшего рядом человека.

— Ты не видишь? Это я, Стас, твой сын! — заорал Стас. Накатила дурнота.

Мать остановилась, повела головой. Будто прислушивалась.

— Сынок? — вдруг сказала она.

— Да-да! Это я…

Но она его не видела. Однако все же как-то чувствовала…

— Я не вижу… — произнесла она. — Не вижу, где ты… Но знаю: ты где-то рядом. Я устала тут бродить… Этому нет конца… Ночью приходят чудовища… Рано или поздно доберутся до меня, а потом — не знаю, что будет потом… Я просто сижу здесь тихонько, пока они проходят мимо.

Она повела рукой, наткнулась на грудь Стаса, но повернулась и продолжила водить ладонью в пустоте.

Стас снова стал задыхаться — но не от усталости. Она его не видит, не слышит и не ощущает! Он ничего не может ей сказать, а сколько всего хотел бы сказать!

— Я боюсь идти дальше — туда, куда указывают великие, — продолжала говорить мать. — Но вот я тебя чувствую, ты здесь? Если бы ты умер, я бы тебя увидела, разве нет? Ты нашел способ заглянуть сюда?

«Нет, я тоже умер», — подумал Стас с мучительной болью в сердце.

— Думаю, пора мне, — сказала мать, обращаясь к пустоте. — Пора идти… хватит ждать…

Тишину разорвал далекий, но могучий звук — пение ганлина. Стас узнал бы его из тысячи. Протяжный и заунывный звук прокатился под небом, и туман начал рассеиваться. За грудой бетонных обломков на фоне поредевшей туманной пелены вновь проступили контуры разноцветных титанов, слившихся в объятиях друг друга, пьющих кровь из черепов, глядящих на мир под ними тремя вытаращенными глазами.

Стас отчаянно размышлял. Отвести мать к Мире и Дарену? Там нет тумана и чудовищ, а утешители живут в доме, как две капли воды похожем на дом Думовых… Стас подозревал, что приведи утешители кого-то другого, этот кто-то увидел бы собственный дом… Неважно. Вести туда мать нельзя — эти двое предложат тот же выбор.

Но как ее защитить? Куда отвести?

Он обнял ее. Крепко-крепко. Когда еще удастся это сделать? Если б можно было вернуть время назад, он бы пользовался каждой минутой, чтобы дарить ей радость. Странные и глупые люди, они живут так, будто впереди вечность, а впереди только смерть, когда будет поздно что-либо исправлять. И вот теперь, в загробном мире, у людей есть вечность — вечность скитаться по руинам, в тумане и мороке, среди чудовищ, но люди хотят конца всему.

И не получают ничего, кроме разочарования.

По ложбине двинулась процессия слепых скитальцев, но Стас не обращал на них внимания.

Мать в его объятиях застыла. Потом проговорила:

— Это все-таки ты, Стас? Почему ты здесь? Ты ведь еще не умер? Я не хочу, чтобы ты умер… Ты еще… там? Отпусти меня. Ты не должен быть рядом со мной… Моя дорога — с ними.

Она оглянулась на процессию.

Не сразу, но Стас разжал объятия, которые мать воспринимала таким странным способом. Его лицо было мокрым.

— У тебя своя дорога, слышишь? — возвысила голос мать. — Хватит обо мне думать! Отпусти — совсем, совсем отпусти! Я тебя ни в чем не виню, слышишь, Стас? Иначе какая из меня мать⁈ — Она уже кричала, и зловещее пение ганлина заглушало ее голос. Трехглазые чудовища на горизонте отвлеклись от своего занятия, с подобием изумления воззрились на далекую лощину под ними. — Отца тут нет, я знаю! Думала: встретимся…

Процессия захватила ее. Она пошла с остальными, босая, в потемневшей, но относительно чистой одежде.

Стас сердито вытер глаза рукавом. И увидел в процессии высокого мужчину — раньше его звали… Артемием, да. Рядом с ним, держась за руки, шли женщина со светлыми кудрями и очень похожая на нее девочка. Еще в процессии шел немолодой мужчина — охранник завода в Чаринске. Память на краткое мгновение вернулась к Стасу, и он узнал Алену Викторовну. Все они были здесь.

