Ты бросаешь вызов?

ГЛАВА 36

Лила

Непонятное давление между нами становилось все труднее игнорировать. Через месяц после нашего пребывания в Калифорнии, которое было напряженным и неловким, ситуация между мной и Мэддоксом оставалась прежней.

Мэддокс стал жестким, и расстояние между нами увеличивалось.

Я хотела бы найти способ все исправить, но было ясно, что назад дороги нет, как бы ни хотел один из нас.

Я сидела на диване, уставившись в телевизор, хотя на самом деле я не смотрела на экран, когда Мэддокс вошел в мою квартиру. У него было пустое выражение лица, а в руке он держал лист бумаги. В последний раз мы виделись два дня назад, после последних экзаменов. Этот семестр был официально закончен.

— Мы едем в Париж, — объявил он. — Я и ты.

Я и ты. Я чуть не рассмеялась, холодным, лишенным юмора смехом. Раньше это было мило, когда мы так говорили, но теперь это причиняло боль.

Я и ты. Но надолго ли, Мэддокс? Мы уже были на грани разрыва.

— Париж, почему? — прохрипела я, прежде чем прочистить горло. Я не хотела, чтобы он прочитал эмоции на моем лице.

— Через четыре дня у меня день рождения. Дорогой папочка подарил мне билеты в Париж. Точнее, он прислал их мне по почте.

Это означало, что его родители явно не планировали провести день рождения Мэддокса вместе с ним. За все годы нашего знакомства я ни разу не видела, чтобы его родители праздновали его день рождения. Ни объятий, ни любви, ни ласки. Это меня злило, так злило то, как они всегда обращались с Мэддоксом.

Он заслуживал лучшего.

Он не был таким сложным, как все думали. Мэддокс Коултер был просто непонятым мальчиком, который нуждался и заслуживал того, чтобы кто-то боролся за него, чтобы показать ему, что он того стоит.

И я собиралась стать этим человеком. Даже если я не смогу стать его девушкой, я стану, по крайней мере, его лучшим другом.

Потому что, действительно, он стоил всей любви — всей любви, которой у него никогда не было, но которую он заслужил.

— Я никогда не была в Париже, — наконец призналась я.

Мэддокс наконец-то искренне улыбнулся.

— Я знаю, и тебе там понравится.

Город любви. И два лучших друга, которым не хватало смелости признать то, что было между нами.

Каковы были шансы? Судьба действительно любила играть с нами жестокие шутки.

Я провела ногтями по бедрам.

— Когда мы уезжаем?

— Завтра вечером. Этого времени тебе хватит, чтобы собрать вещи, верно? — спросил Мэддокс, проходя дальше в мою квартиру, но все еще сохраняя дистанцию между нами.

Я кивнула, а затем похлопала по дивану.

— Присоединяйся ко мне. Я смотрю "Друзей". Это поворотная сцена.

Мэддокс выглядел нерешительным, между нами повисло тревожное напряжение.

Пожалуйста, скажи "да".

Пожалуйста, не оставляй меня. Снова.

Он сглотнул, его адамово яблоко покачнулось от этого движения, и его взгляд переместился на меня и телевизор. Облегчение пробежало по моим венам, когда он сделал шаг ко мне и устроился на диване рядом со мной, не говоря ни слова.

Между нами прошло мгновение, я улыбнулась — почти робкой улыбкой, и мы одновременно повернулись лицом к телевизору.

Через несколько минут жестокое напряжение рассеялось, и наши плечи затряслись от беззвучного смеха над сценой, которую мы смотрели. Наши колени соприкасались — самое короткое прикосновение, но мою кожу покалывало. Мой пульс бился, как товарный поезд, а сердце учащенно билось; он смеялся, и я смеялась, и никогда еще мир не чувствовал себя таким правильным в эту секунду.

Я хотела запомнить этот момент, чтобы потом, спустя годы, когда нас с Мэддоксом будут разрывать наши невысказанные чувства, я помнила, каково это — быть так близко к нему.

В ту ночь сон не шел легко. Я металась и ворочалась, думая о Мэддоксе и нашей предстоящей поездке в Париж. Было ли это ошибкой? Может быть. Возможно.

Но я не могла сказать "нет" и хотела провести это время с ним.

Только мы вдвоем.

Боль между ног снова вернулась, мое тело напряглось от разочарования.

С той ночи — ночи, когда Мэддокс напился, — мое тело пылало, горело, кожа была натянута от потребности и боли.

И сколько бы я ни мастурбировала, я все равно чувствовала себя такой пустой после этого, никогда полностью не удовлетворенной.

Мой клитор набух и пульсировал. Потянувшись, я схватила вторую подушку и прижала ее между ног. Я зажмурила глаза, покачивая бедрами вперед-назад, упираясь ими в подушку, пытаясь унять пульсирующую боль в своей киске. Я недооценила, насколько сильно я хотела Мэддокса.

Моя потребность усилилась, и я запульсировала сильнее. Просунув руку между бедер, я сдвинула трусики в сторону, и пальцы нащупали мои складочки, раздвигая влажные губы, а затем переместились выше, к моему набухшему клитору. Я терла и давила на пучок нервов там, в то время как моя киска быстрее билась о подушку, потирая мою обнаженную, чувствительную плоть о мягкую ткань. От трения я почти теряла рассудок, но этого все еще было… недостаточно.

Моя рука подхватила ритм моих бедер. Указательный палец нащупал мой вход, и когда моя киска сжалась, желая наполниться, я медленно ввела палец внутрь. О Боже, о Боже!

Мое дыхание сбилось, и мне стало еще жарче, моя липкая влага стекала между ног — напоминание о том, как это было неправильно, но я все еще стонала, выкрикивая имя Мэддокса.

Я ущипнула себя за клитор и задвигала бедрами быстрее. Я представляла, что это Мэддокс у меня между ног. Я представляла, что это его член давит на мой вход, а не мои маленькие пальчики.

Я представляла, как он пульсирует во мне, заполняет меня… проникает внутрь… выкрикивает мое имя.

Мое тело напряглось, и мои бедра ударились о подушку, пока я переживала свой мини-оргазм; мои трусики промокли, а пальцы были мокрыми и покрытыми моей разрядкой. С моих губ сорвался тихий скулеж:

— Мэддокс.

Я провела пальцем по губам своей киски, прежде чем вытащить руку из трусиков. Мои ноги были прижаты к подушке; внутренняя поверхность бедер все еще была липкой от моей разрядки.

У меня не было сил встать и переодеться. Мои глаза закрылись, и я провалилась в беспокойный сон.

Мэддокс вторгся в мои сны. Я чувствовала его поцелуи… видела его красивое лицо… ощущала его прикосновения, скользящие по моему телу.

Горячие слезы текли по моим щекам, потому что это был всего лишь сон, всего лишь моя фантазия.