Не все, о чем рассказано в этой главе, было мне известно в те дни. Многое прояснилось позднее.
28 сентября 1939 года в Варшаве генерал дивизий Тадеуш Кутшеба от имени командования армии «Варшава» подписал акт о капитуляции. После неравной борьбы Польша вынуждена была подписать унизительный документ, продиктованный ей гитлеровцами. С той поры Речь Посполитая как суверенное государство перестала существовать. Были ликвидированы все политические и общественные институты, установлена фашистская диктатура. Западную и северную части Польши с населением около десяти миллионов человек оккупанты присоединили к гитлеровскому рейху. На остальной части территории они создали генерал-губернаторство во главе с наместником Гитлера — Франком.
Вступая в исполнение своей должности, Ганс Франк заявил:
«Отныне политическая роль польского народа закончена. Он объявляется рабочей силой, больше ничем… Мы добьемся того, чтобы стерлось навеки само понятие Польша… Никогда не возродится Речь Посполитая или какое-либо иное польское государство»[6].
К осуществлению своих чудовищных планов фашисты приступили с первых же дней оккупации. Начало организованного истребления польского народа было положено военными действиями в сентябре 1939 года, когда гитлеровцы стремились уничтожить не только регулярную армию, но и мирное население. В сентябре 1939 года они расстреляли 10 тысяч мирных граждан Быдгощи. В результате массового террора к концу 1939 года было истреблено 100 тысяч человек гражданского населения. Террор гестапо и оккупационных властей был направлен в первую очередь против прогрессивных и революционных элементов, которые поднимались на защиту независимости страны, прежде всего против рабочего класса, против коммунистов и всех левых сил. Кроме того, с особым рвением захватчики истребляли людей интеллектуального труда.
Но кровавый «новый порядок» не сломил свободолюбивого духа польского народа. Его борьба против гитлеровцев началась с первых дней оккупации.
Первоначальные выступления польских патриотов носили разрозненный и преимущественно стихийный характер. В 1939—1941 годах возникали антигитлеровские вооруженные отряды, состоявшие в основном из рабочих и крестьян. Главным центром народного сопротивления режиму германского деспотизма стала Варшава. В этих условиях остро ощущалась необходимость руководящей и направляющей силы — марксистско-ленинской партии, которая смогла бы возглавить трудящиеся массы и повести их к победе.
В декабре 1941 года группа коммунистов опубликовала декларацию, содержащую призыв ко всем демократическим силам страны объединиться и создать национальный фронт борьбы против оккупантов. В январе 1942 года в глубоком подполье была создана Польская рабочая партия (ППР). 15 января 1942 года ППР в воззвании «К рабочим, крестьянам и интеллигенции, ко всем польским патриотам» определила задачи рабочего класса и всех трудящихся Польши в их освободительной борьбе. ППР указывала, что СССР является классовым союзником польского народа в борьбе за свободу. Осуществляя свою программу, ППР приступила к организации вооруженных сил — Гвардии Людовой. Большинство членов ППР вошло в состав Гвардии Людовой.
В начале 1944 года состоялась моя первая встреча с членом Польской рабочей партии товарищем Чеславом (Гаюсь).
— Катастрофический разгром нашей армии в сентябре 1939 года, — говорил Чеслав, — массовое нашествие оккупантов, которые как саранча наводнили страну, произвело удручающее впечатление на польский народ. Нападение гитлеровцев на Советский Союз и быстрое продвижение к Москве сопровождалось шумной пропагандой. Казалось, Польша на долгие годы погрузилась в трясину фашистского мрака. Это был тяжелый период для нашей родины. Но теперь все это позади…
Товарищ Чеслав оказался очень интересным собеседником. Он совершенно четко представлял задачи борьбы польского народа за новую Польшу. Беседа с ним внесла ясность в расстановку политических и военных сил в оккупированной Польше. Нам было известно, что товарищ Чеслав был в составе делегации, которая ездила за Буг на связь с командиром партизанского соединения А. Ф. Федоровым. Брат Чеслава Стах (Станислав Гаюсь) командовал отрядом Гвардии Людовой.
Большим событием в жизни польского народа явилось создание в начале 1944 года Армии Людовой, куда как ядро вошла Гвардия Людова.
24 февраля 1944 года наше соединение уже дислоцировалось в селе Циосмы, что в десяти километрах западнее Билгорая.
