Наступил апрель. Весны стало больше. Радости стало больше. Работы тоже прибавилось.
Приближались пасхальные каникулы, а с ними и развязка истории с Норбертом. Как я и предполагал, отсутствие жизни в яйце обнаружили не сразу. Но дней через десять из очень похожего матово-чёрного эллипсоида «вылупился» птенец — крошечный анимированный «робот». Директор дело на самотёк не пускал и оперативно предоставил замену пострадавшему «инвентарю».
Я наведывался в хижину каждый второй-третий день, остальные планово-ежедневные визиты «боевой тройки» пропускал. Мне кажется, директора устраивала моя умеренная активность: он скорректировал своё мнение обо мне и показывал этот спектакль не только для меня одного. Ничего страшного в том, что лекцию для колхозников попавший на неё дачник смотрит вполглаза.
Дракончик рос не по дням, а по часам. Я решил не умничать, озвучивая вслух своё мнение об этом феномене.
Моё умение играть в шахматы проверил Снейп. Выловил на очередную «отработку», выиграл десяток партий, обругал за то, что отрываю его от важных дел, и выпнул наружу. Фору ферзя он мне дать не додумался и на одной-двух партиях останавливаться не стал. Ему тоже нужен партнёр для битья со свежей манерой игры.
Дон Пивз воплотил свои угрозы, и в середине марта я совершил свой первый короткий заплыв. Сразу после него мне предписывалось обернуться совой и спешить в замок, под традиционное обтирание мокрым полотенцем до красной кожи.
К сожалению, первоначальное место для заплывов было выбрано неудачно: по наивности там же, где я бегаю — у дороги, ведущей вдоль озера в Хогсмид. Уже через неделю меня начало доставать паломничество ранних пташек в придорожных кустах. Пташки были в основном из прекрасной половины, но зато с самыми разными цветами на мантиях.
Я не пойму: что именно в своей жизни они ещё не видели? Пацана в плавках? Холодную воду? Поттера без очков?
Пришлось перебираться на противоположный берег, к устью безымянной речки, впадающей в Чёрное озеро. Дорог там не было, лишь каменисто-песчаные косогоры да колючий кустарник. Птице добраться легко, а человеку — пыль замучаешься глотать. Одно неудобство: вода в окрестностях устья была холоднее — речка стекала с гор.
Утепление всех факультетских спален я закончил ещё в январе. К февралю расправился с теплопередачей в теплицы. Некоторые неотложные меры по налаживанию не связанных с теплом чар — восстановление «загона» в зельеварне, например — завершил к марту. Таким образом, в апреле руки у меня оказались развязаны, и это было кстати: начинались наиболее тяжёлые деревенские работы. Посевная.
Но перед высаживанием будущего урожая огороды нужно было вскопать — огромные деревенские наделы, а не культурный газончик перед домом. И во вскопке нуждались оба хозяйства: и Лавгудов, и Уизли. Почему и тех и других? Потому что помощь была взаимная: мы помогали им, а потом они помогали нам. Так получалось оптимальнее.
Что интересно, никакого обмана не было: если в этом году Молли решит нас «продинамить», в следующем она будет волочить посевную в одиночку. Всё происходило не за страх, а за совесть.
Земельное хозяйство делилось на две неравные части: обширные делянки для неприхотливых культур вроде картофеля или овса; и грядки для «ответственных» капризных посадок: зелени, магических корнеплодов, сырья для зелий и прочего длинного списка.
Последняя категория земель вспахивалась одинаково: лопатами и детским трудом. А вот «промышленные территории» в наших хозяйствах обрабатывались по-разному.
У Лавгуда имелся мотоблок. Это условное название. В движение его приводил не переделанный — извините, зачарованный — бензиновый двигатель с поршнями и клапанами, а силовой артефакт, ни разу не тарахтящий, работающий на магии и каком-то специфическом зельевом топливе из перебродившей магической ботвы. А чему вы удивляетесь? У Уизли вон автомобиль ездит по Лондону и выглядит достаточно правдоподобно, чтобы не сшибать «Конфундусом» каждого встреченного полисмена. Почему бы не быть артефактному мотоблоку?