Все, кого убила гневная дакиня, шли в этой процессии. И под пение ганлина, под пристальным взглядом цветных гигантов над городом шагали в новую жизнь.

Ганлин звучал все громче и мощней, заполняя пространство. У Стаса закружилась голова, а потом он потерял сознание.

…Очнулся в темноте — не полной, но относительной, характерной для Перепутья. Ганлин смолк, титаны исчезли. Стас лежал лицом вверх под темным туманным небом.

— Где же вы? — раздался детский голосок. — Почему прячетесь? Выходите!

Стас резко сел. Чудовища с налепленными на них людьми!

Надо бежать!

Хотя нет, зачем? Он может погрузиться в сон Изгоя!

Он снова лег прямо на каменное крошево и попытался вызвать состояние сна Изгоя, но не получилось. То ли виной тому недавний обморок, то ли встреча с матерью разбередила душу, и он потерял способность к концентрации и управлению второй чакрой. Он сделал несколько попыток, и все они провалились.

Тем временем из-за ближайшей груды камней выступила чернильная туша с бледными пятнами приклееных к ней человеческих тел. Без звука переступали длинные, многосуставчатые ноги, болтались щупальца.

В сторону Стаса посыпались обломки, и этот звук показался громким как удар грома.

Чудовище застыло. Затем поднялось на завал полностью и принялось спускаться. Прямо к Стасу.

На него смотрели распятые на чудовище люди — в основном дети. Все были относительно «свежие», без следов разложения. Правда, вместо глаз — пустые провалы. Голые, худенькие тельца, светлые и темные волосы. Мертвые лица.

Они смотрели на Стаса равнодушно, но внимательно.

— Иди к нам! — позвала белокурая девочка. — Быстрей, бегом-бегом!

Стас поднялся и побежал. Впрочем, не к ней, а прямо в противоположном направлении. Помогая себе руками, вознесся по крутому склону лощины и помчался по руинам, подальше от чудовища.

Вокруг вознеслись высокие и целые здания. Пустые и неуютные, как и все здесь. Он забежал в узкий переулок между двумя высотками. Выглянул из-за угла.

Чудовище его преследовало — то или другое, не разобрать. Бесформенная туша плыла над мостовой, перебирая многочисленными ногами и помахивая еще более многочисленными щупальцами.

«Собиратель душ, — осенило Стаса. — Это ночной Жнец!»

Легче от этого открытия не стало. Этой ночью придется попотеть, забиться в норку и сидеть там тихо. Сон Изгоя не спасет.

А что, если отдаться на милость этого монстра? Что, если чудовищный Собиратель отнесет его куда надо? В новую жизнь, например?

Нет, отчего-то была уверенность, что в новую жизнь идут сами, собственными ножками, как это сделала мать и все убитые дакиней… как бишь ее звать? Стас был уверен, что вспомнил бы имя, если бы встретил ее лично. Но ее в Перепутье явно нет… Эти черные Жнецы отнесут в другое место, но оно будет еще хуже, чем вот это… Недаром от них все убегают…

Чудовище приблизилось к его переулку по основной улице, и Стас поспешил к узкой подворотне. Завернул за угол, и поперек туловища захлестнулось холодное и липкое щупальце.

Хотел заорать — перехватило горло.

Другое чудовище, подкарауливавшее с другой стороны переулка, подняло его на высоту второго этажа. На барахтающегося в объятиях щупальца Стаса смотрели обнаженные люди на раздутом туловище монстра. Смотрели пустыми глазницами.

Стас успел увидеть свободное местечко между толстой старухой и худеньким мальчиком лет десяти — туда его щупальце и влекло. Они изрядно погрузились в черную плоть — наружу торчали только лица, плечи и часть груди.

— Зачем ты убегал? — поинтересовался мальчик. — Мы подарим тебе покой… Я убил сестричку, задушил в постельке, потому что она кричала и кричала целый день… Теперь я здесь. В покое. Никто не кричит… Ты тоже убивал, да?