В одной из соседних деревень разведчики встретили человека, который попросил познакомить его с командиром соединения Ковпаком. Ребята не стали преждевременно разочаровывать просителя и привели его ко мне. Им оказался весьма интересный и очень нужный нам человек, представитель ППР, поручик Земста (Месть).
О Земсте — Александре Скотницком — мы слышали много хорошего и сами искали встречи с ним.
До войны доцент Львовского университета, высоко эрудированный человек, он хорошо знал историю Польши, Украины и стран Восточной Европы. Во время войны он стал командиром отряда Армии Людовой, который базировался в районе деревень Меница-Гурки.
— В связи с наступлением Красной Армии, — сказал Земста, — обострились отношения между нами и правыми формированиями.
Земста был прав. Наше появление на территории Польши совпало с периодом резкого размежевания сил демократии и реакции.
С поручиком Земстой мы встречались дважды и вели продолжительные дружеские беседы. Они приносили обоюдную пользу. Было ясно, что польским коммунистам предстоит жестокая борьба не только против гитлеровцев, но и против внутренней реакции. Правительство пилсудчиков широко использовало все средства пропаганды для того, чтобы обработать польский народ в антисоветском духе. На оккупированной территории Польши действовали отряды АК под командованием Зомба (Здоновича), Леща (Скворчинского), Калины (Миркевича) и другие.
Расставаясь, Земста спросил:
— Если не секрет, скажите, где Ковпак?
Я ответил, что Ковпак остался лечиться на Большой земле, а командует соединением Вершигора.
Среди политических и военных сил в Польше важное место занимали военные формирования — БХ (Крестьянские батальоны). Организационно они были связаны с Армией Крайовой, опорой лондонского эмиграционного правительства. Но бездеятельность командиров этой армии разочаровала массы крестьянства. Они рвались на борьбу с оккупантами. Притягательной силой для них стала Гвардия Людова. Крестьянские батальоны принимали участие в боях вместе с ней.
Лидеры реакции понимали, что ППР представляет для них главную опасность, и делали все возможное, чтобы уменьшить ее влияние на польский народ. Вооруженные нападения и убийства из-за угла представителей ППР были нередким явлением.
Как-то наши разведчики Турвиц, Бреславский, Бережной и Плаксин, выполняя задание в районе деревень Лейно — Ожехув, встретили пропагандистов ППР, те собирали крестьян и проводили беседы, призывая к борьбе за новую Польшу. На одно из таких собраний совершила налет группа бандитов из НСЗ. Разведчики вступили в бой и помогли отбить нападение.
Несмотря на приказы из Лондона не вступать в активную борьбу с оккупантами и не помогать Красной Армии, некоторые командиры АК проявляли интерес к нашему соединению и посылали к нам своих представителей.
Начался период встреч, переговоров и приемов представителей различных польских вооруженных формирований.
Выполнение этой миссии командир партизанского соединения П. П. Вершигора поручил мне.
Мы внимательно относились ко всем, кто искал встречи с нами. Устанавливали боевые контакты с друзьями и действовали с ними совместно. Одновременно изучали тактику и методы борьбы врагов, которые делали все возможное, чтобы не допустить сотрудничества с нами командиров Крестьянских батальонов и других патриотических формирований.
В холодную февральскую ночь я прибыл на явку, расположенную в лесу, недалеко от Боровца. Сюда от Рыбалко, Семченка и Плаксина должны были поступить данные. Опаздывать к месту встречи было нельзя. Мы очень спешили. Лошади тяжело дышали, пена крупными хлопьями падала на землю. И приехали раньше времени.
Ваня Сергиенко и Володя Павлюченко разожгли костер. Мы оказались как бы в трубе. Высоко над нами сияли звезды. А темнота вокруг казалась еще гуще. К пяти утра собрались разведчики. Задание было выполнено успешно. Последними прибыли Семченок и его неразлучный друг Федя Тихонов.
— Разрешите доложить, — сказал Семченок, — задание выполнено. По дороге встретили фашистов и прихватили у них два автомата и винтовку.
Нас интересовало местечко Улянув. Там происходило что-то необычное. Наши друзья-поляки сообщали, что туда прибыло какое-то начальство, в центре укрепляют здание и все держат в большом секрете. Это и было поручено разведать группе Семченка.
