Триумф непослушания

Откровение

Интерьер лесного царства стал неузнаваем. Зелёный ковёр сменился на золотой с тёмными оттенками. Верхушки крон полностью осыпались, оставаясь беззащитными перед холодными ветрами. Лишь редкие листья ещё держались из последних сил, но их падение было лишь вопросом времени. Становилось холодно. Птицы улетели. Лишь вороны и воробьи остались верны своим родным местам и готовились к холодам. Зайцы сменяли летнюю окраску на зимнюю. Лиса наращивала пушистую шубу.

Внезапно обитателей леса что-то спугнуло и они бросилась прочь. Причиной тому стали два охотника: Алиса и Саманта. Их сопровождала овчарка.

Рыжая была на веселе, получая искреннее удовольствие от пребывания здесь. Саманта же напротив — уткнулась носом под ноги. Это не ускользнуло от Алисы.

— Да не кисни ты, — приобняла её Алиса.

— Ну что я за безрукая кукла? — сетовала девушка.

— Оно даже хорошо, что ты промазала. На ошибках учатся. Руки нужно держать ровно только перед самим выстрелом, а то устают. Задержку дыхания тоже не нужно забывать. И под ноги смотри, а то все ветки подавила, пока кралась.

— Лёша очень ошибся, отправив меня с тобой.

— И ничего подобного. Вдвоём веселее. Могу передать свои знания кому-то. Прям как Анька… — у рыжей на секунду промелькнула тень печали.

— Если с медициной мне было интересно, то охотиться нет. Убивать кого-то очень противно.

— Может, у Лёхи на то и расчёт? — у Алисы сверкнули глаза. — Точно, вот же засранец. Хочет воспитать в тебе нового человека.

— Нового человека? — переспросила Саманта. — Не хочу становиться новым человеком. Меня и прежняя я полностью устраивает.

— Никто нас особо не спрашивает, хотим мы меняться или нет. Жизнь всё равно в итоге изменит и обычно не в самую лучшую сторону. Особенно, если учитывать, что сейчас происходит. Многим приходится пренебрегать дружбой и семьёй. Сейчас не до этого. Хотя и раньше особо это не было важными ценностями.

— Что может быть плохого в семье и дружбе? — недоумевала Саманта.

— Поверь, — ухмыльнулась Алиса, — ещё как может. Взять хоть Вилли и Лёху. Всем понятно, что между ними кошка пробежала. Но как исправить это? Ни ты, ни я, ни кто-то из нас этого сказать не может. Думаешь, им самим это нравится? Просто упёрлись, бараны, и не хотят делать первый шаг на встречу, не понимая, что своим поведением истеричек подставляют всех.

— Вильгельм чуть не убил Лёшу, — мрачно заметила Саманта.

— Думаешь, он хотел этого? Он же не придурок. Хотя, нет, — махнула Алиса, — он придурок, но не настолько, чтобы убить человека, которого знаешь всю свою жизнь. Всю свою жизнь… — отстранённо повторила рыжая.

— Алиса? — озадаченно обратилась девушка.

— Да так… Вспомнилось.

— Что?

