Триумф непослушания

Друзья

Приглушённый свет, льющаяся из радио музыка с блатными нотками, пьяный смех и громкая брань. Местный паб славился своими развлечениями. Однако зайти туда мог только человек из «высшего общества».

Вильгельм сидел за самым дальним столиком. Он полюбился ему тем, что за ним никогда не сидели, и сюда почти не падал свет. Идеальное место для наблюдения и изучения местных обитателей.

До его слуха то и дело доносились обрывки фраз:

— Да на третьем пальце стало ясно, что это был не он. Но ты же знаешь Бурбона. Он когда во вкус войдёт, то хоть на цепь сади.

— … этот идиот залез в генератор, никого не предупредив. Естественно нужно было тыкнуть на кнопку именно в этот момент. Пол дня потом стены отскребали.

— Говорят, что некоторых отбросов из штрафного батальона одевают в пояса из взрывчатки и посылают на укрепления. Прям настоящее смертники. Жуть. Лучше уж пулю, чем такая смерть.

Вильгельм наблюдал за эпицентром шума — игорным столом, где совместили рулетку, покер и бинго. Вилли ничего не видел общего с их вечерними посиделками. Чувствовалась какая-то необъяснимая наигранность и фальшь.

Играли в казино на патроны калибра 5,45×39. Вильгельм понял, что здесь это вроде местной валюты. Военные склады были забиты ими, поэтому и решили заменить раздачу пайков на выплату зарплаты.

За одну смену рядовой рабочий получал четыре патрона. Обычный солдат — десять. Бригадир — пятнадцать. Командиры и немногочисленные офицеры — двадцать пять.

За два патрона можно было сытно поесть или снять ночлег. За пять купить бутылку коньяка. Такая же стояла на столе у Вильгельма. Элизабет ежедневно снабжала его пятнадцатью патронами. Самым же дорогим, что для многих считалось роскошью, оказалось снять…

— Эй, красавчик, — женский голос вывел Вильгельма из раздумий. — Чего такой грустный? — игриво спросила девушка, вывалив на стол полуоголённый бюст. — Пошли, я знаю средство от хандры. Всего десять пулек и я твоя.

— Отвянь, — бросил Вилли, едва глядя на неё.

— Странный ты какой-то, — грустно протянула путана и покинула его общество.

Вильгельм даже не взглянул в её сторону и продолжил пялиться в сторону стола.

— Зря ты Птичку обидел, — послышался сзади баритоновый голос. — Она кому попало свои услуги не предлагает.

— С кем имею честь говорить? — спросил Вильгельм, не оборачиваясь.

— Эрвин Кнут, командир гвардии Гвина.

— Садитесь, командир, — махнул вяло Вильгельм в сторону свободного стула. — Я угощаю, — он наполнил до половины стакан коньяком.

— Если тебя угощают, то отказаться — верх нахальства, — офицер сел. Об пол бряцнули тяжёлые сапоги. На лицо упала густая тень. Поправив свои золотые волосы, он опустошил ёмкость до дна.

— Чем я вас так заинтриговал, Эрвин? — Вильгельм особо не хотел услышать ответ на свой вопрос, просто хотелось поддержать беседу.

— Понимаешь, ты в нашем муравейнике почти живая легенда. На улицах только и слышно о главаре Тёмного сектора. Но ты меня заинтересовал не этим. Если какой-то счастливчик попадает в наш тесный и «дружный» коллектив, он всеми силами укрепляет своё положение связями, знакомствами и услугами. Я за тобой слежу неделю. Прости, госпожа Элизабет приказала. Как-никак я обязан ей своим местом. И за всё это время ты ни с кем, кроме бармена, не заговорил. В чём дело, хмурый?

— Чем больше я отсюда наблюдаю, тем меньше мне с кем-то хочется вести «светскую» беседу.

— Оно и не удивительно, — вздохнул командир. — Когда я впервые попал в Генеральный штаб, меня, мягко говоря, охватил культурный шок. Не думал, что нами руководят такие кретины, у которых вместо мозгов говно перемешанное с бухлом.

— Я просто хочу договориться с Гвином и поскорее убраться отсюда.

Эрвин прыснул.

— Ты думаешь, что сможешь с ними договориться? — спросил офицер, успокоившись. — Друг мой наивный, их устроит только одно условие — когда вы все сдохните. Можно не сразу, а постепенно. По одному. Можно даже стравить вас, но оставлять в живых они точно не планируют. Открой глаза. Вы ведёте переговоры с головорезами, что вчера спали в своей блювотине за решеткой.

— Но ведь ты не такой. Элизабет тоже. Если всё так плохо, почему вы им служите?

— Я не могу всё так бросить, — серьёзно ответил Эрвин. — И Элизабет тоже. За это я и восторгаюсь ей. Я не могу бросить своих людей. Вся криминальная грязь перебралась к верхушке власти, а под пули лезем мы — обычные ребята, взявшие вместо книжки винтовку. Хотя, — он перешёл на шепот, — Гвин хоть и прошлый бандит, но лидер достойный. И если он не дурак, а он не дурак, и хочет процветания государства, то он избавиться от этой шушеры, — он кивнул в сторону игрового стола. — Будь уверен, рано или поздно это случиться.

