У нас особое задание

НОВЫЕ СВЯЗИ

В одной из деревень Люблинского воеводства проживал бывший поручик Юзеф Кравчинский. Нам сообщили, что он происходит из знатной семьи, помогает крестьянам, связан с командирами АК, ненавидит гитлеровцев, но фактически не примыкает ни к одному из действующих отрядов. К нему сходились многие нужные нам нити. Знал он и майора Яна Богдана, занимавшего обособленное положение в оккупированной Польше. Деятельность Яна Богдана была глубоко законспирирована и представляла для нас особый интерес. Он не проводил никаких операций и свои связи ограничивал узким кругом лиц.

Взяв с собой группу разведчиков, я поехал в «гости» к поручику Кравчинскому. 27 февраля после теплого солнечного дня наступил типичный для тех мест морозный весенний вечер. Образовавшиеся днем лужицы затянуло тонким льдом, он потрескивал под копытами лошадей.

Величаво дремал Билгорайский лес. Его варварски истребили гитлеровцы, истребляли всеми силами и средствами. В природе много парадоксов. Безобидная птичка, когда ее ловит человек, может клюнуть за руку, курица, защищая цыплят, бросается на коршуна. Шиповник вонзает колючки в того, кто нарушает его покой. А лес стоит у всех на виду без элементарных средств защиты. Спилит человек вековой дуб или сосну, повалятся они на землю, издадут предсмертный крик и навсегда исчезнут с того места, где родились и росли.

Нас встретили Алексей Зубков и Ваня Сапожников. Они предупредили Кравчинского о нашем приезде.

Выставив дозор, я направился к нему.

— Кому я обязан появлением в моей квартире советских партизан? — спросил Кравчинский.

— Самому себе, пан Кравчинский. Много лестного мы слышали о вас, вот нас и потянуло на свидание с хорошим человеком.

Лукавая улыбка появилась в умных глазах Кравчинского. Немного подумав, он сказал:

— Я отвечу на все ваши вопросы и готов помогать вам, если это на пользу моему народу.

— Какому народу? Тому, среди которого вы сейчас живете, или Яну Богдану, а может быть, Зомбу?

— Вы их знаете? — удивился Кравчинский.

— Немного знаем, но хотим знать больше. Каждый честный человек должен определить свое место в борьбе.

Кравчинский задумался, потом, сделав несколько шагов по комнате, остановился и прочел:

— Адам Мицкевич. «Пловец». Я знаю и люблю это стихотворение, — сказал я.

— Да, Мицкевич.

— Пан Кравчинский, вы не случайно взяли именно это четверостишие Мицкевича?

— Что вы имеете в виду?

— Ваши намерения.

— Да, вы правы, — ответил Кравчинский, — сейчас нельзя сидеть на двух стульях. Ян Богдан — не из тех людей, которые будут бороться за народную Польшу.

За ужином беседа велась на отвлеченные темы. Кравчинский был весел, шутил, кивал на красавицу жену:

— Моя Казимира далеко не самая красивая женщина в Польше. Была у нас в Кракове дама и красивее: юная итальянка из Милана. Ее знает весь мир.

— Кто это?

— Цецилия Галлерани. Она изображена на портрете Леонардо да Винчи. Это знаменитая «Дама с горностаем». Картину приобрел польский магнат Адам Чарторыский…

— Какова судьба этого портрета?

— Та же, что и других национальных ценностей Польши, — ответил Кравчинский. — Первое, что сделали гитлеровцы, — это ограбили краковские коллекции.

Деловая часть беседы закончилась далеко за полночь. Кравчинский подтвердил, что хорошо знает Яна Богдана, Зомба, Адама и других командиров военных формирований.

Будучи человеком наблюдательным, умеющим анализировать события и действия людей, он составил определенное мнение о замыслах этих деятелей.

— Они с вами откровенны? — спросил я Кравчинского.

— Не всегда и не по всем вопросам, но они доверяют мне многое.

— Почему? Чего они хотят от вас?

— Им нужны мои связи и влияние на крестьян. По указанию центра АК готовит большую акцию по освобождению от гитлеровцев обширной территории с рядом крупных городов.

Это было для нас новым. Вот, оказывается, в чем состоит подготовка «решающего удара».

— Они хотели, — продолжал Кравчинский, — чтобы Красная Армия прошла где-то стороной, отрезала группировку немцев в Польше и двинулась на запад. Тогда бы оккупантам не оставалось ничего другого, как после некоторого сопротивления сложить оружие. Мы сами освободили бы Польшу.

— Нужно быть безграмотными в военном отношении людьми, чтобы вынашивать подобного рода план, — заметил я.

— Верно, — подтвердил Кравчинский, — вот об этом я и хочу им сказать.

— Вы пока воздержитесь… Мы с вами придумаем что-нибудь более полезное для общего дела.

Кравчинский улыбнулся.

