Триумф непослушания

Motherland

Её ладонь была такой мягкой и тёплой. Забылось имя. Забылся образ. Но ладонь и связанные с ней эмоции продолжали пробиваться из подсознания, напоминая о том дне. Когда нежность и теплота резко исчезли, выдёргивая из приятного сна.

По телу пробежала волна холодного воздуха, сердце заколотилось, на секунду стало тяжело дышать. Генри открыл глаза, не сразу понимая где он. Потребовалось время, чтобы вспомнить, почему он в самолёте. А затем задать себе вопрос, на который так и не получится ответить: «Почему вокруг так мало людей?»

Он точно помнил, что в бизнес классе не было где яблоку упасть. Сейчас же, пробивавшейся сквозь иллюминаторы свет луны освещал пустые места. В том числе и соседнее с ним.

«Не могли же они все вместе пойти в хвост самолёта по своим тёмным делам?»

Что-то случилось. Генри это чувствовал. Он не мог объяснить, что именно, но интуиция подсказывала, что нужно действовать.

Первым делом он попытался найти взрослых. Конечно его ожидала неудача. Заглядывая в каждый тёмный проём, Генри с уверенностью мог сказать, что самолёт почти пустой. А когда, к своему ужасу, он обнаружил, что борт остался без пилотов, без колебаний разбудил оставшихся пассажиров.

Тишину нарушили десятки взволнованных голосов. Маленькие дети не понимали что происходит, старшие пытались их успокоить, но по их виду было понятно, что их самих терзали те же самые вопросы. Генри взял с собой нескольких человек и, оставив остальных приглядывать за младшими, закрылся с ними в кабине пилотов.

— Нужно садить самолёт, — категорично заявил он.

— Ты спятил?! — опешила девушка. — Этой махиной никто из нас не знает как управлять.

— Свяжемся с диспетчерами. Они будут нам подсказывать. В противном случае у нас закончится топливо и мы полетим штопором вниз. Нам очень повезёт, если под нами будет вода. Кстати где мы сейчас? — спросил Генри у паренька в очках.

— Центральная Европа, — глядя на навигатор с дрожью в голосе ответил тот.

— Связывайся с вышками. Будем запрашивать полосу.

— Почему мы просто не можем спрыгнуть с парашютом? — спросила девушка.

— Сколько их здесь? В лучшем случае выдают несколько штук. А нас два десятка. К тому же ты готова оставить неуправляемый кусок металла, который неизвестно где рухнет?

— Вопрос снят, — поникла она.

Генри нацепил на себя валявшуюся у основания кресла пилота гарнитуру и опустил микрофон, а затем попытался связаться с ближайшей вышкой.

— T-118! Приём! У нас ЧП! Борт остался без пилотов! Запрашиваем экстренную посадку!

Тишина.

— Т-118! Ответьте! Т-118!

Всё та же тишина отдавала холодным комком в горле.

— Пожалуйста… — с отчаянием простонал Генри. — Давай следующую, — обратился он к парню.

Генри ждал заведомо проигрышный результат. После десятой попытки гарнитура полетела в дальний угол, развалившись на две части.

— Да что за хрень?! — потеряв остаток холоднокровия кричал Генри. — Они нас здесь решили кинуть?!

— Что будем делать? — спросила девушка.

— Что делать… — повторил её слова Генри. — Ты верующая? — внезапно спросил он её.

— Атеистка.

— В нашей ситуации даже атеист будет молиться, — усмехнулся он. — Какой к нам ближайший аэропорт? — спросил Генри у парня.

— Рамштайн, — разглядывая навигатор, ответил он.

— Ставь автопилот на него. Будем сажать сами.

— Самолёт смертников, — фыркнула девушка.

— Зато умрём ярко и мгновенно! — развёл руками Генри и сел обратно в кресло.

— О детях бы подумал.

— Кстати о детях, — Генри надел вторую гарнитуру, нажал на кнопку и наигранно напыщенным голосом произнёс: — Уважаемый пассажиры! Говорит новоиспечённый командир корабля. Высота нашего полёта десять тысяч метров. Скорость — двести пятьдесят узлов. Сейчас наш полёт проходит над Федеративной Республикой Германия. Через несколько минут наш борт будет вынужден совершить посадку в ближайшем аэропорту, поэтому убедительная просьба занять свои места, пристегнуть ремни и наслаждаться полётом. Особенно проверьте хорошо ли пристегнулись мелкие. Предупреждаю, что сейчас нас будет очень неслабо трясти. Благодарю за внимание.

Генри выдохнул, а затем взглянул на приборы.

— Боже милосердный. Ветер сорок узлов.

— Как ты во всём это разбираешься? — спросил его парень.

— В детстве много играл в симуляторы. Но, скажу честно, на этой модели я не летал. Хотя они особенно ничем не отличаются.