С «ручным трактором» работал Ксенофилиус. Моё участие сводилось к ежедневной помощи в зарядке его накопителя — специально летал в это время в деревню каждый день. Луну мы единодушно решили на год от этой обязанности отстранить.
Думаю, в следующем году я тоже встану на плуг. Попеременно с Ксенофилиусом или вместе с ним, на второй. Впрочем, о чём это я… С чего бы мне вообще быть в чём-то уверенным в следующем году?
Но не будем о грустном. Ибо у Уизли площади под картошку вспахивались иначе: эксплуатированием неоплачиваемого труда садовых гномов.
Сразу оговорюсь: я не понял, как это работает. Видимо, это колония каких-то магических животных-симбионтов, помогающих с земляными работами. Живут в норах у Уизли в саду — те мелкие дымоходные трубы под деревьями были из их жилищ. Как с ними договариваются, как управляют, чем расплачиваются — мне, «маглу», никто объяснять не стал. И в чём в точности состояла цель той потехи, которую мы устроили на троих — мне тоже не рассказали.
Выглядело это так, будто колонию нужно разбудить из спячки, выгнать из нор, выловить всех до единого и… я не знаю, что дальше — отмыть, удалить паразитов, накормить? Этим занималась Молли. Нашей задачей было отлавливать эту погань, сажать в сетчатые мешки и сваливать визжащие и бьющиеся кули в специальный ларь на заднем дворе.
Как-то раз, уже будучи совой, я видел работу муниципальных служб по контролю голубиной популяции на площадях. Так вот, тот бедлам и рядом не стоял с нынешним сюром. Набитые сотней птиц сети хотя бы не визжали и не пытались тебя укусить…
Так или иначе, но именно здесь Молли требовалась наша с Луной основная помощь. Потому что «охота» была загонной, и минимальное число участников для неё — трое, не считая самой Молли на заднем дворе. Прошлой весной, вероятно, мобильная бригада состояла из Джинни, Луны и Рона, но в этот раз Рон выбыл в школу. Что Молли будет делать в следующем сезоне — неизвестно.
Очень выручали скользунки. Нам выдали защитное снаряжение, запас сеток и подробный словесный инструктаж, и мы гонялись за сволочными кротами-переростками с раннего утра до позднего обеда. Обедом нас щедро накормила умаявшаяся хозяйка. Зелий и невкусных блюд на столе не было. Подробных хозяйкиных расспросов «ты с кем живёшь, мальчик» тоже не было — Молли, накрыв на стол и что-то быстро перекусив на ходу, поспешила на задний двор.
Сейчас же мы, вместе с Джинни и Луной, вскапывали грядки у Лавгудов. И сияла нынче Джинни, как начищенный медный чайник. Как обожравшийся сметаной кошак, которому больше некуда спешить, потому что всё нужное у него уже есть. И причины тому имелись.
* * *
Первого апреля у Джинни — день рождения. О дурацком дне дураков помнят только маглы, и это к лучшему: было бы у магов куда больше фингалов под глазами, начни они вспоминать всякие глупости не ко времени и не к месту рядом с рыжей ведьмой.
Древесина у палочки Джинни — тисовая. Редкий выбор. Одни говорят — к Тёмным искусствам склонна, другие — и Светлым защитить сможет, но я сформулирую проще: плевать владельцу тиса на оттенки. Сочтёт целесообразным — применит, чтоб добро не пропало.
А ещё это — боевая древесина. Специально на дуэли не нарывается, но в бою заземлит наглухо и без церемониальных поклонов.
Владельцы тисовых палочек известны наперечёт. Каждый — по-своему. У Волдеморта, например, была именно тисовая.
Словно желая до предела сгустить краски, длина палочки у Джинни оказалась четырнадцать с половиной дюймов. Это… много. Мне известна только одна палочка длиннее этой — у Хагрида. По слухам, у правой руки Волдеморта — Беллатрисы Лестрейнж — она и то короче была.
К такой палочке, конечно же, должна прилагаться достойная кобура… у всех, кроме Джинни. Чем тебя место за поясом не устраивает, магл? Её тут лучше видно, всем желающим и не очень. И вообще, куда пялишься?
Так что подарил я Джинни другое. Метлу.
