У нас особое задание

ЗАСАДА В БЕЛОВЕЖСКОЙ ПУЩЕ

По решению командования дивизия шла в Беловежскую пущу. Там, в лесных деревнях мы рассчитывали укрыться на некоторое время от немцев, дать людям отдых, подлечить раненых и получить подкрепление с Большой земли. Однако сделать это нам не удалось.

Форсированным маршем мы подошли к деревне Рожковка и с боем заняли ее. Рядом виднелась деревня Пашуки, где засели гитлеровцы. Попытки партизан выбить их оттуда не увенчались успехом. Подразделения дивизии вели жестокие арьергардные бои. Противник, окопавшийся в Пашуках, и не пытался наступать. Немцы обстреливали из минометов единственную проселочную дорогу и мостик, ведущий в Беловежскую пущу.

Еще было светло, когда часть дивизии во главе с заместителем командира по политчасти Мыколой Москаленко начала втягиваться в лес. Я ехал на одной повозке с Москаленко. Мы были на мостике, когда в десяти метрах от нас глубоко зарылся в трясину снаряд. Взрыв подобно гейзеру высоко взметнул тучи грязи. Осколки, видно, потеряли силу и не могли вырваться из трясины.

Обстрел дороги усилился. Били минометы из Пашуков.

Итак, мы с частью дивизии оказались в Беловежской пуще. Странная тишина вызвала подозрения.

— Что-то не то, — сказал Москаленко. — На войне так не бывает. Не нравится мне эта тишина! Не должно быть сейчас тишины.

— Разведка послана в трех направлениях, — ответил я. — Она должна обследовать местность в радиусе пяти километров.

— Я очень устал, прилягу. В случае чего разбуди меня, — попросил Москаленко.

Но спать ему не пришлось. Возвратилась первая группа партизан.

Они привели связанного пленного, лейтенанта. Австриец по национальности, геолог по профессии, любитель, как он сказал, «помечтать в одиночестве на лоне природы», он был настолько близорук, что не заметил, как оказался лицом к лицу с партизанами. Связывать ему руки, пожалуй, не следовало. Он не из тех прытких людей, которые могли бежать. Пленный оказался помощником по материально-техническому обеспечению заместителя командира отдельного танкового батальона. Батальон недавно прибыл в город Волковыск, потом его подняли по тревоге, погрузили в вагоны и перебросили через Гайнувку на станцию Беловеж.

Сюда же из Видомля через Пружаны на автомашинах были переброшены два батальона пехоты. Деревню Пашуки занимает отряд эсэсовцев. Пленный также показал:

— Перед отправкой сюда бригаденфюрер СС, прибывший из Минска, сказал, что в тыл нашей армии прорвались разведывательные группы красных, которые должны быть уничтожены.

— Вы поверили в это?

— Нет, — ответил он, — от местного населения мы знали, что здесь действует крупное соединение советских партизан.

Возвратились еще две группы, посланные в разведку. Используя темноту и лес, они сумели обойти сторожевое охранение и обнаружили замаскированные танки и бронемашины немцев. Надо отдать должное противнику — вся эта операция была им подготовлена быстро и тайно. Фашисты создали на пути нашего движения подковообразную ловушку, оставляющую нам единственный путь отступления — тот, по которому мы сюда пришли. Там же позади — эсэсовцы в Пашуках и более тысячи пехоты, с которой партизаны весь день вели арьергардные бои. Враги рассчитывали на то, что заслон этот отрежет нам путь к отступлению и разгром дивизии станет неизбежным.

Мы, пожалуй, впервые увидели Мыколу Москаленко мрачным и злым.

— Безобразие, — сказал он, — загнать дивизию в лапы гитлеровцев! Это преступление. Придется наказать командира разведки.

— Не горячись, Мыкола, — сказал я, — фактически разведки-то нет. Лучшая часть во главе с Антоном Землянкой осталась за Бугом. Вторая группа под командованием Семена Семченка находится на выполнении специального задания. Кроме того, пленный показал, что танковый батальон только сегодня в первой половине дня расставил свои сети.

Мы послали командиру дивизии П. Вершигоре с нарочным донесение:

Гитлеровцы ждали утра. Нам ждать было незачем. И, выставив заслон в направлении деревни Пашуки, партизаны тихо покинули Беловежскую пущу.

Мы продолжали готовить Загоруйко к серьезной игре с Эрлингером. Для этого нужно было время и условия.

Загоруйко имел возможность бежать, ибо в боевой обстановке трудно было обеспечить за ним постоянное наблюдение.

В одной из бесед радист сообщил, что Якушкин предупреждал о возможной передислокации группы в Янувские леса где действуют большие силы советских партизан. Расчет был таков: когда фашисты выбьют партизан из лесов и у них останется один путь на восток, в Белоруссию, тогда по радио надо будет передать маршрут их следования.

— О возвращении в Польшу, — сказал Загоруйко, — мы должны получить указание на одном из сеансов радиосвязи.

Нам нужно было выиграть время, поэтому Загоруйко передал составленную радиограмму:

На этом сеанс был закончен.

Об использовании Загоруйко мы сообщили на Большую землю. Обстановка была такой горячей, что наши радисты Вася Масюков и Рая Долакова работали с Большой землей под разрывы мин и снарядов. Какая уж тут радиоигра…

Дивизия шла на юг. Неудача, постигшая нас в Беловежской пуще, где предполагалось стать на отдых, еще больше усложнила и без того тяжелое положение дивизии.