— Докладывайте, — сказал я.
— Жители Улянува живут в большой тревоге. Прибыли новые люди судя по всему, какие-то специалисты. Их возглавляет эсэсовец фон Брилинг. Завезено оборудование, вероятно, радиоаппаратура.
Я перебил:
— Для чего?
— Не знаю, — откровенно признался Семченок, — это нам не удалось установить.
Разведчик подобен опытной вышивальщице, которая на готовую канву постепенно наносит рисунок. Часто нити рвутся и путаются, завязываются узлами, а она терпеливо создает рисунок. Так и разведчик постепенно идет к намеченной цели, обдуманно и скрупулезно анализирует полученные материалы, сопоставляет факты и на их основании раскрывает замыслы врага.
Бывает и так: кажется, цель близка, но один неверный шаг — и все надо начинать сначала.
Немало усилий приложили наши разведчики, чтобы докопаться до истины, которую не сумели тогда выяснить Семченок и Тихонов. Оказалось, в Улянуве гитлеровцы создали станцию радиослужбы воздушного наблюдения, чтобы своевременно оповещать командование о появлении советских бомбардировщиков, летящих на Берлин. Сколько народу занято на станции, ее размещение, подходы к ней — это детально выяснили польские патриоты во главе с Владеком. Разгром гарнизона станции был поручен отряду Петра Брайко. Польские патриоты под командованием Владека приняли непосредственное участие в этой операции. Они показали себя храбрыми воинами. Узел был разгромлен.
Два важных сообщения поступили из Люблина: в Люблинском и Варшавском воеводствах активно действует делегатура, представляющая Лондонское эмигрантское правительство. Во втором сообщении указывалось, что в Билгорайских лесах сосредоточены крупные воинские части Армии Крайовой, командиры которых якобы твердо не определили своих политических позиций.
Через несколько дней разведчики Бреславский, Оникий, Зубков и Жарко в сопровождении польских патриотов пошли в Билгорайские леса. Им было поручено узнать, что это за формирования, и заинтересовать командный состав АК, подтолкнуть его на встречу с нами.
Надо сказать, что появление партизан на территории Польши вызвало большой интерес у польского народа. Одни утверждали, что мы привезли письма к родственникам от солдат Войска Польского, действующего на советском фронте, другие говорили, что среди партизан есть солдаты этой армии, третьи были убеждены, что советские партизаны прибыли в Польшу для выполнения особо важного задания.
Командиров АК жгуче интересовало особо важное задание, которое мы якобы получили.
Зомб (Здонович) во время встречи с нами спросил:
— Говорят, что вы прибыли сюда с каким-то особым заданием. Это верно?
— Да, это соответствует действительности.
— Если не секрет, то, может быть, вы будете настолько любезны, что раскроете нам содержание этого задания?
Нашего ответа Зомб ждал с нетерпением. И надо было видеть его кислую физиономию, когда мы ответили:
— Задание действительно важное и не содержит никакого секрета. Советские партизаны пришли сюда для того, чтобы выполнить свой интернациональный долг — помочь польскому народу бить гитлеровских оккупантов.
Зомб разозлился. Он не встал, а прямо-таки сорвался со стула. Ох, как ему хотелось услышать, что мы собираемся установить в Польше Советскую власть! Не придя ни к какому соглашению с нами, Зомб удалился.
Но не все командиры отрядов Армии Крайовой были настроены так, как Зомб. Многие офицеры хоть и не активизировали борьбу с оккупантами, но и к советским партизанам не проявляли враждебных действий. На встречу с нами они шли охотно.
Дня через четыре после встречи с Зомбом к нам прибыла группа офицеров АК во главе с командиром полка майором Адамом. До встречи с ними наша разведка хорошо поработала. При помощи польских друзей нам удалось получить сведения о командном составе отрядов АК, действующих поблизости.
Итак, с кем же нам предстояло иметь дело?
Адам (Станислав Прус) был командиром полка. Полк до войны дислоцировался в Замостье. Мечтой Пруса было министерское кресло в новом правительстве Польши.
Вацлав (Януш Прушковский) — заместитель командира полка. Больше всего на свете он мечтал о генеральском звании. Его должно было присвоить правительство Миколайчика. Он клялся, что никогда не признает новую Польшу и будет бороться против коммунистов до конца своих дней.
Норберт (Ян Туровский) — подпоручик, командир батальона.