Любой завсегдатай косопереулковского «Всё для квиддича» брезгливо обошёл бы этот позор нерадивого дворника по противоположной стороне дороги. Грубо вырубленная толстая жердь из какого-то неизвестного вида лещины или подобного ей сорного кустарника. Не то что не ошкуренная — кору никто не снимал. Тёмно-зелёная, кривая, суковатая, со следами обрубавшего ветки топора. Веник — из такого же тёмно-зелёного хвороста, безобразно торчащего во все стороны. Не иначе как для того, чтобы плохо высушенная палка-древко не рассохлась, в нескольких местах она перемотана толстым проводом — магловским, в красной пластиковой изоляции. Несколько подозрительного вида заплаток… И название этого «шедевра», выцарапанное перочинным ножом по коре, словно подростковый автограф на берёзе в парке.
«Сычик»
Каюсь, это был мой последний тест для Джинни. Что это у неё: меркантильная расчётливость по престижному изделию или настоящая тоска по небу? И Джинни этот тест уверенно прошла.
— Молли, — произнёс Ксенофилиус, преподнося подарок от Лавгудов. — Тут у меня нашлась одна неудачно зачарованная метла…
Больше он ничего сказать не успел. Деревню огласил совершенно нечеловеческий визг, а Ксенофилиуса едва не раздавила в объятиях повисшая на нём рыжая фурия. Мгновением позже они исчезли — и фурия, и метла.
Праздничный обед в Норе в тот день был сорван: рыжую не могли дозваться целый час. Отсутствовала на радарах. Пришлось переносить торжество на попозже.
Если вы заподозрили в непрезентабельной самоделке наличие скрытых талантов — вы на верном пути. Неказистая заборная жердина армирована струнами из углеродного моноволокна — мною, и защищена качественными чарами неразрушимости — мистером Лавгудом. Ничего ей не сделают даже тысячи бладжеров.
Два мощных накопителя обеспечивают резерв тяги при внезапных погонях и убирают лишнее при резком торможении. В силовую часть я вложил всё, что знаю о мётловых плетениях, и даже кое-что из того, что мне в Британии пока не встречалось. Прутики на метёлке — с «изменяемым вектором тяги»: на марше складываются в компактный аккуратный жгут, а при резком манёвре — ощетиниваются в нужную сторону. Это работает только в воздухе и потому стороннему наблюдателю не заметно: метёлку закрывает мантия наездницы, да и быстро они носятся мимо зрителей, эти снаряды.
Да и опасение посадить занозу от этого бурелома мгновенно пропадает, стоит только решиться и взять метлу в руки. Ни одна «грубо обработанная» деталь по факту ничего не цепляет, не царапает и не рвёт. Шершаво-бархатистая поверхность «коры» удерживается рукой увереннее, чем традиционные лощёно-лакированные древки. Прекрасная «подушка». Уродливо искривлённая палка внезапно оказывается искривлена именно там, где того требует анатомия седока. Обмотки непростой имитацией «магловского провода» — именно в тех местах, где метлу держат в руке. Подогреют пальцы зимой и не дадут запотеть летом. Невзрачные стремена выполнены из нержавейки и не заржавеют.
Остался нераскрытым вопрос, почему же мистер Лавгуд назвал подарок «неудачно зачарованным»? Это — вишенка на торте. На метле может летать только наездница. Под руку парня «Сычик» даже с земли не шевельнётся.
Эта метла — ощутимо лучше «Ливня». «Молнию» в руках мне держать не приходилось, но не думаю, что она превзойдёт «Сычика» больше, чем на пару вершков роста. Уродливая форма — это не только тест. Это защита от экспроприации «мне она больше нужна». Большинство наблюдателей не увидят в ней уникальных лётных характеристик, потому что смотрят на шильдики. Большинство специалистов по полётам — не смогут сесть, потому что парни. Что не менее важно — и Джинни не сразу поймёт, что именно получила себе под задницу. Только если пересядет для пробы на «Нимбус», сравнить ощущения.
А почему тёмно-зелёная? Ну, помимо сегодняшней *немодности* такой раскраски в популярных мётлах, этот цвет неплохо идёт к рыжей шевелюре.