— Даю слово польского дворянина, — сказал он, — я с вами. С вами, потому что ваша борьба соответствует стремлениям моего народа. К прошлому возврата нет.

— Вы дворянин?

— Да! Род моих предков уходит в далекое прошлое. И я, кажется, первый из нашего рода, кто стремится к дружбе с русскими.

— Дорогой пан Кравчинский, жизнь человека надо измерять не годами, а характером его деятельности.

— Согласен, — сказал Кравчинский, — я не могу утверждать, что мои предки всегда были правы, но у меня нет основания и для осуждения их.

Как выяснилось позже, Юзеф Кравчинский принадлежал к той категории людей, которые, однажды приняв решение, упорно идут по намеченному пути.

В одну из последующих встреч, выполнив очень важную нашу просьбу, он был весел, заразительно смеялся, рассказывая о том, на какой рискованный шаг вынужден был пойти. Вдруг веселье как-то сразу покинуло Кравчинского.

— Что с вами? — спросил я.

— Представьте себе, этот К., в прошлом писарь дефензивы, а сейчас просто холуй одного из ставленников Лондона, решил меня поучать. «Подумайте, Юзеф, — сказал он, — красная опасность надвигается с востока. Ян решил поручить вам формирование самостоятельного отряда».

Продолжая рассказывать об этой встрече, Кравчинский говорил:

— Я едва сдержался. Возмутительно, что такие типы выступают сейчас от имени моего народа.

Кравчинский встал и, заложив руки за спину, нервно зашагал по комнате. Потом резко, по-военному, повернувшись через левое плечо, решительно заявил:

— Баста. Формирую отряд, люди есть, а оружие найдем. Будем бить гитлеровцев, а заодно и их польских приспешников.

Такой оборот дела нарушил наши планы, по крайней мере на ближайшие десять дней.

— Благородное дело задумали вы, пан Юзеф, — сказал я, — но подумайте, что сейчас важнее?

— А вы как думаете? — ответил вопросом Кравчинский.

— Важнее то, о чем мы договаривались с вами. В интересах польского народа нам с вами нужно знать подробные планы польской реакции.

Кравчинскому пришлось согласиться.

Надо было основательно заняться Яном Богданом, чтобы хоть в какой-то степени осветить его деятельность.

Небольшая группа, которую он возглавлял, действовала в лесу в районе между городами Туровом и Луковом, не задерживаясь надолго на одном месте. Его люди были тщательно подобраны и умели держать язык за зубами. Ян учил своих людей: «Если язык длинный, то его надо укоротить вместе с шеей, этого требуют интересы нашей работы». Его мощная радиостанция работала ежедневно на волнах, отличных от волн радиостанций аковцев, которые связывались с «Вартой» и «Ютшенкой». При встречах Ян рекомендовал себя официальным представителем Лондона. Передаваемая им радиоинформация в основном содержала сведения о политических и военных силах в Польше, возможностях правых, включая аковцев, возглавить массовое движение. Вся деятельность Яна Богдана, его методы работы, формы конспирации, проявляемый интерес к событиям и отдельным людям, указывала на то, что он работает на разведку союзников. Он проявлял большой интерес к советским партизанам, высказал желание встретиться с нами. Это не входило в наши намерения. У нас был другой план в отношении Яна Богдана.

Но он не дал нам его осуществить. Как-то днем, когда я разбирал донесения, в избу вошел Стрельцов.

— Ян Богдан пожаловал собственной персоной, — сказал он.

— Раз прибыл, примем. Веди его сюда.

Мы заранее знали, что встреча эта ничего полезного не даст, но надо было соблюсти хотя бы приличие.

Богдан произвел на меня впечатление человека, размякшего под палящим солнцем. Он нехотя, как бы между прочим задавал вопросы, также нехотя отвечал. В ходе беседы он понял, что мы многое о нем знаем, да, видно, и не такие мы простаки, как ему представлялось. Он обозлился, стал нервничать и отвечать невпопад. Нам надоела эта комедия. Я предложил:

— Давайте устроим концерт или вечер поэзии.

— Какой концерт?

— Обыкновенный. Пригласим гармониста, а вот Семен поет, я стихи буду читать, а вы спляшете, что ли.

Ян Богдан понял. Его лицо стало суровым, в глазах мелькнули колючие огоньки.

Стрельцов еле сдерживал смех. Не дождавшись ответа, я подошел к Яну Богдану и продекламировал:

Ян Богдан понял, что проиграл.

— Это Пушкин?

— Нет, Омар Хайям — ученый, математик, астроном, поэт. Жил в Персии и Таджикистане. Умер в начале второго столетия нашей эры.

— Не угадал! — усмехнулся Ян Богдан.

— А теперь мне бы хотелось спросить вас…

— Проше бардзо!

— Зачем вы к нам приехали?

— А меня интересует, зачем вы пришли к нам в Польшу?