Настроив автопилот на заданные координаты, белый нос самолёта стал медленно разворачиваться вправо. По регламенту дальше предписывалось связаться с диспетчером, но в этом случае правило пришлось нарушить. Дальше Генри вбил курс полосы. Он понимал, что выбирает на ощупь, так как если на полосе будет ещё один самолёт — трагедии не избежать. Дальше Генри стал накручивать на ручках заданный курс. Пальцы, как назло, дрожали, ладони покрылись липким потом. В ушах стучала кровь, заглушая мысли. Но Генри не показывал волнения.

По крайней мере он попытается.

Дальше самое сложное. По идеи Генри должны сказать когда ему нужно снижаться, но сейчас он должен был угадать сам. Поэтому Генри решил опустить самолёт на высоту четыре тысячи метров, дабы самостоятельно разглядеть нужную полосу. Машина нырнула в белые облака. Несколько минут никто ничего не видел, кроме окутавшей борт густой ваты. Самолёт начинало трясти, и Генри с трудом удерживал его на заданном курсе.

— Ветер пятьдесят узлов, мать его…

Преодолев отметку пять тысяч метров облака сжалились и отпустили стальную птицу. За ними их встретила покрытая тьмой земля, а вдалеке мерцали не ведавшего что произошло за эту злополучную ночь огоньки ночного города. Троица, поглощённая видом, не сразу заметила мигающую на экране надпись «Drag Required».

— Что это? — взволнованно спросила девушка.

— Мой промах, — ответил Генри. — Нужно снижать скорость.

Генри поставил скорость на двести узлов и самолёт постепенно начал замедляться. Достигнув нужной скорости, Генри выпустил закрылки.

— Сто девяносто узлов, — бубнил он, вглядываясь в огни на горизонте. — Сто восемьдесят пять… А вот и она. Вижу полосу!

Вдалеке показались два стройных ряда оранжевых огоньков. Генри боялся ошибиться, но полоса была свободной. Не теряя времени, он выпустил шасси и стал снижаться. Самолёт должен был поймать сигнал и сам лечь на курс полосы. Но сигнала не было. Приходилось вручную вжиматься в штурвал и рулить, при этом сопротивляясь всё усиливающемся ветру.

— Пристегнитесь, — шикнул Генри. — Быстро.

Полоса всё увеличивалась. Лоб покрыла испарина, и липкие капли затекали в глаза. Смахивать их времени не было. Одна ошибка и они покойники.

Тысяча метров. Скорость сто сорок узлов. Поставив закрылки на сорок градусов, Генри перешёл в режим «Flare». Самолёт трясло и слышалось как свистит ветер. Штурвал всё норовил вырваться. Но глядя на разрастающуюся полосу у Генри крепла уверенность, что они сядут.

«Мимо такого не промахнёшься. Грош мне цена, если это не так».

Пятьсот метров.

Четыреста.

Триста.

Двести.

Сто.

После ста метров безжизненный роботизированный голос стал отсчитывать оставшуюся высоту.

— Держитесь! — крикнул Генри. — Сейчас тряхнёт!

— Thirty, twenty, ten…

Самолёт соприкоснулся со тьмой и она должна была его поглотить. Вместо этого машину сильно встряхнуло, послышался звук торможения и борт понесло мимо светящихся фонарей.

— Получилось? — раскрыв глаза, спросила девушка. — Получилось! Мы сели!

— Спокойно, — ответил Генри, не в силах скрыть улыбку. — Его ещё нужно остановить.

Генри выключил автомат тяги и включил реверс. После семидесяти узлов выключил и его, при этом работая педалями, стараясь не вылететь на всей скорости с полосы. Но Генри мысленно понимал, что ничего уже не случится. Они сели несмотря ни на что, а остальное не столь важно.

Достигнув скорости пятнадцать узлов, Генри выключил двигатели и после полной остановки поставил парковочный тормоз.

— Уважаемые пассажиры, — устало обратился Генри. — Наш полёт завершён. От имени всего экипажа благодарим вас, что выбрали нашу компанию. Желаем вам хорошего вечера.

Выключив микрофон, Генри овладел истерический смех. К нему присоединились остальные присутствующие в кабине.

— Тебя должны наградить, — говорил ему парень.

— Чувствую этот полёт отобрал у меня пару лет жизни. И очень хочется выпить. Пойдём, — он махнул головой в сторону салона, — там должно было что-то остаться.

— И тогда я понял, что суждено мне быть пилотом, — закончил свой рассказ Генри, не отрываясь от приборной панели.

Саманта сидела на свободном сиденье и завороженно слушала историю пилота.

— Ваша история с счастливым концом, в отличие от моей, — грустно прокомментировала она.

— Но вас же потом спасли. И вы смогли найти в себе силы выкарабкаться. Я помню как нам всем потом было тяжело принять случившиеся.

— А что случилось с остальными после посадки?

— Раскидало по всему миру, — пожал плечами Генри. — Многих я тогда видел в последний раз. Остальные же… — он задумался. — Кто-то уже не с нами. Другие сейчас сражаются на фронте. Третьи работают в тылу. Ничего оригинального.