* * *
— Слушай, Подлунная, скажи мистеру Лавгуду, что если вам будет нужна помощь по хозяйству — зовите меня, — сообщила Джинни, вдавливая лезвие лопаты на полную глубину в слежавшуюся за зиму землю. — Мама ещё не поняла, но я-то на братских вениках полетала. Не больно-то «неудачно» мой «совёнок» и зачарован.
Джинни — настоящий двужильный трактор. Она обожает отдохнуть с огоньком и развлечься с выдумкой, но если нужно работать — никогда не филонит. Вот и сейчас: свою полосу копает быстрее нас, и останавливается только для того, чтобы не убегать вперёд от беседы. Я уже вспоминал сегодня Рона или ещё нет?
— Папины мозгошмыги говорят, что эта метла не обошлась ему и часа детского труда, — протянула Луна. — Ты, главное, сама на ней не убейся, Жареный Стриж.
— М-м, это да, — тряхнула «пережаренной» гривой Джинни. — Я теперь на крыльях, как у стрижей. Скажи мозгошмыгам, чтобы не болтали небылиц и передали мои слова твоему папе. А то я сама приду и поблагодарю за опробованную попытку убиться.
— Вот зачем ты это сделала, а? Думаешь, нам было бы веселее, если б тебя не стало?
— Да там ничего и не было, подруга, — Джинни подняла вывороченный из земли камень и отбросила его прочь с огорода. — Только грозой запахло и пылью колючей обсыпало. Я уж было думала, что метлу угробила, но она оклемалась.
Я вздохнул. Электрогравитация — неизвестный пока на Земле техномагический эффект. Для парения подходит не очень, а вот для мгновенного безынерционного останова в поле притяжения — вполне. Третий накопитель в «Сычике» — аварийный, срабатывает при ударе о землю. Действительно, сильный запах озона и превращённый в наэлектризованную пыль грунт при срабатывании. И метла, которая не может высоко подниматься с четверть часа, пока накопитель не перезарядится.
Я сделал Джинни этот аварийный парашют на крайний случай. Как чувствовал неладное — специально ограничил полёт метлы, пока сработавший парашют вновь не придёт в готовность. Потому что Джинни опробовала режим «а что, если врезаться метлой в землю» уже на четвёртый день. И наверняка бы немедленно попробовала «а что, если сделать это десять раз подряд». Весело же!
— Твоя метла перезаряжала систему спасения, ведьма, — пробурчал я. — Вот и не летала.
— Да я уже сама поняла, — согласилась Джинни. — Магл, я хочу пить!
Я достал из сумки бутылку с компотом. Джинни у нас — водохлёб. И когда она оценила мою сумку — не ту, что с совой, а сделанную мною для «магла», с меньшим облегчением веса — назначила меня своим водоносом.
И нет, у неё не диабет. Даже если бы я не видел это сам — у детей магов диабета не бывает. Легко корректируется в Мунго. Дети-волшебники вообще на удивление живучи, просто некоторые экстремальные эпизоды их выживания могут плохо отразиться на дальнейшей продолжительности жизни.
— Странности с тобой накапливаются, магл, — сообщили мне, возвращая бутылку и начиная «серьёзный» разговор. — Мне с самого начала не понравилась твоя сумка.
— Так а чего тут? — удивился я, отбрасывая к границе делянки каменюку-собрата джинниного. — Скользунки ж работают… Или ты о её синем цвете?
— Да плевать на цвет, — отмахнулась Джинни, сегодня щеголявшая в тканевых чулках разной расцветки: серой и коричневой. — Ладно, допустим. Но вот гномы… Мама бурчала накануне, что выловить их маглу непросто и потянешь ли ты. А ты их столько нахватал — меня едва не обогнал!
— Ну… эти, как их, сквибы ваши — это не маглы же…
Честно говоря, я не знал, что ей ответить. Кто бы мог подумать, что эта вонючая погань ещё и сертифицированного мага требует для своей поимки? Но Джинни по обыкновению плохо меня слушала, если думала о своём.
— Это мама ещё не знает, сколько тебе лет, — пробормотала она.
— Сколько Саргасу на самом деле лет, не знает вообще никто, — пропела Луна, передавая мне свой камень для выбрасывания за межу.
