У незримой границы

12

Я сидел в своем кабинете и писал повестку для вызова в райотдел Дюндина Валериана Георгиевича, 1956 года рождения, беспартийного… Выяснились два настораживающих обстоятельства: Дюндин был в числе зевак, когда .раненого таксиста увозила «Скорая помощь», и под глазом у него красовался здоровенный синяк, как будто он только что с кем-то додрался. С кем?.. Тут было над чем поразмыслить!..

Однако поразмыслить мне не удалось: дверь распахнулась и в кабинет стремительно вкатилась Булкина. В руке она держала большую хозяйственную сумку, из которой торчали куриные ноги и морковные хвостики.

- Здравствуйте, товарищ расследователь! - бухнула она с порога.

Я про себя чертыхнулся - вот уж не вовремя, - но изобразил на лице самую хлебосольную улыбку, на какую только был способен.

- Добрый, день, Ольга Павловна! Проходите, присаживайтесь, рассказывайте.

Вроде бы ни я, ни Бурцев ее не вызывали. Сама пришла!

Ольга Павловна уселась основательно, готовясь к неспешному задушевному разговору.

- Вообще-то я хотела с Петровичем, участковым нашим, повидаться, во на худой конец можно и. с тобой потолковать. Ты ведь тоже в законах соображаешь?

У кого спрашиваешь, бабуля? У выпускника юрфака, не добравшего одной пятерки до диплома с отличием? Я снисходительно усмехнулся.

- Кое-что смыслю. Так, самую малость…

- Да мне много й не надо, . успокоила Булкина. - Я почему пришла? Интересуюсь узнать, когда мне выплатят мои денежки?.. Или вот что - ты только укажи, где у вас тут касса, а уж я сама все разузнаю.

- Ничего не понимаю! Какие деньги?

- Как это какие, как это какие? - всполошилась старушка. - Пол год а за квартиру не плочено, это пустяк, по-твоему?.. Да плюс за свет, за газ, за электричество!.. Валерка-то Дьяков - квартирант мой бывший - у вас, вот к вам я и пришла.

- Ах, вон оно что! Так это вам надо в суд обращаться. Там ваш иск рассмотрят и, по всей вероятности, удовлетворят. По государственным расценкам.

- По государственным? - разочарованно протянула Булкина. - Это что же, по десять копеек за метр?.. - Она быстро-быстро зашевелила губами, подсчитывая. убытки. - Нет уж, спасибочки, себе дороже… Увидите Валерку, передайте - прощаю я ему все его долги. Хоть и злыдень он и чуть жизни меня не решил - все равно прощаю. По доброте и мягкодушию!..

Она встала и решительно двинулась к выходу.

- Минутку, Ольга Павловна! - остановил я ее у самых дверей. - За это время никто к вам не наведывался? Девчонка черноволосая не заглядывала?

Булкина в отчаянии всплеснула руками.

- Ну, ты гляди, какая память дырявая! И ведь давно уже не девичья… - Она уселась на прежнее место. - Сижу и думаю, все сижу и думаю - чего забыла? А у самой для тебя сюрприз припасен… Взяла я обратно из Серегиной комнаты свою книжку, а она и выпади оттуда - Серегина присуха. - Булкина порылась в сумке и протянула фотографию: - Вот она - собственной персоной.

Я взял снимок. Распущенные по плечам темные волосы… лихо вздернутый нос… крупные чувственные губы…

- Черныш?! Ну, спасибо, Ольга Павловна! Это прямо-таки царский подарок!

Булкина заглянула через мое плечо.

- Волосы уж больно хороши!.. А губы, ты на губы посмотри - яркие, сочные, грешные… У, греховодница! Совсем как я во младости!..

- Спасибо, спасибо, Ольга Павловна! Вы не представляете, как нас выручили!

