Тертон

Глава 48 Чаринск-14

Сознание Стас не потерял ни через четверть часа, ни через час. Но погрузился в сумрачное, предобморочное состояние, пока Эрик вез его — и Дару в отключке — в своей машине обратно в Чаринск. Очнулся на диване, в красивой комнате с обшитыми лакированным деревом стенами и многочисленными книжными полками. Два торшера по углам разгоняли ночной мрак.

Эрик ловко перевязал рану, умастив ее пахучим травяным бальзамом, поставил капельницу — вполне современного вида, а не такую, как шприц доктора, приехавшего за Кешей. Жив он, кстати, доктор, или его пристрелила Дара?

На секунду обуял страх за содеянное, хотя лично Стас ни в чем не виноват. Сколько трупов валяется сейчас на улицах Чаринска и территории завода?

Дара была здесь же, лежала на кресле напротив дивана. В мочках ушей в приглушенном свете торшеров поблескивали сережки.

Эрик — широкоплечий, крепкий, в костюме-тройке и латексных перчатках — неспешно перемещался по комнате, убирая в пакет окровавленные бинты и вату. Пакет забрала сухопарая старушка в черном платье и с седыми волосами, собранными в пучок.

Проморгавшись, Стас обратил внимание, что Эрик вернул маску «академика» на место. Она была настолько качественная, что Фантомас обзавидовался бы.

— Это наш человек, — негромко сказал Эрик, когда старушка вышла, прикрыв дверь. Он заметил взгляд Стаса. — Помогает в нашем деле. Я всегда снимаю у нее верхний этаж, когда приезжаю в Чаринск. У нее милейший двухэтажный домик, построенный покойным мужем…

— А она знает… — Стас закашлялся и не договорил.

— Что у меня другое лицо? — улыбнулся «академик». — Да, знает. Я вернул эту личину на случай непредвиденных гостей. Хотя мы их не ждем.

Он налил воду из графина в стакан и подал Стасу. Тот отпил глоток и этим ограничился — жажда пропала без следа. Видимо, благодаря капельнице.

— Почему не ждете? — спросил он окрепшим голосом. — Там убитые на улицах!

— Их накрыла Завеса, — объяснил Эрик с мягкой улыбкой. Он сел в другое кресло напротив дивана. — Локальная Завеса. Серым не выгодно поднимать в городе панику и лишать жителей того равновесия, которое здесь установлено в давних пор. Полагаю, марионетки Серых уже прибрались. Никто не спохватится — даже родные и близкие погибших: им слегка изменят память с помощью той же Завесы.

Стас не выдержал — зыркнул на Дару.

— Я снял с нее серьги, и она рехнулась… Перестреляла кучу народа… Защищала меня, но потом, на заводе… Она собиралась взорвать завод!

— Я бы этого не допустил, — сказал Эрик. — Для этого я постоянно был рядом.

— Но она убила работников завода!

— И что? — усмехнулся Эрик.

Стас на мгновение лишился дара речи.

— Знаете, что я думаю? Что вы, Изгои, далеко не всегда контролируете обстановку. И вам плевать на жизни обычных людей.

— На жизни обычных коллаборантов — возможно, — пожал плечами Эрик. — Но не людей. Есть разница. Коллаборанты сознательно отказались от человечности — а следовательно, от прав, коими обладает каждый человек с рождения. Например, от права прожить долгую и счастливую жизнь. Если стал коллаборантом, то жди, что рано или поздно за тобой придет Изгой.

Стас открыл рот, чтобы возразить, но Эрик перебил:

— С другой стороны, ты не обдумывал вариант, что пережитое тобой сегодня частично иллюзия? Ты ведь знаешь, как Завеса искажает мир и создает фата-моргану.

Стас закрыл рот, облизнул вновь пересохшие губы. Вспомнил, что держит стакан, и залпом осушил его.

— Тебе говорили, что обучение тертона — штука жесткая? — спросил Эрик. — Так оно и есть. Но… скажу тебе честно: те люди погибли на самом деле. Потому что ты снял серьги с Дары.

— Я не знал! — выпалил Стас.

— Разумеется, не знал. Но тебе было прекрасно известно, что такое магические артефакты… Правда, тертон Станислав Думов? И что с ними шутки плохи?