— Правильно мыслишь, подруга, — Джинни энергично вогнала в землю лопату, что-то с хрустом там перерубая. — Ну-ка, Саргас… тьфу, магл — сколько тебе и вправду лет, а? На одиннадцать ты не выглядишь. Могли тебе родители наврать, а?
Милая непосредственность. Джинни не оскорбляла — её это искренне интересовало. Да кому нужны все эти танцы с деликатесами, если всё всем понятно?
— Эм… сама понимаешь, если родители берутся за это серьёзно, нам, детям, мало что можно им противопоставить, — вздохнул я. — Тут главное — вовремя начать врать и не путаться в показаниях.
Тут, главное, помнить, что у меня и самого нет никаких твёрдых гарантий, что мне одиннадцать, я родился тридцать первого июля и меня зовут Гарольд Поттер. Мало ли чего там мне окружающие в уши льют? «Мы все за вас волнуемся» — это мне тоже льют. И чего, верить этому?
— Всё как в гоблинских контрактах: абсолютно правдиво и ни к чему не обязывает, — произнесла Джинни чью-то цитату. — Зайдём с другого лаза. Ты точно ничего не получал? Письма, приглашения?
— От ваших? Хм… А как ваши волшебные письма попадают к неволшебным маглам? Почтальоном?
— Совами, баран! Леди Младший редактор, ты хоть проверяла — он читать умеет?
— Сказки он мне читать отказывается, Убийца мётел, — со вздохоми ответила Луна.
— Да типун же тебе на язык!! Магл, дай попить!
Чем-то искренне расстроенная, Джинни выхлебала не меньше трети за раз.
— Ух, спасибо, — девчонка перевела дух, вернула мне бутылку и продолжила. — Бойся её сло́ва, Саргас, раз уж решил жить с ней рядом. А то она как ляпнет иногда! А отменить сказанное ею…
Рыжая сокрушённо покачала головой и вернулась к лопате.
— Летай осторожнее, рыжая ведьма, — произнесли рядом тихим и… неравнодушным голосом. — И тогда убиваться будут чужие мётлы.
— Я обдумаю твои слова, Лунный Лучик, — Джинни вздохнула. — А сейчас вернёмся к нашему барану. Запоминай, магл: прилетает сова, кидает письмо в ящик — и оно оказывается в доме. Повтори!
— У нас почтовый ящик — снаружи, у забора, — возразил я.
— Зачем? Вам своих ног не жалко?
— У нас письма почтальоны разносят. Ездят по дороге вдоль забора, кидают в ящики тут же. Делать крюка к дверям каждого дома они не станут.
— Забавно, но неважно. Значит, сова кинет его в ваш ящик у забора.
— Ясно, — вздохнул я. — Объясняю устройство нашего быта, ведьма. Прямо под почтовым ящиком у нас стоит поганое ведро. Большое и с дырками. Раз в неделю мы разжигаем там костерок, открываем ящик и выгребаем в огонь всё, что туда накидали за неделю. Конец истории.
— Зачем? — рыжая аж копать перестала. — Там же что-то важное может быть! Зачем устраивать почтовый ящик, если ты всё сжигаешь?
— Спам, ведьма. Торговые объявления. — Я выбросил за межу очередной камень. — Коммерсанты платят почтальонам за каждое разнесённое объявление. Почтальоны их разносят. Больше они не разносят ничего. Почта выродилась, ничего важного в ней давно нет.
— Так убери почтовый ящик! Зачем вы его выставили? Уберите, и никто не будет ничего разносить!
— Будут. Им платят за каждое письмо, помнишь? Будут приносить и кидать на землю. Почтовый ящик — это мусорное ведро. Общественный уговор, чтобы не избивали почтальонов: вы кидаете сюда, мы опорожняем раз в неделю. Начнёте обклеивать деревья — отобьём почки.
— Я не понимаю вас, магл. Ну, пойдите набейте вашим почтальонам рожи, чтоб вообще к вам дорогу забыли!
— Да они-то здесь при чём? Гадят авторы объявлений! Это они настаивают на том, чтобы их мусор был разнесён по каждому дому в Англии.