Особое положение занимал поручик Гром (Эдуард Плашчак). Он командовал отрядом, насчитывавшим до тысячи человек. Его отряд дислоцировался в Сольской пуще и входил в подчинение представителя Лондонского правительства майора Калины (Миркевича). Эмигрантское правительство отводило особую роль отряду Грома. Английские самолеты сбрасывали Грому вооружение, обмундирование, консервы, галеты и даже шоколад. Такое внимание, по-видимому, объяснялось еще и тем, что какие-то давние узы дружбы связывали семью Грома с Миколайчиком.
В полученной нами разведсводке указывалось, что среди руководства Армии Крайовой активно действует некий Лещ (Мечислав Скворчинский). Он осуществляет связь с радиостанцией «Ютшенка», работающей в Италии, и центральной радиостанцией «Варга» в Лондоне. То, что радиостанция действовала в Лондоне или каком-то другом месте Англии, — логично. Но радиостанция «Ютшенка» работает с территории Италии, страны гитлеровской коалиции. Почему? Эту загадку мы разрешили несколько позже.
Разгром союзниками армии Роммеля дал возможность англичанам создать базу связи в Италии, с аэродрома этой базы самолетами доставлялось вооружение и воинское снаряжение.
Ответственным за приемку этих грузов был Подкова (Кунцевич). Необходимость воздушного маршрута из Италии вызывалась тем, что в основном сбрасывали трофейное оружие. Эти сведения были доложены П. П. Вершигоре и его заместителю по политчасти — Н. А. Москаленко.
Таким образом, к приему посланцев АК мы были подготовлены.
Вместе со Стрельцовым мы еще раз взвесили все «за» и «против» и в зависимости от поведения аковцев разработали несколько вариантов.
— Чего они от нас хотят? — спросил Семен и сам же ответил: — Прежде всего им хочется узнать, зачем мы на территории Польши, разведать, кто мы? И, наконец, они предполагают найти какое-то слабое место в наших позициях.
— Думаю, что ты прав, — ответил я. — Но еще им важно сообщить о встрече с нами в Лондон. А мы будем «тянуть» их на совместные крупные операции против гитлеровцев.
— Что ты имеешь в виду?
— Мне поручено предложить им разгромить совместно гарнизон Билгорая или Замостья.
Выслав вперед офицера связи, представители Армии Крайовой во главе с Адамом прибыли на встречу.
Новые военные костюмы, ярко начищенные офицерские сапоги, а мы были в потрепанных фуфайках и ватных брюках…
Наша беседа была продолжительной и носила деловой характер.
Вацлав заявил:
— Ваши военные операции против нашего общего врага — гитлеровцев — мы полностью одобряем.
Но, делая такое заявление, они находили десятки предлогов, чтобы отказаться от совместных действий. Во время беседы работник нашего штаба Новиков принес только что обработанную разведсводку, в которой указывалось:
«В местечке Любачев, южнее Цешанува, находятся 150 фашистов, вооружение: винтовки, 10—12 автоматов и 2 ручных пулемета. В местечке Олешице дислоцируется гарнизон полиции и немцев — 200 человек. Основное вооружение — винтовки. Занимаются пьянством и мародерством. Были случаи изнасилований. Местное население настроено враждебно. По дороге, проходящей через Волю-Общанску, Руду-Ружанецку, что юго-западнее Боровца и южнее Тарногруда, начиная с 14 февраля на повозках курсируют гитлеровцы (100—110 человек). Они систематически заезжают в деревни и занимаются заготовками продовольствия».
Мы дали нашим гостям прочитать разведсводку. Она поставила их в затруднительное положение. Фашисты грабят, насилуют и чувствуют себя довольно свободно. Майор Адам согласился, что надо уничтожать гитлеровцев, но заявил:
— У нас нет оружия, они во много раз сильнее.
Мы знали, что подразделение, которым командует майор, вооружено хорошо, но надо было отвести и этот довод, а потому я предложил:
— Давайте заключать джентльменское соглашение. Наша цель одна — бить фашистов. Мы дадим вам трофейное оружие.
Тогда майор Адам заявил:
— Видите ли, этот вопрос требует более детального обсуждения. Практика показала, что немцы за одного убитого нами расстреливают сотни поляков. Фашистам надо готовить «концентрированный удар». Мы должны посоветоваться, согласовать…
Говорить с ним о совместном проведении каких-то крупных акций дальше не было смысла.