- Почему это не представляю? - слегка даже обиделась Булкина. - Все я представляю - не дура, чай… Ну, я пошла, поклон Петровичу. А Валерке привет - молочно-диетический, естественно…

Я проводил Булкину до дверей и снова стал изучать снимок. Так это она была в субботу на Гончарной? Если она, тогда ранение таксиста замыкается на Валете и искать больше некого… Какая-то назойливая мыслишка вьется в голове, я ее отгоняю, она вновь возвращается. Ну, хорошо, была девчонка на Гончарной. Но где уверенность, что скандалил с ней именно Валет? Это мог быть совсем другой парень - тот, кому маэстро сбривал баки, кого видел Прибылов… Переворачиваю снимок, на обороте, надпись: «Пусть этот снимок и невзрачен, но он напомнит обо мне, как поздней осенью цветочек напоминает о весне». До чего трогательно! Вот-вот слеза хлынет!..

Внезапно кабинетную тишину прорезает требовательный телефонный звонок, в трубке слышится радостно возбуждённый голос Сушке.

- Дмитрий Дмитриевич? Как хорошо, что я вас застала! Приходите сию же минуту - объявился ценный свидетель.

- Кто, Галина Васильевна?

- А вот и не скажу! Придете - увидите…

Мое первое впечатление меня не обмануло.- есть в Сушко очень милая женская лукавинка. Жаль только, проявляется она лишь в телефонных разговорах, встречи в ее кабинете проходят гораздо суше и официальней.

Не знаю почему, но свидетель у меня симпатий не вызвал. Быть может, потому, что он кидал слишком пылкие взгляды на Галину Васильевну. То есть «кидал» - не то слово, он просто не отрывал от нее своих огромных окуляров, обрамленных в модную черную оправу. Даже отвечая мне, свидетель ухитрялся не сводить глаз со следователя. Я вполне закономерно решил, что воспитание он получил незавидное, хоть и носит звание научного сотрудника. Младшего, уточнил я с некоторым злорадством. Да, недалеко ты ушел для своих тридцати с хвостиком…

Однако, отбросив личные антипатии, должен признать, что непредвиденный очевидец дал весьма ценные показания. Оказывается, в такси был пассажир!.. Этот МНС и был…

- Эдуард Юрьевич, - обратилась к свидетелю Сушко, - повторите, пожалуйста, как можно подробней инспектору Агееву все то, что вы рассказывали мне.

- Охотно, охотно повторю свое сообщение, - зачастил, заскороговорил свидетель. - Я, видите ли, занят серьезной научной работой - коллеги считают, что она может претендовать на кандидатскую, - и потому тружусь, не считаясь со временем, зачастую прихватываю и субботы. В тот злосчастный день я задержался в лаборатории допоздна - у меня не получалась очень важная реакция, а в понедельник я должен был выехать в командировку - на часах было, это я хорошо запомнил, двадцать два тридцать пять, и - такая удача! - у самых дверей института поймал такси. На этом к сожалению, мое везение кончилось - при повороте с Ключевой на Гончарную машина сломалась. Водитель остался ее чинить, а я решил пойти пешком, тем более что идти осталось немного - живу я на Литейной. Очень очень славный юноша, неужели он действительно при смерти? Всю дорогу: он насвистывал. Рондо-каприччиозо… этого… как его… ну, неважно! Я даже постеснялся дать ему чаевые, потому что…

- Скажите, - с трудом ворвался я в его монолог,- почему вы пришли к нам только сейчас? Если вы живете так близко от Гончарной, вы не могли не знать о случившемся.

- Я уже объяснял Галине Васильевне, охотно поясню и вам. По стечению обстоятельств узнал я о происшествии лишь сегодня и сразу после работы поспешил в прокуратуру. Дело в том, что в воскресенье рано утром я уехал на дачу - у моего отца дача за городом, - а оттуда, не заезжая домой, отправился, как я уже говорил, в командировку. Вернулся я только сегодня, и если могу быть чем-нибудь полезен, спрашивайте, я охотно расскажу все, что знаю,

- Когда вы шли по Гончарной, вам кто-нибудь встретился?