— Если ты так говоришь, то и нам нечего бояться.

— Кажется, ты меня не понял, — покачал головой Эрвин. — Ты не выгоден Гвину. Ты, твои дружки, твоя анархическая жизнь. Это идёт в разрез с его системой.

— Что ты предлагаешь? — Вилли побледнел. Он понял, что все они влипли.

— Если честно, я бы на твоём месте бежал. Но ты не я. Решай как знаешь. Может тебе даже удаться уболтать Гвина. Но это не моя забота. Я солдат, и от меня требуется только одно — исполнять приказы, не обдумывая их, — он встал, отдал честь и скрылся в тени. — И да, — послышалась сзади, — я настоятельно рекомендую Птичку. После ста граммов коньяка с ней открываются по-настоящему райские ощущения.

— Ещё раз повторяю, — сказала Элизабет, ведя Вильгельма по узкому коридору, — если он что-то говорит — не перебивай, а выслушай до конца. Если предложит выпить или закурить — согласись. Он очень обижается, когда отказывают. И, пожалуйста, — они остановились перед стальной дверью с номером восемнадцать, — старайся избегать его взгляда. Его очень бесит, когда смотрят в глаза. Что же, — Лиза потянула за ручку, — удачи тебе. Не наломайте там дров.

Вильгельм несмело зашёл в комнату и скрылся за железной дверью.

— Надеюсь, у него получится, — обратился к Элизабет поравнявшийся с ней Эрвин. — Так устал марать руки в кровь.

— Я тоже надеюсь, Эрвин. Я тоже.

В комнате было тепло и уютно. Сразу стало заметно, что к ней приложилась женская рука. Тихо играла классическая музыка, издаваемая граммофоном. В углу сладко спал шпиц, перевернувшись вверх тормашками. Вильгельм сначала подумал, что это большой комок ваты, но его переубедил тёмный нос в районе мордочки.

— Ну здравствуй, Вильгельм, — Гвин развернулся в кожаном кресле. На нём был одет парадный мундир. В руке дымила сигара. — Лидер Тёмного сектора. Прошу, — он указал на компактно уложеные сигары, — угощайся.

— Спасибо, — Вилли всё же мельком взглянул в глаза Альбиноса. Его взгляд был несокрушимо пуст.

— Знаешь, — Гвин протянул ему зажжённую зажигалку, — моя армия всегда несла потери. Но такие тяжёлые смогли нанести только вы. Когда мне доложили о разгроме отряда Марка, сначала я пришел в ярость. Потом мной овладел интерес. А затем я проникся уважением достойному сопернику. Кто составлял план операции? Можешь не отвечать. Держу пари, что Барон. Вернее не Барон, а Эльза. Как никак генеральская дочка. Не удивляйся, я много чего на вас нарыл, — он хлопнул по плотной стопке папок. — Как жаль, что она не на моей стороне. Очень сложно руководить тем говном, что в моём генеральном штабе. Плохо, что там сидят люди, понимающие только язык силы.

— Не верю, что всё так плохо.

— Всё очень плохо. Весь мир провонял, Вильгельм. Кругом одно дерьмо. Единственный ответ на зло — это зло. Люди ничего другого не понимают. Только зло. Сожги человеку сарай — это он поймет. Отрави его собаку. Привяжи наручниками к батарее и направь пистолет. Только тогда он захочет вести с тобой по-человечески.

— Твоя точка зрения отвечает на много вопросов. И тем не менее, не порождает ли зло ещё большее зло?

— Чтобы победить дьявола, нужно превратиться в кого-то похуже. Я готов стать хоть Богом, хоть порождением тьмы, если так нужно для Хартии.

— Не до конца понимаю тебя.

— Вильгельм, что такое по понятиям человека Бог?

— Я этим особо не интересовался.

— Это, прежде всего, крыша. Если эту крышу ублажать, давать деньги доверенным лицам этой крыши, дарить безделушки, строить для них специальные домишки, то в некую важную минуту крыша присылает пацанов с крыльями и пацаны разбираются хоть с внешним военным врагом, хоть со смертельной эпидемией. Любой готов дать себя обмануть, лишь бы не брать на себя какую-либо ответственность.

— Не стоит грести всех под одну гребёнку.

— Ещё как стоит! Мы — поколение сильнейших и умнейших людей, что когда-либо жили. С потенциалом, растрачиваемый впустую. Целое поколение работников бензоколонок, официантов — рабов в белых воротничках. Реклама заставляла нас покупать тачки и тряпки. Мы вкалывали на ненавистных работах, чтобы купить ненужное нам дерьмо. Мы были пасынками истории. Ни цели, ни места. На нашу долю не выпадало ни Великой войны, ни Великой Депрессии. Наша Великая война — духовная. Наша Великая Депрессия — наше существование. Нам внушали по телевизору, что однажды мы станем миллионерами, ки́но и рок-звездами, но нам это не светит. Постепенно до нас это начало доходить и бесить, страшно бесить. А когда сорвали стоп-кран, вся накопленная гниль полилась по миру. Нас обманули, кинули, как лохов, не сказав перед этим по телеку что делать. Поэтому мы начали заниматься тем, что умеем лучше всего — идти по головам, толком не понимая ради чего. Это всё делалось на уровне рефлексов, оставленных в наследство старым миром!