В конце беседы один из офицеров свиты майора заявил:
— Мы высоко ценим ваши боевые операции и рассматриваем вас, как своих союзников, но ваше пребывание на территории Польши обостряет наши отношения с отрядами Армии Людовой.
Почему же наши взаимоотношения с представителями Армии Людовой и БХ беспокоили офицеров АК?
Совместная борьба советских и польских партизан против фашистов укрепляла среди польского народа авторитет ППР и руководимой ею Армии Людовой. Борьба советских и польских партизан укрепляла дружбу двух народов и ориентировала польский народ не на Запад, а на Восток, отзывалась в сердцах рядовых бойцов Армии Крайовой. Они рвались к активной борьбе. Рядовой солдат АК не хотел спокойно относиться к тому, как фашисты терзают его родину. Командиры АК уже не могли пренебрегать боевым настроением бойцов. Они понимали, что легко могут стать «генералами» без войска: солдаты уйдут к тем, кто активно борется против оккупантов.
— Мы подумаем над вашим предложением, — заключил беседу Адам и попросил разрешения еще раз встретиться с нами.
Расставаясь, Вацлав сказал:
— Вся беда состоит в том, что в наших отношениях много теневых сторон.
Вступать в спор не было смысла. Нам не оставалось ничего другого, как ответить на это шуткой:
— Пан Вацлав, все имеет теневые стороны, как сказал человек, когда у него умерла теща и потребовались деньги на похороны…
Мы расстались.
Из группы Армии Крайовой нам запомнился молодой офицер, представленный как Подкова. Он молчал, но говорили его глаза. Проницательные и умные глаза его очень остро реагировали на беседу. Когда Адам сказал, что у них нет оружия, в глазах Подковы мы заметили насмешку. Они стали хмурыми, когда Адам отказался от совместных действий.
Спустя сутки после этой встречи Подкова прибыл к нам в сопровождении небольшой группы бойцов. Он долго приглядывался к нашим людям, задавал вопросы, интересовался положением на фронте.
В это время произошло событие, которое заинтересовало Подкову и подтолкнуло его к сотрудничеству с нами.
Разведчики опергруппы — Плаксин, Павлюченко, Оникий и Рыбалко — захватили «языка». Старший писарь мотострелкового батальона вместе с двумя жандармами рискнул на сутки покинуть батальон, дислоцировавшийся в Руда-Ружанецкой, чтобы заняться грабежом в соседних селах.
Здесь их и захватили разведчики. Награбленное возвратили крестьянам.
Из района Руды-Ружанецкой нужно было пленного доставить в Боровец, но как? Возвратиться, не выполнив задания, разведчики не могли. Было принято решение, что его будет сопровождать Ваня Плаксин. Оставшиеся втроем разведчики должны были выполнить задание.
Гитлеровцы из Люблина, Замостья и Билгорая стягивали крупные силы в район Руды-Ружанецкой. Для чего? Намерены ли они двинуть эти силы против нас или преградят нам путь к реке Сан?
Плаксин конвоировал пленного, применив давно известный метод: пуговицы брюк были отрезаны, и главной заботой пленного теперь было не потерять штаны.
День застал их на полпути. Дальше идти было нельзя. Свернули в лес. Крупными хлопьями падал снег. Передневали, а с наступлением темноты добрались до отряда.
— Не знаю, умышленно или нет, немец все время старался уснуть, — рассказывал Ваня впоследствии. — Я не давал, боялся, что замерзнет.
Писарь оказался осведомленным человеком. Он сказал, что батальон жандармерии был маневренной воинской единицей и его часто перебрасывали в разные места. Основной обязанностью его было обеспечить безопасность движения по железнодорожной магистрали Львов — Варшава. Он подсказал нам, что одно из наиболее уязвимых мест этого маршрута — мост около станции Красностав.
Показания пленного и сведения возвратившихся разведчиков мы показали Подкове. Прочитав внимательно, он сказал:
— Давайте «поднимем» вместе этот мостик. Мои хлопаки знают путь туда.
Сопровождавшие Подкову солдаты тем временем подружились с ковпаковцами, пришли местные жители, появилась гармонь и началась пляска. Я обратил внимание Подковы на эту сцену:
— Вот видите, пан Подкова, они договорились о совместных действиях значительно быстрее нас.