- Я шел по правой стороне, а на левой, метрах в сорока от машины, стояла груша молодежи. Их было трое.

- Трое? Вы точно помните?

Сушко подмигнула мне озорно и лукаво: «А что я говорила? Был третий, был!»

Эдуард Юрьевич энергично отверг мои сомнения.

- Я отдаю себе отчет, где нахожусь, и заявляю с полной ответственностью - их было трое. Правда, один - тот, что повыше и поплечистей, - стоял в тени дерева и почти с ним сливался. Второй - ниже ростом - был очень возбужден: кричал, размахивал руками, наскакивал на девушку с угрозами…

- Что именно кричал, не вспомните?

- Сейчас, сейчас, дайте сконцентрироваться… - Свидетель снял очки, тщательно протер их фланелевой тряпочкой, снова водрузил на нос. - Как-то очень театрально у него получалось… нечто вроде: «Предательница, всю душу ты мне истоптала!» Странная нынче молодежь - то шпарят сплошным жаргоном, то вдруг становятся на котурны, ударяются в ложный пафос.. Да, этот субъект был очень взвинчен, очень.

- Вы, конечно, не сделали попытки вмещаться и прошли мимо?

- Да, инспектор, я прошел мимо, я даже ускорил!

шаг. И не надо этого иронического тона, хоть вам и кажется, что вы имеете на него право. Не знаю, быть может, в горячке боя я бы бросился грудью на пулемет, но подставлять себя под нож хулигана, разнимая пьяную ссору… Я занят серьезной работой, я весь в науке, я просто не вправе рисковать своей жизнью, она принадлежит не мне одному. Мне беспредельно жаль этого симпатичного таксиста, но, скажите честно, выиграет ли общество от того, что на его месте в больнице окажусь я?..

МНС снял очки, нежно подышал на стекла, полез в карман за тряпочкой. Он явно ждал моего ответа, но я молчал. Не знаю, почувствовал ли он в моем молчании брезгливое презрение, но оно там было. В другое время я нашёл бы что сказать этому интеллектуальному мещанину, пытающемуся прикрыть свою трусость изящной словесностью, однако затевать дискуссию сейчас… Нет, это было бы просто неуместно.

Затянувшуюся паузу прервала Сушко:

- Эдуард Юрьевич, вы хотели что-то добавить к своим показаниям?

Свидетель опять уставился на нее своими окулярами.

- Ничего существенного, Галина Васильевна, все, что вспомнил, я рассказал… Разве вот еще что… Когда я подходил к своему дому, они меня обогнали - тот, плечистый, и девушка. Он шел упругим, размашистым шагом, спутница едва за ним успевала…

- Лица ее не рассмотрели? - спросил я без всякой задней мысли, но свидетелю мои вопрос не понравился.

- Я, инспектор, не имею такой привычки заглядывать в лица незнакомым девушкам, это считается дурным тоном.

Сушко поднялась, протянула руку:

- Спасибо за помощь, Эдуард Юрьевич, надеюсь, если понадобится, вы не откажетесь посетить нас еще раз…

Он схватил ее руку и держал, мне показалось, целую вечность, а она не отнимала, и, видимо, его пожатие было ей противным, хотя, по всем признакам, рука его должна быть холодной и скользкой. Мне он на прощанье только кивнул - коротко и сухо - кажется, я ему тоже не приглянулся.

Когда дверь за МНСом закрылась, Сушко расхохоталась:

- Ух, вы злой, Агеев! У вас там все такие?

- Я самый свирепый!

Галина Васильевна бегло просмотрела протокол допроса свидетеля.

- Итак, как я и предполагала, третий был. Ксения Борисовна его не заметила, потому что он стоял в тени дерева, а у потерпевшего, насколько я поняла, вы спросить не догадались.