— Не хитрите, Ян Богдан, об этом вы знали еще тогда, когда мы форсировали Буг. Да и теперь прекрасно видите по нашим делам, против кого мы воюем и с кем вместе идем.

Ян Богдан встал. Это был уже другой человек — злой и решительный.

— То, что бьете гитлеровцев на нашей территории — это хорошо, но вместе с тем вы фактически воюете против нас.

— Давайте уточним, против кого из вас мы воюем?

— Я воздержусь от ответа на ваши вопросы.

— Пан Богдан, политика — это не катание на санках с горки. От правды вы никуда не уйдете, а правда — вот она.

Я положил на стол «Манифест национального фронта демократических и политических организаций Польши», обнародованный в декабре 1943 года.

— Вот оно будущее Польши, — сказал я. — Разрешите, я прочту вам несколько строк.

Я протянул Яну Богдану «Манифест». Он небрежно отодвинул его в сторону, и тихо, словно боялся кого-то спугнуть, сказал:

— Знаю, читал. Думаю, что именно на этой основе наш военный конфликт с Красной Армией неизбежен.

— Воевать против нас собираетесь? — спросил Стрельцов.

— Не знаю, не уверен, время покажет…

И Ян Богдан, стукнув каблуками, удалился.

В последующие дни события развивались стремительно. Трудно сказать, кого больше встревожили действия советских партизан — гитлеровцев или Яна Богдана, Зомба и им подобных. Радиостанция Миколайчика — Соснковского «Свит» в своих передачах на Польшу изрыгала потоки брани на Советский Союз. Особенно обнаглели представители Партии народных демократов. Один из них даже явился в наш штаб. Казался он сугубо гражданским человеком. Надень на него белый передник и поставь за прилавок — лучшего торговца мясом невозможно представить. Не здороваясь, он стал посредине комнаты и начал громовым голосом:

— Я пришел предупредить вас…

Но продолжить ему не удалось.

— Уходите, — спокойно, но решительно сказал я.

— Это почему? Я имею поручение и должен его передать вам.

— Иван Иванович, — обратился я к Сапожникову, — проводите этого гражданина за дверь, пусть он там подумает, как нужно себя вести, а потом войдет.

Читатель уже знает, что могучая фигура Вани Сапожникова производила впечатление.

Прошло пятнадцать минут. Выкурив папиросу и посидев в обществе наших разведчиков, «мясник» одумался. Вежливо попросив разрешения войти и выдавив приветствие, сказал:

— Мне поручено передать вам: немедленно уходите за Буг, пока не поздно. Мы хотим, чтобы вам и нам было лучше.

— Кто это вы?

— Народова организация войскова.

— Давайте уточним: это военные формирования, действующие под руководством Партии народных демократов? Так?

— Да, — ответил «мясник».

— Та партия, которая ведет борьбу против польского народа?

«Мясник» вскинул голову и, не задумываясь, скороговоркой ответил:

— Те, кого вы называете народом, хотят отобрать у нас сначала землю, дома, а потом жен и дочерей. Вы называете это демократией, а мы грабежом.

Не хотелось попусту терять время.

— Обезоружить его, — приказал я.

Ребята изъяли у пришельца кольт и две английские гранаты.

«Мясник» растерялся.

— Что вы хотите со мной делать?

— Передадим одному из отрядов Армии Людовой, — ответил я. — Пусть они разбираются с вами.

В это время у нас находилась группа связных от Земсты, им-то мы и передали «мясника».

Сотрудничая с нами в проведении локальных операций против гитлеровцев, командиры АК значительно активизировали свою деятельность по сколачиванию воинских формирований. Так, в Краковском, Люблинском и Варшавском воеводствах были созданы отряды, вооружены и проходили воинскую подготовку. Все это делалось под руководством лесных отрядов, во главе которых, как правило, стояли кадровые офицеры.

Против кого готовились эти силы?

Тщательный анализ радиопередач в Лондон, захваченные документы и другие источники показывали, что удар готовится против гитлеровцев. Когда и где? Это оставалось для нас тайной. Было уже ясно, что основная масса бойцов Армии Крайовой настроена по-боевому, готова к сражениям с фашистами. Но нельзя было упрощать позицию руководителей АК и их хозяев в Лондоне. Миколайчик — Соснковский и компания, обосновавшиеся сначала в Париже, а потом в Лондоне, были признаны (до 1945 года) нашими союзниками как правительство Польши.

Нам стало известно, что говорил после встречи с нами Ян Богдан.

— Я убежден, что представители красных, с которыми я встречался, — не рядовые офицеры. Они стреляют по дальним целям. Победить немцев без Красной Армии мы не сможем, но мы знаем и другое: пустить Красную Армию на нашу территорию — значит потерять Польшу. Все же нам придется воевать не на западной, а на восточной границе. У нас есть правительство и союзники. История оправдывает нас!