— А как вы попали в ВВС Конфедерации?

— Долгое время я летал на кукурузнике и опрыскивал поля. Года два назад мной заинтересовалось военное руководство. Выяснилось, что умеющих летать на самолётах на всю Европу единицы. И мне поручили обучать новобранцев. Правда я сам с трудом мог управлять истребителем, а научить этому паренька никогда не видевшего кабину пилота та ещё задача. Надеюсь в моё отсутствие верхушка не решит начать бороться за превосходство в воздухе. Хотелось бы руководить этим лично.

— Вы сразу возвращаетесь обратно?

— Да, мастер сержант. Обратно к моим ребятам. А вы, надеюсь, сделаете всё возможное, чтобы их погибло как можно меньше.

Разговор медленно сошёл на нет. Генри сосредоточился на полёте, а Саманта наблюдала за чистым небом, с нетерпением высматривая кусочек суши в бескрайнем тёмном океане.

— Уже скоро, — сказал Генри. — Скоро вы будете дома.

Однотипный вид навевал тоску и девушка не заметила как заснула. Две бессонные ночи дали о себе знать в самый неподходящий момент. Из полудрёмы её вывел звонкий звук защёлкивающего ремня. Пристегнув Саманту, Генри вёл переговоры с диспетчером.

— Я чуть не заговорил с ним по английски, — усмехнулся Генри.

Саманта с нетерпением выглянула из окна. Поля, луга и леса. Всё оставалось таким же, когда она покинула эти места одиннадцать лет назад. И даже аэропорт, что расположился прямо по курсу, выглядел так, будто Саманта улетала оттуда вчера.

Та самая полоса. Тот же самый терминал. Улетая, она чувствовала, что её ждёт увлекательное приключение, не подозревая, что оно изменит её навсегда. Саманта вернулась на свою старую родину. Просить помощи для своей новой.

Генри подал руку, помогая слезть с ещё не до конца опустившегося люка грузового отсека. Спустившись, Саманта глубоко вдохнула ещё холодный воздух. На родной земле дышится совершенно по-другому. Легче и свободнее несмотря на то, что из себя родина представляет. И земля чувствуется другой, даже если это и не земля, а асфальт. И лес кажется другим. Саманта не помнила, чтобы он здесь рос. Лес, казалось, тоже не помнил её, безразлично шевеля кедровыми верхушками. Смотря на высокие деревья девушка осознала, что совершенно ничего не знает об Атлантике. Не воспримут ли их так же безразлично? Не разобьются ли в дребезги её воспоминания об новую реальность? Был лишь один способ узнать это.

В Объединённых Штатах Атлантики по узкой береговой линии от Квебека до Хьюстона жило шесть миллионов человек. Они не могли похвастаться густонаселёнными городами Азии или противопоставить свою немногочисленную армию вооружённым силам Хартии. Но в наследство от старого мира им достался мощный промышленный потенциал и передовые технологии.

Именно здесь первыми снова смогли покорить пятый океан — небо. Именно здесь первыми начали трансплантацию органов. Здесь продолжили вести разработки искусственного интеллекта. А закрытые цепочки производства позволяли существовать независимо от внешнего рынка и оставаться равнодушными к внешним распрям.

Приближаясь к Нью-Йорку, Саманта не узнала свой родной город. Она не увидела небоскрёбов, некогда заполонивших город, и демонстрирующих незыблемость своего владычества над городом. Девушке потом расскажут, что восемь лет назад в городе случился потоп, в результате чего Манхеттен и Бруклин полностью ушли под воду. Спустя время фундамент выглядующих высоток не выдержал и они один за другим канули в морской пучине, оставив после себя лишь воспоминания об элитных районах города.

Столицу Атлантики населяло триста тысяч человек. Ничтожно мало по сравнению с населением до «Момента Х». Для Саманты стали непривычны полупустые улицы, на которых раньше нельзя было ехать быстрее бегущей черепахи. Она не смогла найти здание выше пяти этажей. А вокруг действительно было мало людей.

Но что не изменилось с того момента как она покинула родную гавань, так это люди. Радушные и куда-то спешащие, спорящие и упрямые, немного набожные и верно работающие на своё государство. Всё так же как и одиннадцать лет назад.

— Боюсь вы не понимаете какая опасность нависла над миром, — вздохнул Лоуренс.

— Просветите же меня, капитан, — улыбнулся ему в ответ белоснежной улыбкой мужчина.

Переговоры не задались с самого начала. Сперва холодное приветствие делегации главой МИД на виду у СМИ. Теперь категоричное нежелание каким либо способом вмешиваться в конфликт. Близорукость чиновника злило конфедератов и Лоуренсу приходилось прилаживать усилия, чтобы не повысить голос.

— Если мы падём перед Хартией, где гарантии, что через пару десятков лет они не вторгнуться на ваше побережье?

