Тэвисток-хаус,
среда, 28 января 1857 г.
Дорогой Бульвер,
Ашетт [90] заплатил мне 350 фунтов за согласие на перевод всех книг, которые я написал до сих пор. И они сохраняют это право на все книги, которые я могу написать в будущем (если сочтут это желательным), выплачивая мне 40 фунтов за каждую. Это очень крупная фигура, и их контора за морем в древнем Париже не уступает, скажем, лонгменовской.
Я думал, что Уилс рассказал нам о Гильдии (я настоятельно просил его сделать это) и о том, что мы ничего не можем сделать, пока не пройдет семь лет со дня утверждения нашего устава. Таково строжайшее запрещение, установленное парламентским актом, но за это, слава богу, отвечаете вы, его члены, а не я. Когда я заметил этот пункт (мы как раз собирались назначить пенсию — если бы договорились, кого считать достойным ее), я потребовал, чтобы мы посоветовались с нашим поверенным. Да, это действительно так. Я сразу же предложил прекратить все расходы, проценты с капитала по мере их накопления вносить в банк, от помещения отказаться и уволить клерка, Гильдия сможет бесплатно пользоваться помещением редакции «Домашнего чтения», а также услугами Уилса. Что и было сделано.
В настоящее время изготовляются копии письма, которые будут разосланы всем членам Гильдии, чтобы ознакомить их с положением вещей в новом году. Вы тоже получите такую копию. Мне кажется, выглядит это неплохо. Но если является идиот, который сильнее нас, и связывает руки мне, или Вам, или нам обоим на семь лет, что можно с ним сделать?
Однако, говоря о делах куда более важных — и важнее их не найти на этой нашей переобремененной земле, — я пришел к заключению, что в нашем замученном мире нет ничего более неудачного и вредоносного, чем палата общин, да и весь парламент в целом.
Я, как положено, переслал Ваше письмо секретарю Драматургического общества.