Во вторник утром, едва я вернулся с оперативки у Бундулиса, раздался стук в дверь. На пороге вырастает могучего вида мужчина лет сорока пяти/ Голова его упирается в притолоку, плечи еле умещаются в дверном проеме. Из-под локтя гиганта выглядывает уже знакомый мне Роман Фонарев.
- Здравствуйте! - густо басит здоровяк. - Нам Бурцев нужен. Не вы?..
Я указываю на стулья.
- Присаживайтесь, он скоро будет. А что у вас?
Посетитель шумно вздыхает:
- Происшествие у нас на комбинате из ряда вон. Слышали, наверно, - склад обобрали. Четыре мешка с пряжей утянули - это же громадная сумма… И будто бы всему головой Витька Лямин. Вот уж этому я никогда не поверю… Вы скажете - мастер, потому и защищает. Не скрою - обидно мне, повозился я с ним немало. Но я сюда не защищать его пришел, а разобраться по справедливости. Витька в этой краже пешка, настоящего главаря вам еще искать да искать…
С этими посетителями стоит потолковать поплотней: через Лямина можно выйти на Дьякова.
- Вы ничего подозрительного в поведении Лямина не замечали? Хотя бы в последнее время? - спрашиваю я.
Мастер оглядывается на Фонарева, тот недоуменно качает головой.
- Вроде бы нет, - подумав, отвечает мастер. - Безотказный был малый: что ни скажешь - сделает, куда ни пошлешь - пойдет. Беспрекословно! И работал подходяще. В передовиках, верно, не числился, но и лодырем не назовешь. Вполне крепкий был середнячок. И зарабатывал прилично… Прямо не верится… Что его заставило, чего не хватало?..
- А вы что скажете? - обращаюсь я к молчаливому Фонареву. - Вы ведь вместе с Ляминым работали?
- Их верстаки рядом стоят, уточняет мастер. - Я потому и взял его с собой, может, подметил что-нибудь важное.
Фонарев ершит аккуратно причесанные волосы
- Неловко как-то, Иван Николаевич. Вроде я пришел клепать на товарища…
На впалых щеках мастера взбухают крутые желваки.
- Выбыл Лямин из нашего товарищества, Рома. По собственной глупости и слабодушию. Рассказывай смело все, что знаешь.
Фонарев смотрит на окно, забранное прочной металлической решеткой, потом переводит взгляд на меня.
- По правде говоря, ничего особенного вспомнить не могу… Разве вот что… Любил Витька хвастануть своим уголовным прошлым. Может, этим все и объясняется.., потянуло волка в лес…
Мастер несогласно качает головой:
- Нет, Рома, это Не разгадка. Что-то мы все в нем Проглядели. Сережка Курсиш тоже сидел, а сейчас? Кто про него скажет что дурное?
- Все так, Иван Николаевич, но не забудьте, что именно Курсиш привел Витьку Лямина в цех: Сережка - парень хороший, но ему последнее время не до Лямина. То с рацпредложением возится, то в вечернюю спешит. Вот Лямина и потянуло к старым дружкам.
- Упустил», прошляпили,- твердит. Иван Николаевич. - И я в первую очередь.
- Ой, да ни в чем вы не виноваты»,- заскороговорил Фонарев. - Просто молодые много хотят. и мало имеют. В отличие от старых, которые имеют все,, но уже ничего не хотят. Вот Витька и решил исправить эту несправедливость.
Иван Николаевич усмехнулся:
- Работать, значит, мальчики, а есть - мужички? Смотри ты, какую базу подвел! Гниленькая, но база…
Фонарев тоже улыбнулся:
- Это у нас в курилке ребята тарахтели. Не сразу и сообразишь, что возразить…
- Вспомните, - обратился я к нему, - с кем дружил Виктор Лямин?
Фонарев теребит уже порядком взлохмаченные волосы.
- У комбината его часто ждал один парень… небольшого роста… какой-то весь костистый… Я заметил - он все время сплёвывал через плечо. То Ли ему действительно хотелось плеваться, то ли он таким способом незаметно оглядывался…
Я кладу перед Фонаревым несколько фотографий.
- Посмотрите внимательно, нет ли здесь того парня?
Роман быстро растасовывает снимки и показывает на фото Дьякова.
- Похоже, что этот… - И вдруг вскакивает со стула. - Стойте, я же видел его в кафе «Пингвин». Он сидел с Витькой за дальним столиком, они, черти, глушили коньяк из фужеров…
- Когда это было?
Фонарев поднял глаза к потолку, зашевелил пухлыми губами:
- Сегодня вторник… воскресенье… суббота… в субботу мы работали… Пожалуй, в пятницу… Точно, в пятницу это было! Я. зашел купить сигарет, а они дули коньяк. Целая бутылка на столе стояла! Вы думаете, они в тот вечер договаривались о краже?
Я промолчал. Каждый должен заниматься своим делом, самодеятельность может только повредить. Строить догадки -и умозаключения позвольте уж нам, профессионалам, ваш свидетельский Долг - сообщать факты. Со всеми подробностями и без искажений.
Пока я беседовал с Фонаревым, зоркий глаз мастера углядел в раскрытой панке название уголовного дела. В меня упирается его строгий,, требовательный взгляд.
- Нашли того подонка, что моего сына поранил?
- Ищем, Иван Николаевич. Найдем - сразу сообщим.