— Да зачем оно тебе? — пожала плечами девушка. — Хотя, приведу тебе пример «хорошей» семьи, — Алиса глубоко вздохнула, собираясь с мыслями. — Давным-давно, когда я была ещё меньше, чем ты, я в чём-то ослушалась свою мать. Уже и не помню, если честно, что я такого сделала. Зато помню, как она на меня орала, а я забилась в угол и рыдала. Но не это главное. Главное, что в моей голове отпечатались её слова, по сути, сделавшие меня такой, какая я сейчас: «Запомни, дрянь мелкая! Я тебя родила, я о тебе забочусь, я тебя кормлю! И ты обязана быть моей всю свою жизнь!» После этого она грымнула дверью. А в моём детском мозгу что-то щёлкнуло. «Быть твоей? — думала я. — Всю свою жизнь? Да хрен тебе! Я лучше с крыши спрыгну, чем буду твоей. Твоей игрушкой». Прыгать я не собиралась. Но и игрушкой быть тоже не горела желанием. Самое печальное, что такая картина была очень распространённой. Мамаши вынашивают детей, чтобы в первую очередь доказать что-то себе, напрочь забывая, что их ребёнок живой. Они никогда не воспримут его, как равного себе. У них даже не возникает мысли как таковой. Я не понимаю, если у тебя был какой-то сдвиг, зачем рожать и выплёскивать последствия этих сдвигов на ребёнке? Сходи к психологу, хобби найди, воплоти давнюю мечту, но зачем причинять неокрепшему уму страдание из-за своих тараканов в голове? А потом вырастает запуганный человек. Если, конечно, у него не хватило смелости пойти наперекор. Всю свою жалкую жизнь я задаюсь вопросом: «Зачем? Зачем так делать?» И никак не могу на него ответить. Нет, ответ я знаю, но принимать его отказываюсь. Может, оно и к лучшему, что это ушло с нашим старым миром? Сейчас стать мамой непосильная роскошь и смертельная опасность как для себя так и для мальца. Что касается моей мамы, то да — я её ненавидела. Сколько себя помню, так было. Как-то слышала фразу, что даже если отец и мать бьют своё чадо, то чадо всё равно их любить и пытаться понять. Нихрена подобного. Хотя, даже если так, то рано или поздно чадо взрослеет и понимает, как оно живёт. Ты скажешь, что я ненормальная? Не спорю. Уж прости, такое воспитание. Папа алкаш, не интересующийся ничем, кроме бутылки и друзей собутыльников, а мама стерва, придирающаяся к каждой мелочи. И тем не менее её слова что-то во мне пробудили. Какое-то желание. Желание доказать, что я не вещь и не частная собственность. Что со мной нужно считаться. И я записалась на секцию по стрельбе. Мамочка была в ярости, в первую очередь из-за того, что я с ней не посоветовалась. Но её крики только усиливали чувство моей правоты. Всё же она дала добро. До сих пор в шоке, что мамуля переступила через свою гордость. На тренировках со мной занимался Виктор Павлович. Хотя, я обычно называла его «Дедом». Как никак человеку шел седьмой десяток. Он стал первым взрослым человеком, которому действительно было дело до меня. И он меня воспитал. Сделал то, что забыли родители, — она немного помолчала с грустной миной. — Понимаешь, Саманта, семья это очень здорово. Но что делать, когда её нет? Ты пытаешься заменить её друзьями, но какими бы они не были, это всё равно не то. Говорю, как яркий пример. Если бы взрослые, прежде чем брать на себя ответственность за воспитание, в первую очередь в себе разобрались, этот мир бы стал гораздо лучше. Но увы — многие думают эмоциями, напрочь забывая о здравом смысле. Случай Лёши и Вильгельма типичный пример, когда человек поддался эмоциям. Я не говорю, что в эмоциях есть что-то ужасное. Вовсе нет. Я сама люблю подурачиться или поплакаться кому-то. Но когда эмоции угрожают счастью или жизни другого человека, это уже совсем другое дело. Ах, — Алиса остановилась и наклонилась, глядя Саманте в лицо, и грустно улыбнулась, — я тебе завидую. У тебя было счастливое детство и тебе есть за что цепляется. И Аньке я завидовала, хоть никогда и не признавалась. Надеюсь, ей там хорошо, с ними…

— Ты очень смелый человек, Алиса. Мне до тебя очень далеко.

— Не говори чепухи. Если я не показываю страха, это не значит, что я его не испытываю. Я боюсь смерти, как и все остальные. Боюсь вас потерять. Боюсь, что наша более менее устоявшиеся жизнь может полететь в тартарары. Но если я буду тревожиться от этого, то никаких нервов не хватит. Хотя, жизнь научила быть немножко безэмоциональной тварью.

— Не говори так на себя, — запротестовала Саманта. — Ты хорошая.

— Хорошая? — рассмеялась Алиса. — Нашла кого назвать хорошей! Человека, без зазрения совести нашпиговывающий людей свинцом. Сомневаюсь, что хороший человек так поступает.

— Для меня ты остаёшься хорошим человеком. Остаёшься другом. Частичкой новой семьи.

— Правда? — опешили рыжая.

— Конечно! — они обнялись.

За обменами нежностями рыжая услышала посторонний звук. Овчарка напряглась и виляла хвостовом, выжидая.

— Замри, — прошептала Алиса на ухо. — И возьми арбалет.

Из кустов гордо вышел самый настоящий благородный олень. Его длинные рога зацепались за голые ветви, а копыта утопали в листве. Золотистая шерсть переливалась на солнце. Он пока не замечал охотников и не подозревал об опасности.