Повисла пауза. Потом Стас сказал:

— Вот не надо валить на меня ответственность, ладно? Вы должны были предвидеть такую ситуацию, когда Дара найдет способ избавиться от артефактов в ушах. Она могла попросить любого встречного…

— Не могла, — возразил Эрик. — Снять их может тот, кто надел… Или тертон.

— Ну надо же! — осклабился Стас. — Какое совпадение! Как раз под руку попался один туповатый тертон, которого все держат в неведении!

Эрик вздохнул, стянул перчатки и небрежно швырнул их на журнальный столик. Бросил острый взгляд поверх зеленых очков на Стаса, как бы оценивая его. И прикидывая, что сказать, а о чем промолчать.

— Не туповатый, — наконец промолвил он. — Чтобы снять серьги с гневной дакини, нужно посвящение, которого у тебя быть не должно. Поэтому я никак не ожидал… Это, безусловно, мое упущение.

— Как можно снять серьги, если нет посвящения? — озадачился Стас.

— Это посвящение — зарождение любящего сердца-ума.

— Сердца или ума?

— На самом деле это одно и то же. Сердце и ум, логика и чувства, рацио и эмоцио, логика и интуиция — все это аспекты единой сущности. Два полушария одного мозга, если выражаться сугубо материалистически. Разделение искусственно. Раньше говорили: душа. На санскрите любящее сердце-ум — это бодхичитта.

— В смысле… я люблю Дару? — осклабился Стас. Посмотрел на бесчувственную девушку в кресле. Подумал: ну уж дудки, я ее точно не люблю, эту психопатку.

— Не любишь, но искренне сострадаешь. Не жалеешь, жалость — высокомерное чувство. Жалеют тех, кто ниже, слабее, хуже. Сострадание — чувство равное и не всем свойственное. Люди чаще жалеют, нежели сострадают. В жалости всегда таится крупинка высокомерия. «Мне жаль тебя», — говорят, когда хотят унизить. И в жалости есть зерно эгоистической радости: хорошо, что это случилось не со мной, а вон с тем бедолагой…

Эрик сделал паузу, и Стас задумался. Раньше он никогда не делал разницы между жалостью и состраданием. Вообще ни о чем подобном не думал, если на то пошло.

— Я снял серьги из-за сострадания? — уточнил он. — А без него не снял бы?

— Без относительной бодхичитты ты бы осознанно к ним и прикоснуться не смог, — улыбнулся куратор Эрик.

Стас потер бровь. Несколько дней назад, в Великих Марях, ночью, Дара стояла напротив гостиницы «Тайга» и наблюдала за ним… От нее веяло такой пронзительной грустью и печалью, что Стаса пробрало на расстоянии. Он воспринял ее страдание с помощью экстрасенсорики. Серьги подавляли ее и причиняли мучения…

Не тогда ли в нем проявилось пресловутое сердце-ум?

— Кто-то когда-то дал тебе неполное посвящение, — сказал Эрик. — Когда тебе было плохо, кто-то испытал к тебе великое сострадание. Возможно, благословил. И зажег в тебе бодхичитту. Кто-то научил тебя сострадать так, как дано не каждому.

В жизни Стаса мало кто испытывал к нему великое сострадание… Разве что мама?

Был еще один случай. Тогда Стасу было ох как худо. Он впервые увидел Серый мир… Чуть с ума не сошел, бежал куда глаза глядят, а потом упал прямо в пыль, и тогда…

…тогда ему встретился старик-бродяга.

— А я не хотел учиться, — пробормотал Стас еле слышно. И услышал в глубинах памяти собственный жалкий шепот:

«Я не хочу учиться… Я хочу как раньше!..»

«Все люди хотят жить в красивой иллюзии, — сказал старик, и в его голосе прозвучало неподдельное сочувствие, — но пути, увы, обратно нет. У тебя был проблеск Просветления, потому что ты искренне пожелал пробудиться, и ты не забудешь об этом опыте, даже когда Завеса вновь падет на твой мир».

Эрик не спускал со Стаса глаз.

— Знаешь, кто это был?