Мастер тяжело поднимается, грузно ступая, идет к двери. На пороге оглядывается:
- Не дождусь я, видно, вашего коллегу, зайду в другой раз. Ты, Роман, тут тоже не рассиживайся, работа ждет…
Я записываю показания Фонарева и напряженно вспоминаю, откуда мне так знакомо его лицо. Пухлые губы, то ли детские, то ли чувственные, круглый, картофелинкой, нос маленький, безвольный подбородок… Определенно я его где-то видел. В воскресенье, на квартире у Ксении Борисовны? Нет, раньше. Гораздо раньше…
- А ведь мы с вами из одной школы, - словно угадав мои мысли, говорит Фонарев. - Я в восьмом учился, а вы тогда уже десятый кончали. Вы меня, конечно, не помните, но вас-то все знали - ваша мать преподавала математику. Как здоровье Анны Викентьевны? Еще учительствует или уже на пенсии? Передавайте привет, мы все ее очень любили…
Ответить я не успеваю, в кабинет стремительно входит Бурцев - бодрый и деятельный.
- Дим Димыч, сейчас приведут одного субчика… У тебя посетитель? Извини, подожду…
- Это к тебе, Игорь Константинович. Насчет Виктора Лямина.
- Даже так? Очень, очень кстати. Подсаживайтесь поближе!..
Бурцев пересаживает Фонарева к своему столу, придвигает стопку бумаги. Я к их разговору не прислушиваюсь, я малюю на бумаге унылую рожицу: страдальческая складка поперек лба, уголки губ пессимистически опущены. Уж не автопортрет ли я нарисовал? А что, момент очень даже подходящий. Если верить словам Фонарева, Валет замешан в краже шерсти на комбинате. И он же нанес ножевое ранение таксисту. Два преступления подряд. Возможно ли это?..
Показания Фонарева зафиксированы. Он прощается с Бурцевым, протягивает руку мне:
- До свиданья, Дима! Не забудьте передать привет Анне Викентьевне.
Я не сентиментален, но мне приятно, что маму любят и помнят.
- Непременно, Рома, передам. Надеюсь, ты был ее любимым учеником?
Фонарев смешливо морщит свой далеко не римский нос.
- Ну, может быть, не самым любимым… Но все равно она меня вспомнит.
- Друг детства? - спрашивает Бурцев после его ухода.
- В одной школе учились…
- Ничего, парень смышленый,, кой-чего рассказал. - Бурцев набирает номер, говорит в трубку: - Доставьте задержанного: в семнадцатую комнату!.. Сейчас, Дим Димыч, приведут Лямина. Посиди, может быть» и для тебя что-нибудь найдется. Он, оказывается, был тесно связан с Валерием Дьяковым…
Стук в дверь, милиционер вводит угловатого нескладного юнца. Он нервно передергивается и все время пытается спрятать руки в рукава. Я присматриваюсь - на левом запястье лиловая наколка: «В тюрьме мое сердце».
- Очень трогательное изречение, - язвит Бурцев.- Неужто так понравилось, что опять потянуло?
- Кореша накололи, - неохотно цедит Лямин. - Я не хотел, заставили…
- А в склад тоже заставили лезть? Или сам проявил здоровую инициативу?
- Ни в какой склад я не лез, - угрюмо нагибает голову Лямин. - Убей меня бог из рогатки!
- Э, дружище, так мы с тобой ни до чего путного не дотолкуемся, огорчается Бурцев. - Я-то думал, что как человек бывалый…
- Как человек бывалый, я требую доказательств!
- А ты, Витя, оказывается, фрукт! - удивленно поднимает брови Бурцев. - Хоть и незрел, но уже с червоточинкой. Ладно, перейдем к неоспоримым и, следовательно, неотразимым фактам. Первое - в субботу ты дома не ночевал. Где был?
- Загулялся, переспал в подвале. Не хотел мать беспокоить поздним возвращением.
- Кто это может подтвердить?
- Никто, я один спал.
- Допустим, хотя и маловероятно, Далее, В субботу днем ты подозрительно долго крутился возле склада…
- Кто, кто меня там видел? - вскидывается Лямин.
- Не все ли равно, Витя? Видели и в любую минуту могут это подтвердить.
Лицо Лямина передергивает гримаса ненависти:
- Да, прогуливался, и что с Того? Где сказано, что возле склада гулять нельзя? Где и кем?
Бурцев устремляет на Лямина пристальный взгляд.
- Резонно!.. И все-таки, Лямин, есть у нас доказательство, что именно ты побывал на складе. Совершенно случайно в столе кладовщика оказался мешочек с трудносмывающейся краской. Тебя, Витя, погубила природная любознательность: Тебе захотелось непременно узнать: а что там звякает в этом мешочке, не деньги ли? И потом ты два часа просидел в ванной, но пятна так и не отмылись. Ну ка покажи руку!
Лямин медленно и неохотно выпростал из рукава правую ладонь. На тыльной стороне светилось ярко-оранжевое пятно. Так вот что он так старательно скрывал от наших нескромных взоров!
- Надеюсь, теперь, Лямин, взаимопонимание достигнуто? Кто был с тобой и где похищенная шерсть?
- Никто, я один все сделал, - упрямо твердит Лямин.
Я приглядываюсь к Лямину - с его утлым телосложением четыре мешка не унести. Такой груз по плечу двоим, если не троим…
- Кто был с вами третьим? - задаю я вопрос Виктору.
- А второго вы уже знаете? - оборачивается Лямин и, поняв, что проговорился, кричит визгливо и отчаянно: - Никого со мной, не было, я один, один, один!
- Вторым был Валет, - тихо, как бы про себя, говорю я и вижу, как заюлили, заметались раскосые глаза задержанного…