— Не смешите меня. Они с огромным трудом прошли несколько сотен километров. Я понимаю, что ваш конфликт приобрёл позиционный характер, но по какой причине Атлантика должна вмешаться?

— Они разрушают целые города. Не останавливаются перед убийством гражданских. Делают непригодным для проживания огромные территории…

— …одним словом всё то, чем человечество занимается всю свою историю. Лоуренс, давайте абстрагируемся от принадлежности к какой-то стране и поговорим как соотечественники близкие друг другу по взглядам на мир. Ответьте мне, пожалуйста, за что сражаются ваши государства?

— За право распоряжаться наследием Европы, — немного подумав, ответил Лоуренс.

— Верно. Иными словами вы сражаетесь за прошлое. За мир, который каждый глубоко в душе презирал. А теперь задайте себе вопрос: зачем нам помогать сражаться за такой мир? Мир, который не может предложить будущего для человечества? С таким подходом вы не отличаетесь от государств Азии. Шёлковый путь… — он усмехнулся. — Какой это уже по счёту? Третий? И каждый ставил перед собой банальный заработок. Ни вы, ни они не видите перед собой глобальную задачу. И пока вы это не поймёте, мы не поменяем свои принципы.

— Города Конфедерации славились своей культурой, — вклинилась Саманта. — Её граждане прямо сейчас отдают свои жизни за право самовыражения.

— Не нужно мне рассказывать о демократии, мисс. Помниться именно благодаря нам она стала возможной в Европе.

Министру что-то шепнули на ухо и его взгляд переменился.

— Прямо сейчас? — переспросил он и после утвердительного кивка с минуту молча рассматривал стол. — Леди президент изъявила желание лично познакомиться с прибывшими членами делегации. Через пол часа в главном холе. Вы готовы?

— А у нас есть выбор? — иронизировал Лоуренс.

— Постарайтесь при ней придержать свой солдатский юмор, — покачал головой министр.

Виктория Уилсон — первый президент Объединённых Штатов Атлантики. Как и у многих других детство прикрыто завесой тайны. Известно лишь, что её отец был активным борцом за права тёмнокожего населения. Под её руководством стало возможным возрождение президентской республики в составе пятнадцати штатов. Под ласковой улыбкой, что она дарила своим избирателям, скрывался требовательный руководитель с железной волей к достижению целей.

Делегацию построили в шеренгу параллельно красной дорожки. Вокруг сновали журналисты, из фотоаппаратов выскакивали вспышки, ослепляя Саманту, делая её и без того взволнованной и растерянной. Девушка стояла в шеренге замыкающей и выглядела на фоне высокорослых солдат невзрачно, будто ребёнок, каким-то образом попавший в компанию взрослых.

Когда двери распахнулись и в холл вошла президент, журналисты переключились на неё, а количество вспышек увеличилось в несколько раз. Саманту начало мутить от круговорота шума и света. Хотелось убежать отсюда и спрятаться, но не отчитываться за заслуги, за которые стыдно даже перед самым близким человеком. Ведь военный преступник отличается от героя только тем на какой стороне он сражается. И ей повезло, что она выбрала верную сторону.

Саманта с трудом разглядела Викторию. К своему стыду она подумала, что у женщины сильный загар, не сразу поняв, что это её естественный цвет кожи. Шум усиливался, голова кружилась и Саманта глядела на всех как загнанный в угол зверь.

Медленно идя во главе огромной толпы репортёров, Виктория остановилась перед Лоуренсом и смерила того взглядом. Через несколько секунд Лоуренс заговорил первым:

— Капитан Лоуренс Браун. Глава делегации Вольной Европейской Конфедерации. Для меня честь представить для вас, леди президент, одних из лучших солдат Конфедерации, по совместительству наших соотечественников, верно сражающихся за свободу европейских народов.

— Очень приятно, мистер Браун, — она крепко пожала ему руку. — И сколько же врагов вы убили во имя свободы?

— К сожалению, мне не представилось такой возможности, леди президент. В мои обязанности входит эффективное управление войсками.

— Надеюсь без столь храброго командира ваша страна не проиграет войну.

По толпе прошёлся тихий смешок и Виктория проследовала к следующему в шеренге.

— Сержант Итон Райт, леди президент. Подбил пять танков.

— Очень хорошо.

Виктория пожала ему руку, последовала новая волна вспышек.

— Рядовой Улиям Паулер. Пулемётчик. Вместе с пулемётной командной уничтожил тридцать человек.

— Ваши боевые товарищи сейчас на фронте?

— Они все погибли, леди президент, — солдат помрачнел.

— Мои соболезнования.

— Лейтенант Майкл Кинг. Командир диверсионной группы.

— Чем же занимается ваш отряд?

— Подрыв мостов, железнодорожных путей и узлов снабжения в тылу противника.

— Занимаетесь работой истинного джентльмена.

— Сержант Терри Янг. Санитар. В совокупности спас сорок человек.