«Убийцы! — подумал Стас. — Здесь убийцы и преступники! Жнецы собирают их и несут… в ад?»

— Э-ге-гей! — раздался звонкий голос.

Рядом со Стасом метнулась фигура какого-то человека. Он подпрыгнул очень высоко, нереально высоко, взмахнул длинным клинком и отрубил державшее Стаса щупальце. Стас повалился на асфальт вместе с частью щупальца. Оно сразу ослабило хватку.

Упади он в обычном мире с такой высоты, костей бы не собрал. А здесь ничего, даже дыхание не сбило. Стас вскочил, торопливо избавляясь от обрубка щупальца. Огляделся: напавший с мечом парень, продолжая весело орать, набросился на чудовище, обрушил серию ударов по суставчатым ногам.

И тут произошло невероятное. Чудовище поспешило ретироваться. Торопливо перебирая ногами, устремилось по улице, подальше от не в меру воинственного юноши.

Спаситель сунул меч за ремень, отличный, качественный, кожаный. Не простая веревка, как у всех остальных. И на ногах красовались сапожки из кожи, с вышитыми золотой нитью узорами. Из одежды — рубаха с длинными рукавами и штаны; все чистое, но темнее, чем у Стаса. Показалось даже, что одежда имеет красноватый оттенок, но в сумраке трудно разобрать.

У парня были длинные волосы, собранные в косичку, высокий лоб, чисто выбритое скуластое азиатское лицо. Глаза раскосые и веселые, нос неожиданно прямой и почти острый.

— Как дела? — обратился к Стасу спаситель.

— Почему они тебя боятся? — вместо ответа спросил Стас.

— Они не выносят того, у кого нет сожалений и прочих омрачений, — охотно пояснил парень. — В здоровой руке можно нести яд, знаешь ли!

Он широко улыбнулся, и Стас с опозданием обнаружил, что у него кошачьи глаза.

— У тебя нет сожалений? Тогда почему ты здесь?

— Где?

— В этом хреновом месте! — сказал Стас. — В Перепутье!

— Ну да, я в Перепутье, но для меня это не хреновое место. А очень забавное!

Он залился счастливым смехом.

— Ты извращенец? — тоскливо спросил Стас. — Экстремал какой-нибудь? Даже после смерти не угомонишься?

Конечно, со спасителями так не разговаривают, но Стас был слишком потрясен всем случившемся. Кроме того, была уверенность, что парень не обидится.

Так оно и произошло.

— Почти! — снова засмеялся тот. — Смотря как посмотреть! Кстати, меня зовут Селдже.

— Ты маг-экстрасенс? Твои глаза…

— О да, — немного посерьезнел Селдже. — Кое-что умею. Пойдем.

Он решительно зашел в здание. Как ни странно, там больше не было ни темно, ни страшно. Откуда-то сеялся тусклый, но вездесущий свет. Они с Селдже расположились в просторном помещении с почти целыми старыми креслами.

— Странное имя — Селдже, — сказал Стас. — Никогда не слышал.

— Я жил на Земле очень давно… Хотя для моего народа это обычное имя. В мое время мир отличался от того, к которому привык ты, тертон Станислав Думов.

Стас подскочил в кресле. Освещения хватало, чтобы различить силуэт сидевшего напротив человека, но вместо лица — бледный овал. Мимики не распознать.

— Откуда ты знаешь, кто я такой?

— Потому что здесь ни у кого нет секретов.

— Ты тоже тертон?

— О нет, — усмехнулся Селдже. — Я был самым обычным человеком. Но при мне впервые на мир пала Завеса. Это было, как я говорил, очень давно. Сотни лет до тебя, Станислав. Когда еще не была окончательно терраформирована Луна и не заселена полностью. Люди в те времена погрузились в виртуальный мир и почти отказались от реального.

Он воздел палец и, не обращая внимания на шок Стаса, внушительно добавил:

— Вот какие это были далекие времена!