Крик Гвина разбудил шпица и тот сорвался с места, побежав к хозяину со звонким лаем.

— Тучка! Не сейчас, я занят.

Тучка заскулил.

— О боги, — альбинос взял шпица на руки и принялся гладить. — На чём мы остановились? Неважно, не бери в голову. Я готов дать вам автономию в своём государстве. Но мне нужно, чтобы ты доказал свою верность. Ты готов выполнить моё условие?

— Что значит: «Мне нужно время подумать»?! — взревела Барон. — Мы его ждём с хорошими новостями, а он угнал машину и сбежал.

Вильгельм молча глядел в окно. Как раз все собирались на обед.

— Какого хрена ты молчишь? Отвечай, что за цирк ты устроил?

— Барон, тише, — поднял ладонь Алексей. — Дай ему сказать.

Вильгельм молчал. Больше всего на свете ему хотелось исчезнуть с чердака и стать чем-то незримым. Ветром или небом. Тем, кому нет дела до земных невзгод.

Вилли набрал воздух в лёгкие и выпалил:

— Гвин сказал принести твою голову, Барон.

— Что? — побледнела блондинка.

— Ты всё правильно услышала. Он боится оставлять тебя в живых. Боится, что ты можешь посеять бунтарские мысли.

— Зашибись просто, — прокомментировала Алиса.

— Что теперь, Вильгельм? — спросил Алексей.

— Скорей всего этот псих уже поднимает войска. Через несколько дней они будут здесь.

— Сколько сейчас в его распоряжении солдат? — поинтересовалась Барон.

— Не знаю. Элизабет обмолвилась, что они ведут затяжные бои на юге. С какими-то еврейскими общинами. Я особо не вникал. Но, кажется, сейчас он на нас может бросить только элитный резерв.

— А у нас около триста человек, что могут держать оружие, — ответил Алексей. — Если учитывать и людей Барона. Что будем делать, Вильгельм?

— Я предлагаю бежать. Ребят, мы не выстоим. Это огромная и страшная сила.

— Куда, Вилли?

— Ты же исследовал болота. Пройдём через них.

— Даже если мы их пройдём, куда нам податься? — спросила Алиса. — Все наши усилия вложены в эти стены и в эту землю. Не знаю как остальные, а я остаюсь. Из снайперской винтовки я успею забрать несколько вояк.

— А о детях ты подумала, горячая голова? — заметил Алексей.

— Детей спрячем в лесу, — ответила Барон. — Пусть занимаются ранеными.

— Ранеными?! — опешил Вильгельм. — Вы собрались сражаться?! Я им про армию из тысячи головорезов рассказываю, а они на бой собрались. Ну писец.

— Вильгельм, — обратилась Алиса, поднимаясь, — давай спросим у ребят. Послушаем, что они скажут.

В столовой как всегда было весело, шумно и вкусно пахло.

— Минуту внимания, — крикнула Алиса, хлопая в ладоши. Ёе постепенно обступили полукругом. — У нас возникла небольшая разница во мнениях. Помогите нам её решить. Скажите, если бы завтра на наши земли пришли хартийцы, как бы вы поступили?

— Сражался, — не задумываясь, ответил парень.

— Гнала бы красноповязачных поганой метлой!

— Пусть попробуют только появиться здесь!

— Я вас поняла, — успокоила толпу Алиса. — А если бы нам предложили мир. Но мы должны были предать нашего друга. Вы бы согласились?

— Никогда! — единогласно ответила толпа.

— Никогда? — удивилась Алиса. Прямо перед ней стояла русая девочка, что кричала громче всех. — И, несмотря на страшную опасность, ты готова сражаться?

— Да! — бойко сказала девочка. — Я никогда не предам друзей! И не сбегу. Никогда!

— Что же, — глаза Алисы стали влажными, — я вас поняла. Если этот седой думает, что мы сдадимся на его милость или бежим как крысы — он очень ошибается!

Её слова заглушил дружный крик.

— А я думал, мы друзья, — глядя на взломанные двери гаража, прошипел Гвин.

— Приказания, Холод, — подал голос штабной офицер. На зоне его звали Козырем.

— Поднимай гарнизон. Всех, даже Гвардию. Устроим этим выродкам визит.

Офицер поспешил в штаб.

— Прости, Лиза, — прошептал альбинос. — Так надо.

Ногу неожиданно прошило острой болью. Гвину пришлось приложить немало усилий, чтобы не свалиться в грязь.

«Сегодня сделаем исключение, — подумал Гвин. — Нужно попросить Элизабет вколоть одну дозу. Она поймёт. Она всегда выслушает, поймёт и даст совет. Всегда».