— Задержи дыхание и возьми на прицел. Не думай о выстреле. Не думай, что ты его убьёшь. В конце концов, мы потому и люди, что можем себе это позволить.

Саманта выстрелила. Олень качнулся, попытался убежать, но упал. Стрела пробила толстую шею насквозь.

— Жалко, — вздохнула она. — Такой красивый.

— Конечно красивый, — подтвердила Алиса. — Но ты у меня намного красивее. И я готова убить любого, чтобы такие, как ты, жили счастливо.

— Ох, — лицо Саманты покрыл румянец. Сердце ещё бешено колотилось от переизбытка эмоций. — Спасибо.

— Потом благодарить будешь, — рыжая резко выдернула стрелу. — Сейчас эту тушу нужно доставить на базу. Беги и зови на помощь, пока хищников не набежало.

— А как же ты? — забеспокоилась Саманта.

— Не боись. Ганс меня защитит. Верно, Ганс?

В знак подтверждения пёс потёрся об ноги хозяйки.

— Лёха! — в гараж ворвался взъерошенный пацан.

— Что там ещё? — недовольно протянул Алексей, только усевшись на гамак. Весь день он только и делал, что вытачивал доски для утепления здания поместья.

— Долго объяснять, пошли! — он скрылся за дверью.

— Ничего не могут сделать без Лёхи. Как дети малые, — пробубнил под нос Алексей.

Выйдя на балкон и поравнявшись с тем, кто его позвал, Лёша на секунду потерял дар речи. За укреплённым забором бесновалась большая группа лиц. У всех чернявые лица, тёмные волосы. Вычурная разноцветная одежда, дополняемая килограммами украшений. Кто-то веселился и танцевал, некоторые лезли на забор и охрана с трудом их спихивала. Лёша понял, что ещё немного, и по ним откроют огонь.

— Где Вильгельм? — спросил пацана Алексей.

— На вылазке.

— Как не вовремя, — процедил он сквозь зубы. — Поднимай наших. Будем оттеснять.

— Понял, — пацан выбежал с балкона.

Лёша опёрся об перила и со всей силы сжал их, наблюдая. За прошедшие месяцы Алексей совершенно забыл об этом факторе. Даже когда исчезли взрослые, у таких детей, с детства приспособленных к экстремальным условиям, было явное преимущество перед другими.

«Интересно, — подумал Лёха, — а что сейчас твориться в Африке? Наверное, никто и не заметил изменений».

— Лёша, — Саманта прервала его мысли, — а кто это такие?

— Цыгане, — мрачно ответил Алексей. — Никогда не видела цыганов, что ли?

— Цыгане? Ты про ромов?

— Ну, или ромы, их и так называют.

— Видела только на фотографиях.

— А теперь посмотришь в живую. Такое на картинках не покажут.

— Что вы собираетесь делать? — обеспокоенно спросила девушка.

— Пятачок, — вздохнул Алексей, — неси ружьё.

— Пятачок? — удивилась Саманта.

— Ай, — махнул Лёша. — Не бери в голову. Местная шутка.

Алексей с нахмуренной миной покинул балкон.

Держа оружие на плече, он неспеша подходил к стальным воротам. За ним несмело шли остальные члены группы.

— Открывайте ворота! — крикнул Алексей. — Сначала попробуем поговорить. Хотя, сомневаюсь, что из этого что-то выйдет.

Зелёные куски стали отворились, открывая всем разноцветную толпу. Цыгане хотели броситься к ним на встречу и разделить свою радость, но их остановили направленные стволы. Все вдруг затихли, с животным страхом глядя на оружие. У самих же жителей поместья дрожали руки. Никто не хотел омрачать этот день новыми смертями, но и заговорить не решался.

— Кто у вас главный? — прервал тишину Алексей. — Пусть выйдет. Поговорим.

Лёша поставил ружьё на предохранитель и пошел навстречу толпе. Затылком он почувствовал взгляд. Саманта с нескрываемым страхом наблюдала за ним. Он обернулся и улыбнулся ей. Не смотря на безмятежное выражение лица, под ложечкой сосало, а в ушах громко стучала кровь, заглушая мысли.

Из толпы выпрыгнула молодая цыганка, одетая в длинную пышную юбку с воланами. Она, пританцовывая, пошла к Алексею на встречу. Так они и встретились на середине.

Лёша пытался не смотреть ей в глаза, зная, какими последствиями это чревато.

— Чего вы хотите? — спросил он с нотками презрения.