— Зачем они это делают? Нет, погоди. А может, там и вправду что-то достойное, в тех объявлениях? Они достучаться до вас хотят?
— Ты правда думаешь, что можно сообщить о чём-то достойном настолько гадким способом? Ну вот подумай сама: авторы объявлений прекрасно знают, насколько люто люди их ненавидят. Но они всё равно разносят повсюду свои отходы. Вот скажи: может ли быть хоть малейший шанс, что у этих мерзавцев припасено для тебя что-то хорошее? Если они неразборчивы в одном, они неразборчивы во всём.
Рыжая смотрела на меня в полном обалдении.
— Магл, я… Я понять хочу: ради чего? Если все получатели писем сразу же их выбрасывают…
— Не все, к сожалению, — вздохнул я. — Один или два на тысячу прочтут и сделают заказ. Вот из-за этих мудаков и страдают все остальные.
Джинни вернулась к лопате и сделала несколько молчаливых, но энергичных выворачиваний грунта, после чего продолжила то же самое, но уже с озвучкой.
— Маглы — психи, — бурчала она в такт каждому всаживанию лопаты в землю. — Ненормальные. Шизанутые. Больные.
Я то же самое часто думаю о магах. Но расстраивать рыжую ведьму мы такими словами не будем. Налетит, побьёт — а кому от этого легче? Не хватало нам ещё драться за чужой цинизм и паскудство.
Выкорчевал и отбросил очередной камень. Вот странно: каждый год эти грядки тщательно перекапываются, а камни — выбрасываются. Каждый год выкапывается одинаковое количество камней. Они что, из-под земли поднимаются?
— К свиньям ваши заморочки, — вернулась к разговору Джинни. — Приглашение в Хогвартс сильно отличается от магловских объявлений. Пергамент, зелёные чернила, «Вам предоставлено место»…
— А ты думаешь, сегодняшний спам настолько прямолинеен? Простая листовка «У вас открылась новая цирюльня» с картинкой и картой? — я усмехнулся. — Такое точно никто не читает. Всё именно так, как ты описываешь: нестандартный фигурный конверт, сургуч, имитация чернил и рукописного текста, а внутри…
Я вздохнул, отвлёкся на очередной камень и продолжил:
— Вы выиграли в лотерею! Месяц бесплатного бритья в нашей цирюльне! Я нигерийский принц и хочу подарить вам миллион фунтов! Вам предоставлен бесплатный тур на Мальдивы! Вам предоставлено место в школе волшебства! Вам заблокировали карту, для…
— Что?! — Джинни аж подпрыгнула. — Что ты сказал?
— Ну, кредитная карта — это…
— Да к лешему ваши пасьянсы! Что ты сделал с письмом? Про школу волшебства?
— Отправил в костёр, — пожал плечами я. И, видя, как у девчонки сжимаются кулаки, отступил на шаг. — Да что не так-то? «Волшебство» в том ведре — в каждом первом письме! «Чарующий аромат», «волшебный пылесос», «магический удлинитель», эм… ресниц.
Рыжая аж лопату уронила и… по-моему, собралась заплакать. Я откровенно растерялся. Шутка зашла слишком далеко, нужно выводить беседу на весеннюю обстановку вокруг.
Луна отложила свой инструмент, подошла и обняла подругу.
— Я тебе не мешала, Саргас, — сказала она без улыбки.
— Ты права. Джинни, прости, пожалуйста. Неудачная шутка. Не думал, что для тебя это так важно.
— Для тебя стараюсь, придурок, — зачем-то вытерла она лицо рукавом. — Дай попить.
Вернув мне окончательно опустевшую бутылку, Джинни взялась за лопату и молча вскопала половину полосы.
— Не знаю, магл, почему ты дружишь с ведьмой, но так рьяно отбрыкиваешься от шанса стать волшебником самому, — буркнула она. — Но дело твоё. Наши такое на произвол судьбы не бросают, так что ты, походу, и вправду пустышка.
— Зато это он придумал название твоей метле, — задумчиво подсластила кислую атмосферу Луна.
— Правда, что ли? — Джинни чему-то улыбнулась и на глазах повеселела. — Ну, тогда прощён, магл… А-а-а! У меня корень ползучего порея! Держите его!