— Каждая спасённая жизнь важная победа, — Виктория подошла к Саманте и не смогла сдержать удивления. — А вас как зовут, мисс?

— Мастер сержант Саманта Смит, леди президент, — устало глядя ей в глаза, отвечала девушка. — Снайпер.

— И сколько же вы убили людей?

— Не людей, леди президент. Хартийцев сложно назвать людьми после всего, что они сделали.

— Сколько же хартийцев на вашем счету?

Саманте стоило больших усилий сказать это число.

— Двести пятнадцать, — отчеканила она и отвела взгляд.

По помещению прошёлся возглас удивлённой толпы. Фотоаппараты заработали с новой силой. Журналисты окружили Саманту и наперебой задавали вопросы:

— Как такое возможно?!

Вспышка.

— Что вы чувствуете, когда убиваете?!

Вспышка.

— Не является ли ваше заявление выдумкой пропаганды Конфедерации?!

Вспышка.

— Снайперы Конфедерации принимают психотропные препараты?!

Вспышка.

— Помните ли вы первого убитого вами?!

Вспышка. Вспышка. Вспышка.

Амелия не питала иллюзий от предстоящего визита. Орден не нарушит своих принципов даже под угрозой полного уничтожения, но попытаться всё же стоило. После грабежа Хартией церквей спонсируемых Орденом, мнение Его Святейшества должно было измениться.

Глава ордена стоял к Амелии спиной, склонив голову перед распятием и шевеля безцветнными губами тихую молитву. Белый балахон слегка сползал на широкий лоб, а белоснежная мантия сливалась с бледной кожей.

— Если вы пришли просить помощи, — не меняя позы прохрипел глава Ордена, — то вы прекрасно знаете наш ответ. Если же вы просто захотели разделить со мной молитву — становитесь. В столь тёмные времена Господь выслушает каждого.

Амелия поровнялась с Его Святейшеством и взглянула на крест, отметив про себя как качественно сделана работа. Распятый Иисус корчился от боли будто он действительно живой, а не выбитый из бронзы. Амелия склонила голову. Она знала одну короткую молитву: «Боже, сделай моих врагов смешными». И это всегда помогало.

— Орден не изменит принципы, — нарушила тишину Амелия. — Но из-за войны пострадало много его последователей.

— Такова воля Господа, — пожал плечами глава Ордена. — Всё это время мы вели разгульный образ жизни и теперь на нас низошла кара.

— И Орден готов с этим смириться?

— Орден не изменит принципы, — кивнул сам себе глава. — Но этого и не нужно.

Его Святейшество ухватился за распятие и потянул на себя. Сработал механизм и рядом с Амелией открылась потайная дверь.

— Пройдёмте, — спокойным тоном позвал за собой Амелию глава Ордена.

За дверью расположились небольшие покои. Сев за стол, Его Святейшество принялся что-то писать на клочке бумаги, а затем развернул перед Амелией.

— Вас устроит такая сумма? — спросил он, пристально глядя ей в глаза.

— Этого хватит чтобы сформировать несколько новых корпусов.

— Значит устроит, — кивнул сам себе глава Ордена. — Мы отправим это в качестве пожертвования в церкви находящиеся на вашей территории, а затем они передадут средства вам. Что вам ещё нужно? Тамплиеры? Много кто из них действительно желает вступить в ваши ряды.

Его Святейшество задумался.

— Мы дадим им право отринуться от Ордена с возможностью дальнейшей реабилитации.

— Разве такое возможно? — удивилась Амелия.

— Это не противоречит принципам Ордена. Теперь вы довольны?

Амелия лишь слегка кивнула.

— Теперь идите прочь и оставьте меня с Господом наедине.

— Да, Саманта… — Виктория грустно улыбнулась. — Я хорошо помню нашу первую встречу. Все видели в ней героя войны, хладнокровного солдата. Я же тогда увидела перед собой испуганную девочку, что смогла уцелеть на бойне.

Почти сразу после «Момента Х» Белый дом был полностью уничтожен в результате огромного пожара охвативший Вашингтон. Когда поднялся вопрос о новой резиденции президента, выбор пал на апартаменты Виктории: небольшой двухэтажный коттедж на берегу залива. Его миниатюрные размеры будто подчёркивали близость к обычным гражданам.

— Ваша комната наверху, — Виктория указала Саманте в сторону лестницы.

— Вы живёте одна? — поинтересовалась девушка, неся загруженную сумку.

— Что вы, — отмахнулась она. — Мартин просто сейчас занимается общественной деятельностью в Маями. Так что дом пустует.

— Первый джентльмен? — уточнила Саманта.

— Только не говорите этот термин при нём. Он терпеть его не может.

Окно комнаты выходило прямо на утренний залив. Лучи блестели на водах Атлантики и казалось, что волны отдают позолотой. А за горизонтом, вдали отсюда, продолжала идти война. Её голод требовал всё новых жертв, а аппетит был неутолим.