— Красавчик, у нас праздник! — в её голосе слышался лёгкий акцент. Странно, учитывая, что все теперь говорят на одном языке. — В нашем таборе родился мальчик!

— А мы тут причём? — Алексей не разделял её энтузиазма.

— Как причём? — удивилась цыганка, широко раскрыв глаза. — Надо же с кем-то отпраздновать! — Толпа дружно поддержала своего главаря.

— Не-не-не, — замахал руками Алексей, пятясь. — Вы меня уже когда-то один раз обокрали. Я с вами особо и разговаривать не хочу, не то, что впускать в свой дом.

— Ну чего ты? — расстроилась цыганка. — Я вижу, что у тебя доброе сердце. Так зачем же врать самому себе?

— Я тебе сейчас покажу своё доброе сердце, — прошипел Алексей. — Видишь их? — кивнул Лёша назад, намекая на своих людей. — Почти каждый из них кого-то убил. Я не скажу, что нам это нравится, но все готовы испачкать руки, защищая свой дом. В этом я уверен. Поэтому, во избежания кровопролития, попрошу вас исчезнуть. Желательно также, как наши матери и отцы, — он горько усмехнулся.

— Я тебя поняла, — расстроенно ответила цыганка. — Позволь хоть, милый человек, позолотить тебе ручку. Не хочется уходить просто так, ничего не сделав.

— Только если вы потом уберётесь, — Алексей нехотя протянул мозолистую ладонь. В принципе, он ни чем не рисковал. Ценных вещей при нём не было. И только когда липкие руки цыганки прикоснулись, он вспомнил, что за пазухой лежит футляр. Но отступать было уже поздно.

Цыганка начала водить пальцами по его выемкам и линиям, что-то бубня себе под нос. Алексей всё же дал слабину и взглянул в её глаза. Оторвать взгляд он уже не смог. Казалось, что её черные зрачки поглощают весь свет, попавший в них. Окружающий мир начал меркнуть, ноги резко подкосились, сознание помутилось. Лёша не заметил, как его окутала тьма.

Темнота рассеялась. Лёша не узнал окружающей местности. Вокруг было пустынно, земля усеяна воронками от снарядов и перепахана окопами. Величественные дома, некогда красивого города, превращены в уродливые руины. В нос резко ударил удушливый запах пороха и крови.

Алексей услышал душераздирающий крик, сопровождаемый плачем. Он обернулся и увидел солдата. Точнее двух. Оба одеты в маскхалаты. Один пытался спасти своего товарища, но, судя по всему, его попытки были тщетны. На Лёшу не обращали ни какого внимания, словно его здесь и не было вовсе. Подойдя поближе, он увидел, что раненой была девушка. Лесная маскировка обагрилась в алый цвет в области живота. Не смотря на пулевое ранение, она улыбалась. Изо рта начала вытекать тоненькая, красная струйка. У солдата, что перевязывал, отсутствовал один глаз, заменённый тёмной повязкой. Из другого, цвета изумруда, не переставали течь слёзы. Он что-то шептал ей, но Алексей не мог разобрать слов. От шока Лёша не мог понять, что происходит. Он понимал только одно: их лица, покрашенные в камуфляж, ему знакомы. Алексей только не мог вспомнить, где их встречал. Казалось, что это было в совсем другой жизни.

Внезапно в то место, где он стоял, попал снаряд. Лёша рефлекторно закрыл лицо руками. Он очнулся. Вокруг всё было также. Никакой войны, отравленной снарядами земли и вездесущий смерти. Лишь мягкая трава и багровый закат.

Над Алексеем склонился Вильгельм, протягивая железный футляр с пулевым отверстием.

— Цыганка у тебя украла, — объяснил Вилли.

— Спасибо, — Лёша спрятал драгоценную коробочку. — А где они сами?

— Как только увидели нас — дали дёру, — ухмыльнулся Вилли. — В суматохе я заметил, что цыганка роется в твоей одежде. Она была быстрой, но я быстрее. Ох и визжала она, конечно.

— Позволю себе шутку, пока Саманта не слышит. Все люди равны, но цыгане не люди.

— В каждой шутке есть доля правды, — Вильгельм помог Алексею подняться. Лёша последовал в дом.

— Вилли, — он обернулся.

— Да?

— Спасибо.

— Обращайся, — улыбнулась Вильгельм.