— Я… — начал Стас, но застонала Дара.

Эрик обернулся к ней. Рука Дары приподнялась на сантиметр и снова упала на мягкий подлокотник. Она так и не пришла в себя.

— Она пробудет без сознания еще некоторое время, — сообщил Эрик. — Ну так кто это был? Кто дал тебе посвящение относительного сердца-ума?

Стас покачал головой. Дара напомнила недавно устроенную ею перестрелку. Эрик не проявил ни сострадания, ни жалости к погибшим работникам завода. Он тоже ненавидит коллаборантов и этой ненавистью заразил пациентку… Уж кому-кому, а не Эрику распространяться об эмпатии и прочих подобных материях. Интуитивный ум Стаса посоветовал про старика-тауханца не рассказывать. Рациональный ум не возражал. И немудрено: это один и тот же ум, если верить Эрику.

— Понятия не имею, — сказал Стас.

Эрик снова выдержал паузу, буравя Стаса желтыми глазами. Затем приподнял уголки губ.

— Хорошо. Я тебе верю.

— Дара — ваша пациентка? — перевел тему Стас. — А вы говорили, что работали психиатром. Значит, она лечилась у вас в дурке?

— Да. У нее был в детстве очень травматичный опыт, и она вытеснила негативные воспоминания в теневую личность. В гневную ипостась. Эта ее злая половина обладает кое-какими магическими способностями, но настолько деструктивна, что опасна для самой Дары.

— А светлая сторона магических способностей не имеет?

— Нет.

— Понятно. Когда я снял серьги, пробудилась темная половина и увидела завод сквозь Завесу. Дара в серьгах завода бы не увидела…

— Не увидела, — подтвердил Эрик. Он продолжал смотреть на Стаса немигающим взором, но это не раздражало. У Эрика, по крайней мере, два глаза, а не три, как у Алмазной Хатан.

— Она сказала, что из-за сережек ей плохо. Что они подавляют ее часть.

— Не совсем так, — отмахнулся Эрик. — Люди, которые считают, что их отрицательная сторона — тоже часть личности, лукавят. Они не умеют или не хотят сохранять баланс между черным и белым, а черное всегда подавляет белое. Если смешать литр меда и литр дегтя, то сам понимаешь, что получится. Как психиатр и Изгой я согласен, что темная сторона — тоже часть личности, но ее нужно уметь держать в определенных рамках. Представь, что получится, если поселить в одном доме очень мягкого и доброго человека и беспринципного бандита, убийцу и маньяка. И дать им равные права делать то, что им захочется. Как думаешь, много ли понадобится бандиту времени, чтобы полностью подавить, а то и физически уничтожить добряка, чтобы захватить весь дом?

— Ясно, — буркнул Стас.

— В прежние, очень далекие времена нашу звериную агрессию, негатив, теневую личность, если таковая зарождалась, сдерживала Церковь, религия, вера. Позже — правовое государство с судами, полицией, психологами и психиатрами, системами поощрения и наказания. Еще позже — Завеса…

— А в Чистых землях — подношение Серым, — договорил Стас.

— Чистых землях? — удивился Эрик. — Ты так называешь территорию без Завесы? Вроде Чаринска? Изгои называют их Терра натуралис… а ее жителей — натуралами. Но — неважно. Чистые земли — тоже подходящее название. Ты прав, в Чистых землях практикуется подношение Серым.

— Вот так всегда, — горько хмыкнул Стас. — Мы боремся с Серыми, а тут выясняется, что они полезны и вообще часть экосистемы. С чем боролись, на то и напоролись. Если долго смотреть в бездну, бездна посмотрит на тебя, да? Силовые структуры по идее борются с мафией, но в итоге начинают с ними сотрудничать. Изгои, получается, из той же гвардии? Вы мне это хотели показать командировкой в Чаринск? А чем же вы сами-то отличаетесь от коллаборантов?

Эрик вдруг учудил — соскользнув с кресла, сел на корточки прямо перед Стасом, сдернул с себя маску «академика». Настоящее лицо было каменным, губы вытянуты в ниточку.