Саманта смотрела на солнце и думала об Алексее. Наблюдал ли он тоже сейчас за закатом? Остался ли в тылу или отправился на передовую? Всё ли с ним в порядке? Ей оставалось надеяться на лучшее. Связь между Старым и Новым светом только начинала налаживаться и о возможности послать обратно даже короткую весточку можно было только мечтать.

Предложение Виктории Саманте погостить несколько дней у неё стало для делегации полной неожиданностью. Но упустить такой шанс они не могли. Лоуренс на прощание дал краткое напутствие:

— Делай что угодно, но склони чашу весов в нашу пользу.

«Делать что угодно».

Играть в двойную игру Саманта не собиралась. Всё равно это было бесполезно перед таким опытным политиком как Виктория. Если уж правды от неё не скрыть, то пускай она узнает всё. А для этого требуется лишь одно — быть собой.

Душистый чай отдавал тёплым паром. Две миниатюрных чашки стояли на верандном столе и ждали когда их наполнят напитком.

— Боюсь, кроме чая я не могу вам ничего предложить, — сказала Виктория, наклоняя носик чайника на чашкой.

— Последний раз я его пила в Варшавском кафе, поэтому приму ваше угощение с удовольствием.

— Вам непривычно видеть окружающую безмятежность, верно?

— Нисколько. Ведь мы и сражаемся, чтобы вернуть безмятежность. Но мне больно, что многим безразлична наша война. Леди президент, я видела собственными глазами как рушатся дома, как разлагаются трупы ещё недавно живых людей и я хорошо запомнила животную жестокость, идущую от хартийцев. Можно сколько угодно вести светские беседы о сферах влияния и господстве, но если посадить всех интеллектуалов в окоп и заставить там сидеть двенадцать часов под непрекращающемся артогнём, много ли кто из них заикнётся о войне, как одном из инструментов политики?

— В кругах упомянутых вами интеллектуалов, да и в остальном обществе вы вызвали большой резонанс. Вокруг только и разговоров о хрупкой девушке, отправивших на тот свет свыше двух ста врагов.

— К чему вы клоните?

— Вы пробудили у простых атлантцев давно забытые чувства национальной гордости. И мы можем это использовать.

— Каким образом?

— Сенат связал меня по рукам и ногам во внешней политике договором о невмешательстве. Но с вашей помощью мы можем убедить парламент пересмотреть принятый закон.

— Тем самым мы окажем друг другу услугу.

— Верно. Я смогу помочь вашей стране, а вы поможете мне вывести Атлантику из изоляционизма. Ведь наше призвание совсем не в пассивном наблюдение, — Виктория сделала глоток, пристально глядя на Саманту. — Кто тот человек, о котором вы всё время думаете? — вскоре спросила она.

— Неужели так заметно? — засмущалась девушка, поправляя локон.

— У вас такой тоскливый взгляд. Нетрудно догадаться.

— Он… — Саманта взглянула в сторону солнца. — Он сейчас остался там и продолжает сражаться. Одиннадцать лет назад он спас мне жизнь и тогда я поняла, что лучше человека уже не встречу. Он всегда ставал на мою защиту, делал всё возможное, чтобы подбодрить меня, становился лучшим наставником, когда требовалось чему-то меня научить. И в какой-то момент мы поняли, что больше чем друзья. За одиннадцать лет наша любовь неоднократно проверялась на прочность. Сейчас война и на неё совершенно нет времени. Но даже так он не забывает о том, какова наша суть. Хоть мы и солдаты, но в душе остались теми же детьми, что и при первой встречи.

— И он смог вас отпустить сюда?

— Я видела как непросто далось ему это решение. Возможно, ему было ещё сложнее, чем мне.

— Похоже он вас действительно сильно любит. И я понимаю ваши чувства. Восемь лет назад потоп застал меня на одной из высоток Манхеттена. Я оказалась в ловушке, ждать помощи было неоткуда. Но как оказалось Мартин организовал спасательную операцию и лодки весь день вызволяли отрезанных от суши. Когда он мне подал руку и сказал ничего не бояться, я поняла, что это он.

Ручка чашки треснула и отвалилась. Послышался звон разбитой посуды. Собирая осколки, Виктория не заметила как её собеседница куда-то пропала. Саманта сидела под столом, обхватив руками колени и дрожала. Её глаза выражали подлинный ужас.

— Что с вами? — с беспокойством спросила Виктория.

— Авиация… — прошептала она.

— Не понимаю.

— Авиация бомбила нас… Чуть ли не каждый день… — из глаз потекли слёзы. — Чтобы выжить, мы реагировали на каждый резкий шорох…

— О Боги, — Виктория села рядом с ней и стала нежно гладить по голове. — Что же они с вами сделали?

На стальном покрытии осталось множество царапин, выемок и вмятин. Каждая рассказывала о какой-то истории, но самая громкая из них, конечно, оставалась за пулевым отверстием. Тогда была сохранена жизнь. Самая дорогая для неё жизнь.