Наступила весна, дороги развезло и даже небольшие речки представляли серьезную преграду.

Гитлеровцы использовали каждую нашу остановку, чтобы навязать бой.

Лошади еле двигались от усталости и голода. Бросили все лишнее, и все равно обоз был огромный: подводы с ранеными растянулись в длинную ленту. Раненые требовали усиленной охраны. Немцы с каждым днем направляли против нас новые силы. Были случаи, когда автоматчики противника прорывались к растянувшемуся обозу. Ковпаковцы хорошо запомнили трагическую гибель в Карпатском рейде группы раненых, расстрелянных гитлеровцами, и делали все, чтобы обеспечить охрану раненых.

Бойцы еле шли; обувь развалилась и не могла защитить ноги от холодной весенней воды и грязи.

Разведчики оперативной группы, как и партизаны, действовали на пределе физических сил. От продолжительного пребывания в холодной воде и болотах у некоторых появился ревматизм.

После недолгого и беспокойного сна Володя Павлюченко, Ваня Сергиенко и Коля Турвиц старчески кряхтели, разминались. Дивизия шла почти не останавливаясь, торопилась выйти в зону наших боевых друзей — белорусских партизан.

Старые ковпаковцы старались поднять боевой дух партизан. Часто на ходу включали приемник, чтобы записать сводку Совинформбюро и потом прочесть ее партизанам.

Вот Иван Монжос ведет свою роту на боевое задание. Он устал, но старается идти бодро.

— Выше голову, — подал он команду, — шагать в ногу, давайте песню.

И сильным бархатным баритоном запевает. Его поддержали партизаны, рота пошла веселее.

Петр Брайко, командир 3-го полка, появился как из-под земли. Обращаясь ко мне, Брайко спросил:

— Ну, как мои орлы поют?

— Хорошо, — ответил я, — очень хорошо. Сейчас это так необходимо.

Подошел П. П. Вершигора с группой командиров. Брайко торжествовал, казалось, он на голову стал выше.

— У меня в полку все хорошо поют, — сказал он.

За последние дни мы заметили значительное оживление в линии гитлеровской обороны. Сообщенные ранее разведданные требовали корректив.

Три группы чекистов были направлены в разведку, установлены сроки выполнения задания, определено место встречи в деревне Шекоцк, расположенной между городом Янув и местечком Мотоль.

Около деревни Соха, что северо-восточнее Дрохичина, разведчики захватили связного, мотоциклиста лейтенанта Кетлинга. Он вез донесение в штаб армии. Из документов и показаний Кетлинга было установлено, что 24—25 марта под наблюдением представителей Ставки немцы проводят некоторую перегруппировку сил. Идет передислокация ранее размещенных гарнизонов. В Барановичах скрещиваются две крупные железнодорожные линии, которые расходятся на юго-восток в Лунинец и на юго-запад в Брест. Днепробугский канал, железная дорога Лунинец — Пинск — Янув — Кобрин, целая сеть озер и труднопроходимых болот составляли треугольник, очерченный на топографической карте как укрепленная линия обороны.

Мы узнали от пленного, что прибыли новые части в составе двух дивизий, они поступили в резерв командования и были размещены в Януве, Снитове, Дрохичине и Антополе.

Кетлинг показал, что интенсивное движение войск по железным и шоссейным дорогам объясняется передислокацией в район Бреста 2-й армии, которую заменила 9-я. Она имела до пятидесяти самолетов и около девяти десятков танков. В это же время к Бресту шла переброска мотомеханизированного корпуса, который дальше намеревались направить в район Ковеля. Как потом оказалось, задача этого корпуса состояла в том, чтобы нанести контрудар с севера частям 1-го Украинского фронта Красной Армии. Все данные разведки были немедленно переданы на Большую землю.

Партизаны вышли в район озер и болот, задержались в населенных пунктах Свента-Воля и Телеханы, а отсюда двинулись прямо на юг, в местечко Мотоль. Здесь на очередном сеансе с Большой землей Рая Долакова приняла радиограмму, содержание которой вызвало недоумение. В ней сообщалось, что навстречу нам для усиления оперативной группы движется отряд в сто пятьдесят человек под командованием Гринько. После соединения с этим отрядом нам следовало покинуть дивизию и ускоренным маршем направиться снова за Буг.

Почему? Чем это вызвано? Куда разумнее было бы еще раньше остаться за Бугом, где у нас установились прочные связи с польскими патриотами. Сейчас, когда гитлеровцы, начиная с территории Польши, преследуют дивизию по пятам, обратный путь будет более сложным и опасным.

Но приказ есть приказ. На стол легла топографическая карта, нужно было наметить наиболее удобный и короткий маршрут за Буг. Навстречу Гринько ежедневно направляли разведку. Но все наши попытки связаться с ним не имели успеха. Как выяснилось позже, на пути этого отряда оказалась плотная линия обороны, озера и целая сеть каналов, соединяющих реки. Не хватило ли опытности или были какие-то другие причины, но этот отряд к нам не прибыл.

Новый рейд за Буг был назначен на первые числа июня 1944 года.