Я доложил о предложении Подковы командиру соединения П. Вершигоре и его заместителю Н. Москаленко. Разработанный план был утвержден. Создали совместную группу подрывников, которую возглавил мастер подрывного дела Володя Дубиллер.
В состав группы подрывников вошло два боевых друга — рабочий из Калининской области Николай Лебедев и вологодский колхозник Александр Горин. Группу подрывников сопровождали автоматчики под командованием командира отделения Степана Бокарева. Наши ребята и бойцы Подковы действовали дружно. Это была тяжелая операция. Из села Боровец прямо на север надо было прошагать сто тридцать километров. Предстояло двигаться вблизи Замостья, Билгорая и других крупных населенных пунктов, где находились большие немецкие гарнизоны.
Важная роль в обеспечении безопасности пути принадлежала Подкове и его группе. Приходилось искать окольные пути, останавливаться в селах. Польские крестьяне оказывали группе теплый прием и охотно давали проводников. На подходе к железнодорожному мосту в деревне Лятычи бойцы Подковы связались с железнодорожником, который провел подрывников к мосту.
19 февраля мост был взорван, железнодорожная магистраль Львов — Варшава была выведена из строя на 28 суток.
Это была большая победа партизан и польских патриотов. Успеху операции в немалой мере способствовали разведчики опергруппы. После операции состоялся митинг. Командиру польского отряда Подкове от имени командования соединения был подарен автомат с надписью «В честь боевой дружбы польского и советского народов от ковпаковцев». На митинг собрались крестьяне, польские и советские партизаны. Местные жители поздравляли Подкову и желали ему успеха в дальнейшей борьбе с оккупантами.
Мы пытались вызвать Подкову на откровенный разговор, но он либо молчал, либо отшучивался.
При подготовке операции по подрыву моста пострадал Ваня Плаксин. Пленный вымотал его, сутки без сна и холод дали себя знать. Ваня заболел. В разведку мы его не пустили, предложили отдохнуть. Мы разместились в большом крестьянском доме. Горела керосиновая лампа, в печке потрескивали дрова. Я разбирал донесения разведки, разложив на столе топографическую карту. «Канцлер-казначей» Казаченко, так в шутку звали его бойцы опергруппы, подводил итог. Наш «коммерсант» Стрельцов в Люблине «проторговался» и просил подкрепления. На лавке около печки сидел грустный Плаксин. У сына хозяина оказалась старая, потрепанная гитара. Ваня не умел играть, он тихонько трогал то одну, то другую струну, издававшую то минорный, то какой-то мажорный звук. Каждый раз, потрогав струну, он ждал, пока звук, вибрируя, расплывался по комнате. Как видно, в его душе бурлили какие-то воспоминания. Наблюдая за Плаксиным, я думал: «Знает ли он, что страна, на территории которой мы находимся, дала миру такие блистательные таланты, как Генрих Венявский, Фредерик Шопен, творчество которых пылало жаром любви к Родине, стремлением к свободе и человечности. Михаил Огинский, участник восстания под командованием Костюшко, автор знаменитого полонеза «Прощание с родиной». Сила музыки этих композиторов состоит в том, что она общечеловечна, чужда мелочей и частностей; она учит мужеству. В свой полонез «Прощание с родиной» Огинский вложил большую скорбь души, оплакивая поражение восстания и гибель друзей».
— О чем грустишь, Ваня? — спросил я.
— О жизни думаю. Что-то у меня не получается. В детстве мечтал стать трактористом, не получилось, когда подрос, рвался в летную школу, не вышло. Полюбил девушку, хотел жениться, война помешала.
Он достал фотокарточку и, передавая ее мне, сказал:
— Вот это та самая девушка, на которой я хотел жениться.
Совсем еще юная русская красавица смотрела на меня: открытое лицо, волнистые волосы, нежный, задумчивый взгляд. В руках она держала большую гроздь винограда. На обороте фотографии было написано: «Ваня! Люблю. Всегда и везде вместе».
Казаченко уже давно спал, а мы все разговаривали. Пора было спать, и я сказал:
— Когда человек думает о жизни в двадцать лет, за него можно не беспокоиться.
Не знал я тогда, что через два месяца Ваня погибнет и вечно останется в моей памяти двадцатилетним.