Саманта смотрела на футляр и её взгляд периодически соскальзывал на могильную плиту. Как и в прошлый раз здесь было тихо. Это место позволяло собраться с мыслями и идти дальше. Только раньше шум океана был неуловимым для этих мест, теперь же вода дошла почти в плотную до пристанища мёртвых. Там, где раньше были плотные ряды зданий, открывался вид на Статую свободы, каким-то чудом устоявшей перед природной стихией. Удивительно, ведь внутри она пустая. Как и многое в этом мире.

Виктория смогла сделать для Саманты самую малость, особенно учитывая что ей предстояло. Президент оставит Саманту на несколько часов здесь в тишине и покое. То, чего после всего пережитого она действительно заслужила.

— Что за игру ты ведёшь, Виктория? — скептически глядел на неё сквозь сигарный дым парень во фраке.

— Хочу повидаться со своими старыми друзьями, Эдгард. А тут как раз нашёлся повод. Вы же все прям слюной истекаете, так желаете познакомиться с прибывшей из Европы малюткой.

— Но почему именно здесь?

— В этом особняке мы подписывали акт провозглашения Атлантики. Как по мне символично.

— Плевал я на символизм. Этот особняк теперь моя частная собственность и я не позволю проводить здесь встречу.

— С каких пор этот особняк твоя собственность? — поинтересовалась Виктория.

— С таких, когда я стал управлять крупнейшими военными предприятиями в стране.

— И сбывал ты продукцию исключительно на внутренний рынок?

— О чём ты? — Эдгард стал подозревать неладное.

— Ты нашёл лазейку в договоре о невмешательстве и стал продавать оружие Пиратскому союзу. Если хочешь, я пришлю копию договора, где стоит твоя подпись.

Эдгард побледнел.

— Особняк в нашем распоряжении? — ласково улыбнулась Виктория.

— Да… Конечно.

— А твои ручные республиканцы?

— Проголосуют за любой закон.

— Хороший мальчик. Заканчивай приготовления, гостьи скоро прибудут.

Промышленник нежно поцеловал ладонь Виктории и скрылся внутри широкого здания.

— Он так испугался, — прокомментировала Саманта, подходя к Виктории. — Что вы ему сказали?

— Потянула за нужную струну. Но увидите — это только начало.

Саманте было непривычно после долгих месяцев сменить солдатскую форму на красное платье, а тесные берцы на высокий каблук. Красный цвет в свете вечерних фонарей выделялся пламенной яркостью, особенно на фоне чёрного платья Виктории. Платье подчёркивало преимущества фигуры, ассоциировалось со смелостью, страстью и непоколебимостью. Что же касается брошки, заплетённой в уложенные волосы, то лично для Саманты она символизировала верность.

Встав напротив журчащего фонтана, они принялись встречать гостей.

— Ох, — воскликнула Виктория, наблюдая за подъежающим к воротам автомобилю, — это Остин. Он всегда приезжает один из первых. Надеюсь ему потом не захочется первым покинуть нашу вечеринку.

— Кем он работает?

— Остин Флетчер министр финансов. Настоящий мастер своего дела, особенно в плане откатов. Ему пока удаётся выходить сухим из воды, но если всплывёт информация о нефтяной скважине, Остину крышка.

— Что же он делал с ней?

— Терпение, милая леди.

Виктория с лучезарной улыбкой обняла Остина, провела его в особняк и только спустя время заговорила:

— В одном из южных штатов государство владеет нефтяной скважиной, для добычи топлива. Топливо идёт на нужды военного флота Атлантики. Как вы понимаете, в настоящее время наш флот не очень сильно нуждается в пополнении своих запасов. Поэтому Остин передал скважину одному из своих доверенных лиц. Доверенное лицо вскоре наловчилось зарабатывать на скважине большие деньги, отстёгивая Остину круглую сумму.

— Почему вы ничего с этим не сделаете? — удивилась Саманта.

— Потому что на фоне остальных его качеств, это сущий пустяк, на который можно закрыть глаза. Но если Остин будет не сговорчив, придётся отдать его под суд. Хотя конечно он согласится. Как и все остальные.

Подъезжала следующая машина.

— Братья Харис, — опередила вопрос Саманты Виктория. — Глава и заместитель главы партии демократов. Оба изменяют своим жёнам. И как вы думаете с кем? Верно, с женой своего брата. Мальчики наивно думают, что я не в курсе их любовного квадрата. Ну что же, пускай так думают.

Саманте стало противно смотреть на подходящих близнецов и когда они вошли внутрь, почувствовала неимоверное облегчение.

— Кевин Мур, — продолжала Виктория. — Ах, Кевин…

— Ваш друг?

— Сволочь, которую ещё не знал мир. Так к тому же ещё и трус. Четыре года назад я вела с ним президентскую гонку и он был впереди. Но допустил оплошность, едва не стоящую ему карьеры. Поздно вечером он в ехал вместе с проституткой домой, но на одном из мостов не справился с управлением и машина улетела прямо в воду. Кевин успел выскочить, а девушка утонула. Но вместо того, чтобы вызвать полицию он просто ушёл домой.