- Не успел, Галина Васильевна, так будет точнее и…

- И не так болезненно для вашего самолюбия… Давайте прикинем, что дают для розыска новые сведения.

- Примет, кроме самых общих, свидетель не сообщил, а что причиной ссоры с красоткой была ревность, мы предполагали и раньше.

- Да, но мы не знали, что повод для ревности был таким жгучим и обнаженным. Одно дело - догадываться, подозревать в измене, совсем другое - воочию убедиться, что тебе предпочли другого. Сильнейший удар по психике, стрессовое состояние… Теперь можно понять ту ярость, с которой преступник набрасывался на свою бывшую подружку… Что же вы молчите, Дмитрий Дмитриевич, спорьте, если не согласны.

- Все правильно, Галина Васильевна, - улыбнулся я ее нетерпеливости. - Как говорят шахматисты, ход ваших мыслей вполне корректен. А молчу я вот о чем. С самого начала мне было непонятно, зачем преступник залез в кусты, что он там делал. Теперь ситуация проясняется. Третий провожал девушку и должен был возвращаться той же дорогой. В открытую преступник напасть на соперника не решился - тот был выше и сильнее. Вот он и подстерегал его в кустах!

- И таксист принял на себя удар, предназначавшийся другому, - подхватила Сушко. - И тот, другой, которому фактически спас жизнь Миша Носков, тоже затаился, тоже не желает помочь следствию. Нет, это просто возмутительно!

Я невольно залюбовался следователем Сушко. Вот сейчас она была сама собой - порывистой, пылкой, увлекающейся. А та чопорная строгость, которую ода на себя напускает, совсем ей не подходит. Галина Васильевна перехватила мой недостаточно почтительный, выходящий за рамки служебной субординации взгляд и смущенно опустила голову. Мочки ее маленьких ушей запылали рябиновым цветом.

- У вас все, товарищ Агеев? - спросила она, не поднимая глаз.

Уходить не хотелось, и я очень кстати вспомнил о фотографий Валеркиной девушки.

Сушко рассматривала снимок внимательно и придирчиво - чисто по-женски.

- Примерно такой я ее и представляла. Взбалмошная, капризная, развязная. И красивая… Из-за такой можно потерять голову.

- Даже в наш рассудочный век?

- Даже в наш. Не все же такие рационалисты, как… - Не закончив фразы, она впилась взглядом в левый нижний край снимка. - Дмитрий Дмитриевич, смотрите! Что это?

Я обогнул стол и склонился над фотографией. Душистый каштановый локон скользнул по моей щеке. Ну и глаз у этой Сушко! Только сейчас замечаю у ног девицы нечто пушистое.

- Какой-то хвост…

Тонкие ноздри чуть-чуть вздёрнутого носа, Сушко негодующе затрепетали.

- Не какой-то, а собачий! Фотограф-неумеха, видимо, не смог захватить в кадр всю собаку, но я отчетливо вижу - такой пышный хвост может принадлежать только колли, его невозможно спутать ни с чьим другим. Ну, Дмитрий Дмитриевич, если вы и сейчас не отыщете этого свидетеля… Такая броская примета!

- Была когда-то. А сейчас столько развелось этих собачников! Всех владельцев проверять - месяца не хватит.

- Зачем же всех? Только молодых девчонок, тем более у вас есть фотография.

- А если собака не ее? Если соседи попросили выгулять? Или выпросила у знакомых для съемки? Или сам любитель, пока снимал, попросил подержать? Тогда как?

Галина Васильевна молчит, подавленная моими вескими возражениями. Но я все решил с самого начала - немедленно в клуб служебного собаководства. Однако я злюсь на себя за свою оплошность (не разглядеть на снимке такую важную деталь!) и сейчас срываю зло на ни в чем не повинном следователе. А вообще-то пусть

не воображает, что нам все дается легко и просто. Даже с этой, действительно броской приметой на розыск Черныша сил придется ухлопать немало…