Пепел медленно падал на деревянное покрытие, разбиваясь в мелкую крошку. Гвин выкуривал уже третью сигарету. Иногда нужно менять способы медленной кончины. Он сидел на том же пыльном диване, на том же засранном чердаке. Каждый вечер Гвин приходил сюда и думал, что делать дальше. С любым другим человеком альбинос бы поступил своим излюбленным способом: приказал притащить в кабинет и выслушивал слезливые просьбы помиловать, прежде чем вздёрнуть на петле. С Лизой он ни в коем случае не посмел так поступить. Напротив, Гвин даже боялся сходить к ней в гости. Боялся не вынести её испуганного и одновременно осуждающего взгляда. Единственное, на что Гвин решался, — это приходить сюда, веря, что девушка тоже придёт. И сегодня судьба расщедрилась.

Лиза несмело заглянула в комнату, увидев Альбиноса охнула, но не убежала.

— Мне сказали, что Вас можно найти здесь, господин Гвин, — она села на самый край дивана.

— Как видишь — не соврали, — он кинул сигарету прочь, напугав голубя.

— Господин Гвин…

— Ты бы знала, как меня достало это обращение, — перебил он её. — Просто Гвин.

— Гвин, — сказать это имя без уважительной приставки стоило ей больших усилий, — я хочу понять, что между нами происходит и закончить это…

— Я наркоман, — прервал Гвин Лизу.

— Что? — карие зрачки начали расширяться.

— Хотя, нет, давай начнём всё с самого начала. В первую очередь я сирота. Мамочка завернула меня в пакет, когда мне было пять месяцев, и выбросила в мусорный бак. Но меня нашли, о чём я сто раз пожалел. В детском доме я не помню день, когда меня не били, не окунали головой в толчок или не пытались состричь волосы. В девять лет я уже курил. В двенадцать первый раз попал в отделении полиции за воровство, хотя заниматься этим начал на несколько лет раньше. В шестнадцать лет получил свой первый срок на три года, за хранение наркотиков, но тогда ещё их не употреблял. И не смотря на свой статус белой вороны, я смог добиться авторитета. Когда началась заварушка, я понял, что это мой шанс пожить наконец-то счастливо. Но поверь, ни секунды не получал удовольствия до встречи с тобой. И да, за это время умудрился стать наркоманом. Иногда я не могу жить без дозы пары часов, а иногда могу терпеть и неделю. Всё зависит от настроения моего пулевого ранения. Знаешь, что странно? Эти несколько дней проведённые с тобой, я напрочь забыл о кокаине, но, как только ты бросила меня, ломка сразу дала о себе знать. Я не могу жить без тебя. Я завяну, как те розы, что ты оставила. Вокруг столько пустых оболочек, что только и мечтают, когда я кончусь, а ты единственная, кому есть дело до меня, за всю мою никому нахер ненужную жизнь, — всё это альбинос сказал совершенно безэмоционально, словно это и не касалось его.

Лиза молчала, пытаясь переварить его слова. Гвин лишь терпеливо ждал, что она ответит. Альбинос уже давно решил, что если она убежит, то он вышибет себе пистолетом мозги.

— Я всё поняла, — вскоре ответила Лиза. — Теперь у меня не хватит совести бросить тебя.

— Правда? — ему хотелось заплакать, но Гвин смог подавить в себе этот порыв.

— Господин… — запнулась она. — Гвин. Я вижу, как тяжело тебе всё это даётся. Ещё немного, и твоя власть станет твоей же могилой. Так что позволь помочь тебе. Помочь сделать всех нас чуточку счастливее.

— С удовольствием, — выдохнул Гвин. — Только дай обещание.

— Какое?

— Что никогда не бросишь и не предашь меня.

— Это очень серьёзная клятва, — она нахмурилась. — Но я постараюсь её исполнить.

— Поцелуй меня, — Лиза уловила эти слова лишь краем уха.

— Нахал! — она слегка толкнула его.

— Надо же как-то закрепить договор о сотрудничестве, — рассмеялся он.

— Ну раз так.

Лиза придвинулась, и их губы сомкнулись, оставаясь такими до самого рассвета. Вместе с поцелуем ушли и все проблемы, оставляя лишь то, что не даст ни одна проститутка — любовь. За эту ночь Гвин изменился. Нет, циничность, жестокость и эгоистичность никуда не делись. Просто вместе с ними поселилось ещё что-то. Кажется, это называлось счастьем.