— И никто не искал тело погибшей?

— Почему же? Тело нашли, машину идентифицировали. Но я решила замять дело в обмен на то, что Кевин снимет свою кандидатуру. Сейчас он глава Сената и я не думаю, что он захочет рисковать своей должностью.

Автомобили всё продолжали приезжать. Виктория едва успевала приветствовать прибывающих, а Саманте стоило больших усилий выдавливать из себя улыбку и слушать в свой адрес комплименты.

— Стив Льюис. Министр внутренних дел. Работа у него нервная, поэтому раз в месяц он в одной из тюрем освобождает молоденькую арестантку, обычно даже не достигшей совершеннолетия, и резвится с ней всю ночь, после чего даёт ей полную свободу.

— И что же девушки?

— Ни одна ещё не подала жалобу. По моему это главный фактор, почему Стив не перестал этим заниматься.

От Стива пахло стойким запахом женских духов. Похоже прошлая ночь прошла для министра бессонной.

— Скарлетт Робертсон. Министр культуры.

— Не удивлюсь, если она замешана в работорговли, — хмыкнула Саманта.

— С ней всё намного проще. Как чиновник она прекрасно справляется со своими обязанностями, но как человек слегка ленится. И поэтому уже шестой раз подряд полностью сплагиачивает речь. Мелочь, но если это предоставить общественности — сожрут.

— Похоже кто-то в школе часто пользовался интернетом.

— Без него действительно стало сложнее жить, — вздохнула Виктория. — И наконец Дуглас Парсон. Глава республиканской партии. Один журналист хотел обнародовать связанный с ним коррупционный скандал, но не успел. Дуглас попросил помощи у мафии и через неделю парнишку нашли обезглавленным и без языка.

Саманта не смогла выдавить из себя ни слова. Виктория продолжала:

— Если человек слишком много знает, он становится опасным и невыгодным.

— Но за эти пол часа я узнала действительно слишком много.

— Вам не о чем беспокоится. Пока вы под мои покровительством, вы в безопасности.

— Одного я не понимаю, — недоумевала Саманта. — Зачем я вам нужна? Все ключевые люди у вас на крючке и выполнили бы любой ваш приказ.

— Они бы утащили меня за собой. Чего-нибудь да нарыли. Если бы не смогли нарыть, придумали. Но сейчас, когда у меня есть вы, они не станут это делать. Они не пойдут наперекор общественного мнения.

— Меня сейчас стошнит, — хмуро ответила Саманта.

— Здоровая реакция здорового человека. Но нам нужно идти к ним. Клянусь, это займёт не больше часа.

— Это будет долгий час, — вздохнула Саманта и пропустила Викторию за собой.

Дело сдвинулось с мёртвой точки. Виктория смогла пролоббировать в парламент поправки к закону о невмешательстве, а также начать создание закона о Ленд-лизе. Оставалось только ждать и надеяться, что всё сделано не слишком поздно.

— Отлично, — оскалился фотограф, — зафиксируйте взгляд.

Сделав несколько снимков, фотограф оценивал результат через дисплей. Виктория почти не пропускала к Саманте репортёров, но в этот раз сделала исключение, объяснив, что это важное издание. Саманта поняла, что её фотографируют на что-то по аналогии журналу «Time».

«Никогда не думала, что попаду на обложку журнала».

— Нет, — разочарованно покачал головой фотограф. — Это никуда не годится. Я же вижу в ваших глазах скорбь. Скорбь по павшим боевым друзьям. Так почему же она пропадает в тот момент, когда я нажимаю на кнопку?

— Должно быть меня отвлекает звук идущий от фотоаппарата, — предположила Саманта, разводя руками.

— Так мы никогда не закончим, — вздохнул фотограф. — Хорошо, я дам вам пару минут отдыха. Соберитесь с мыслями и мы продолжим.

Фотограф удалился в угол террасы, а Саманта развернулась и наблюдала за раскинувшимся видом. Девушка не заметила, как на террасу зашёл Лоуренс.

— Мастер сержант, — буркнул капитан. Обычно подтянутый офицер выглядел поникшим.

— Вы так незаметно вошли, Лоуренс, — улыбнулась ему Саманта. — Что случилось? На вас просто лица нет.

— У меня известия про вашего друга. Алексея.

— Что с ним?! — Саманта резко вскочила со стула, глядя Лоуренсу прямо в лицо.

— Он погиб.

Ноги отказало, она рухнула на стул. Живот сковало спазмом, голову будто ударили чем-то тяжёлым, губы задрожали, а с двух сапфиров вот-вот должны были потечь слёзы.

— Ну вот же, — довольно протянул фотограф. — Можете когда захотите, — сказал он и сделал ещё несколько снимков.