— Поверь мне: разница есть! — шипящим шепотом проговорил он. — Во-первых, коллаборанты служат — именно служат! — Серым ради личной выгоды. А мы миримся с тем, что Серые существуют. Миримся до поры до времени! Не служим! Во-вторых, мы понимаем как никто другой, что просто так Серых не истребить. Серые выстраивали мир или — как ты выразился — экосистему сотни лет, если не тысячи. Уничтожим Серых — разрушим все здание человечества. Прежде чем разрушать, мы должны построить новый мир, заложить его основы. А это ох как непросто!

Стаса осенило:

— Чистая земля… Терра натуралис — это и есть зародыш вашего нового мира? Ваша попытка? А вы заметили, что попытка провалилась? Чаринчане все равно не могут жить без Серых!

Эрик встал и заходил по комнате взад-вперед. Толстый ковер глушил шаги.

— Да, это наша попытка… Мы ее сделали семьдесят лет назад. С тех пор здесь практически нет прогресса. Без Завесы люди стали чересчур негативны, вспыхнула эпидемия преступлений… А потом вновь появились Серые, но на сей раз не скрывались под Завесой, а предстали во плоти. Они создали свой культ — ритуалы подношения и так далее… А Изгои смотрели на все это и ничего не могли поделать.

— Значит, люди не могут без Серых, — сказал Стас. — Слишком чокнутые, чтобы жить самостоятельно.

— Люди жили без Серых, — с уверенностью заявил Эрик. — А потому это возможно. Но пока все наши попытки провалились.

— «Попытки»? Сколько их было? Сколько таких изолированных земель?

— Много, — усмехнулся Эрик. Без какой-либо веселости. — Люди разучились сами соблюдать духовно-эмоциональную гигиену, им постоянно требуются Серые. Но Серые — это наркотик. Чем больше отдаешь им негатива, тем больше его в тебе возникает.

Мама, подумал Стас, подсела на наркотик. Отдавала энергию (не негативную, а просто энергию; энергия не бывает позитивной или негативной, это просто ярлыки) добровольно. Поэтому и умерла почти сразу после уничтожения куклы, притворяющейся бабой Настей. Не выдержала абстинентного синдрома, так сказать.

— Людям всегда нужно кому-то жаловаться и плакаться, — сказал он негромко. — Изливать душу… а кто-то и рад ее поглощать.

— Вот-вот! — оживился Эрик.

— Вы это мне и хотели показать в Чаринске? Что врага человека очень трудно победить… из-за самого человека?

— Ага. Но удалось показать много больше.

Опять застонала Дара. Приподняла голову, раскрыла глаза, но тут же снова зажмурилась, как от сильной головной боли. Стас успел увидеть, что глаза снова стали голубыми. Она поднесла руки к лицу, дотронулась было до ажурных сережек, но отдернула пальцы, словно обжегшись. Обвела перепуганным взглядом комнату, Эрика, Стаса.

— О Боже, — простонала она. — Что я наделала? Что я натворила?

— Все хорошо, — среагировал Эрик. Подскочил к ней, взял за руки отеческим жестом. — Тихо-тихо, малышка… Все разрешилось, я рядом.

Ишь ты, какой ласковый, отстраненно подумал Стас. Эксплуатирует сумасшедшую пациентку почем зря, а теперь ласковые слова нашептывает.

Но Дара смотрела через его плечо на Стаса.

— Кого я убила? Коллаборантов? Или…

— Все по техзаданию, — выпалил Стас и скрипнул зубами. Никак не забывался бедняга охранник. Безобидный на вид дядька с дыркой во лбу. Интересно, у коллаборантов в семье тоже все коллаборанты? Или куклы, как у Артемия? Кто ждет дядьку дома? — Твой доктор соврать не даст.

Дара судорожно сглотнула, посмотрела на Эрика. Голубые глаза наполнились слезами.

— Он говорит правду, — подтвердил тот. Повернулся к Стасу и произнес: — Я догадываюсь, о чем ты думаешь. И отвечу: Дара мне не просто пациентка, а семья. Когда-то меня звали в очень большую семью, но я отказался. Были причины. Но потом я обрел Дару и… остальных. Так что не думай, пожалуйста, что я ее использую в своих целях.

— Постараюсь, — пообещал Стас. — Но не обещаю.