У нас особое задание

ШАЛЫГИНСКИЙ ОТРЯД

В середине ноября 1942 года меня назначили начальником штаба Шалыгинского отряда, командиром которого был Федот Матющенко, комиссаром Федор Фисенко и заместителем начальника штаба Григорий Якименко. Вся оперативная группа во главе с Александром Мирошниченко передислоцировалась в Шалыгинский отряд.

Когда нависла угроза оккупации фашистами Украины, ЦК КП(б) Украины оставил для работы в тылу врага группы людей. Со временем эти группы разрослись в большие отряды, но продолжали называться по имени района, где они были созданы. В партизанское соединение Ковпака входило четыре основных отряда: Путивльский, Шалыгинский, Глуховский и Кролевецкий. Со временем они были переименованы в батальоны: Шалыгинский отряд стал третьим батальоном.

В село Корма, где расположился наш отряд, приехал Руднев. Он вручил приказ о наступлении на Лельчицы. Я сохранил этот приказ, подписанный Ковпаком и Рудневым, как воспоминание о боевых днях. Наступление на Лельчицы облегчило проведение ранее подготовленной операции по изъятию Яна Ратько.

Мы изучили подходы к жандармскому управлению, узнали, где квартира Ратько. Два друга, порывистый, обладающий большой физической силой Николай Бережной и осторожный Вася Лазун за сутки до наступления были направлены в Лельчицы. А глубокой ночью 25 ноября Шалыгинский отряд в составе четырех рот повел наступление на Лельчицы с северо-западной стороны. Маячившее впереди здание жандармерии представляло для нас особый интерес.

Воробьев, Чаповский, Рыков, Сергиенко и я вырвались вперед, «прорубив» узкий коридор к жандармскому управлению. Вот и цель, мы уже были на крыльце дома, как из-за угла послышалась автоматная очередь. Меня тяжело ранило.

Бой носил упорный характер еще и потому, что часть жандармов и полицейских укрылись за домами, примкнувшими к жандармерии. Они были как бы первой линией обороны на подступах к дому. Но вот первый этаж взят. На втором этаже забаррикадировались оставшиеся в живых полицаи.

Решил исход боя Малыш, так мы прозвали Ивана Сударикова за его двухметровый рост, крепкое телосложение и огромную физическую силу. Он сорвал дверь и бросил две гранаты. Ребята ворвались в комнаты и уничтожили оставшихся жандармов.

Меня вынесли из боя в безопасное место и уложили на повозку. Мой друг и врач Иван Маркович Савченко оказал первую помощь.

В это время Бережной и Лазун терпеливо поджидали Ратько в его квартире. Как и следовало ожидать, почуяв недоброе, предатель решил переодеться и вырваться из кольца партизан. Схватка была короткой. Предателя обезоружили и связали.

Вел он себя на удивление спокойно.

— Кто вы? — спросил он.

— Партизаны, — ответил Лазун.

Иронически улыбнувшись, Ратько сказал:

— …и опытные разведчики. Правда?

— Допрашивать вас будем мы, — сказал Лазун, — а отвечать придется вам.

Медлить было нельзя. Бережной и Лазун быстро сделали обыск. Ни документов, ни бумаг дома у него не было. Партизаны приказали Ратько выходить, и тогда он не выдержал:

— В правом углу откройте третью половицу, там портфель с важными документами. Этим я хочу спасти себе жизнь.

Ратько и его портфель доставили Александру Мирошниченко. Из документов мы узнали, что в наш тыл заброшены разведчики Орликов и Багазий. Центр, ведущий военную разведку на Восточном фронте, находится в районе Варшавы. В Киеве действует филиал этого центра под названием «Орион». Нам был известен один из его руководителей — Антон Миллер. Прямое отношение к абверу также имел Бейер, он был связан с Яном Ратько.

Несколько позже, когда фашистская армия подошла к Волге, «Орион» из Киева передислоцировался ближе к фронту, в Полтаву.

Захваченные у жандармов пропуска, бланки, немецкие марки, польские злотые и румынские леи значительно расширили возможности оперативной группы.

В дневнике Ратько была одна любопытная запись. Мы потребовали расшифровать ее. Оказалось, что в ноябре 1942 года на квартире Ратько состоялась встреча представителей двух разведок: абверовца Бейера и гестаповца штандартенфюрера СС Крамера. Содержание беседы носило далеко не дружелюбный характер.

Бейер: Вы, Крамер, витаете в облаках и живете иллюзиями 1941 года, а сейчас конец 1942 года. Положение на Восточном фронте далеко не блестящее. Налицо упадок духа.

Крамер: Позади у нас почти вся Европа, а вы где-то увидели упадок духа.

Бейер: Поймите, Крамер, поражение под Москвой, окружение 6-й армии под Сталинградом, шаткость нашего тыла, охваченного партизанами, заставляют сделать серьезные выводы и коренным образом перестроить нашу работу и информацию центра. Что же делаете вы? Вместо того чтобы засылать нужных людей в глубокий тыл противника, вести разведку и парализовать коммуникации, вы превратили их в простых убийц.

Крамер: Если бы я не знал вас как преданного фюреру человека, после таких откровений вы могли бы занять одну из камер гестапо.

Бейер: Время не то, Крамер. Мы постараемся сделать все, чтобы фюрер верил нашей информации.

— В этот день наверняка были направлены две разные по содержанию депеши — одна Гиммлеру, а вторая Канарису, — сказал Ратько.