У незримой границы

«НЕ ЖУЙ, СЫНОК, КОГДА ПЕСНЮ ПОЮТ!»

Однажды мы с сослуживцем пришли в школу. Повод для визита был неприятным: здесь стали исчезать деньги, собранные ребятами на завтраки, на театр и кино, для подписки на газеты. Шли мы с тяжелым сердцем. Что заставило какого-то, пока еще неведомого нам человека позариться на чужое?

В кабинете директора обстановка прояснилась: кражи происходили в двух классах - седьмом и восьмом. Мы побеседовали с классными руководительницами. У них уже возникли свои подозрения. Слишком странно вели себя два мальчика. Не так, как все. Да к тому же и необщительны были, сторонились всех.

Может статься, конечно, что эти подростки и окажутся виновными. Но, беседуя с учителями, я думал совсем о другом: разве трудно, обладая профессиональными знаниями, подобрать ключ к мальчишескому «загадочному» миру? Им только по четырнадцать, и если уже сейчас обособить этих ребят в коллективе, то их замкнутость может стать действительно опасным явлением. Разумеется, нельзя формировать весь класс по одному стандарту. Есть люди, которым часто хочется быть подальше от суеты, побыть одним, пожить в мире книг и мыслей. Заставлять таких подростков находиться всегда в коллективе было бы и бестактно, и педагогически неправильно. Поэтому и работать учителем может далеко не всякий человек, а только такой, для которого эта работа - продиктованная сердцем необходимость.

Меня стали одолевать сомнения: а постарались ли педагоги этой школы по-настоящему найти общий язык с «подозрительными» мальчиками? В этом возрасте вряд ли было необходимым вмешательство следователя. Да я вовсе и не следователь, скорее уж исследователь. Но разве и каждый учитель не должен быть им? Каждый день, каждый миг? Не должен ли в своей сущности быть исследователем каждый человек?

Так или иначе, мы оказались здесь, и учителя рассчитывали на нашу помощь. Что ж, в их положении оно и понятно…

Сперва мы поговорили с другими ребятами. Обо всем на свете. И только между прочим - о кражах. О кражах они знали. Негодовали и старались выяснить: неужели нам ничего не известно об имеющихся в школе подозрениях?

Потом настал черед и тех двоих. Разговор предстоял серьезный. В результате его должен был произойти перелом в жизни самих ребят. Вести его надо было спокойно, не спеша. Важно было, чтобы «странные» мальчики задумались о том, что дальше так жить нельзя. Придут ли они к такому заключению?

Я говорю с одним из них, его зовут Айгаром.

- Наверное, ребята уже рассказали, чем мы здесь интересуемся?

- Говорят, какими-то деньгами…

- Верно. Но если неохота тебе начинать с денежных дел, давай поговорим о других вещай. У тебя есть друзья в классе?

- Разве это важно?

- Важно.

- Такого, чтобы был настоящим другом, нет.

- Ты давно учишься в этой школе?

- С первого класса.

- И ни с кем не подружился?

- Подружился. Только не в нашем классе. Я остался на второй год.

- Почему? Много прогуливал?

- Болел…

В таком духе мы говорили долго. И я вовсе не жалел, что начали не с пропавших денег. Я узнал о пареньке многое. Все более понятной становилась обстановка, в которой он жил. Родители Айгара - инвалиды, они просто физически не смогли проследить за всеми делами сына. В школе они не были ни разу. А новая классная руководительница тоже еще не успела зайти к нему домой, хотя минула уже половина учебного года.

Потом мы познакомились с Илгонисом. Одет он был в модный джинсовый костюм, волосы носил до плеч и во время беседы демонстративно жевал резинку: мол, из милиции вы там или нет, а я что захочу, то и буду делать!

Я сперва убедил его, что жевать во время разговора не следует: речь пойдет о делах серьезных. Медленно, шаг за шагом продвигались мы к истине. Отвечал он уклончиво, неохотно, но вопросы наши становились все конкретнее, уходить от них делалось все труднее. И наступил момент, когда один из ребят сел за стол и написал, как с начала учебного года они обкрадывали своих одноклассников… Илгонис еще пытался упираться. Продолжал надеяться. И мы его понимали - ведь признаться было стыдно, унизительно. Он еще не верил, что правда всегда выходит наружу. Хотел продолжать игру. Но мы уже все знали. И я рассказал ему, как это происходило. Эпизод за эпизодом. Тут и он понял, что игра проиграна. Нервы сдали, Илгонис начал истерически смеяться, а в глазах появился страх: что теперь будет? Испуг его был понятен. А вдруг милиционеры арестуют его тут же, в школе, и увезут прямо в колонию? На долгие годы. В далекие, чужие края, где рядом не будет ни одного близкого человека. Как тут не испугаться!

Вместе с классной руководительницей мы поехали к родителям Айгара. Мальчишке больше всего хотелось, чтобы все происходящее оказалось дурным сном, который вот-вот кончится. Самым тяжким из всех наказаний казался ему разговор с родителями. Хоть бы обошлось без этого… Но нельзя было. Нас подбадривала мысль: если уж Айгар так переживает случившееся, то вряд ли захочет еще раз попасть в подобное положение. В школе мы уже договорились, что ограничимся обсуждением случившегося на классном собрании.

Из огромной комнаты, в которой жили родители Айгара, мы отправились к Илгонису. И попали в квартиру, напоминавшую салон современной мебели. На полках роскошной импортной секции здесь не стояло ни одной книги - все было заполнено дорогими сервизами. Хозяйка показалась нам встревоженной: ее явно беспокоила наша обувь, может статься, недостаточно чистая, а на полу лежал громадный ковер. Однако постепенно она успокоилась (ковер мы обошли стороной) и знаком отослала сына в другую комнату.

Сын крал деньги? Грязная клевета! Чего-чего, а уж денег у него всегда хватает. Она будет жаловаться прокурору на оговор! Они ни в чем, абсолютно ни в чем не нуждаются. И сами зарабатывают, и родственники не забывают…

Лишь после того, как мы дали ей прочитать объяснение сына, у матери пропала охота грозить нам прокурором, руки задрожали, и она недоуменно пробормотала:

- Зачем?..

А я думал: было бы в этой квартире побольше человеческого тепла, стояла бы на полке хоть одна прочитанная книга, одна-единственная - во мне нашлось бы больше сочувствия к этой недоумевающей матери. И я невольно вспомнил одну из миниатюр нашего поэта Иманта Зиедониса, в которой он призывает ребенка не быть духовно глухим и незрячим. Пожалуй, эти слова надо бы заучить наизусть многим матерям и отцам. Тогда они поняли бы, почему стали для своих детей чужими. Не знаю, что сказала бы мать Илгониса, если бы я достал из сумки не Уголовный кодекс, а томик «Эпифаний» и прочитал:

«Не жуй, сынок, когда песню поют! Сынок, никогда не жуй, когда песню поют, сыночек! Там, в песне, маленькая душа просит, может быть, она голодна сейчас. Не жуй, сынок, когда поют.

Не пей, сынок, когда песню поют. В ней иволга поет, не евшая поет, не пившая. Просит дождя, росу выпрашивает с листьев.

Сынок, мы народ едоков, но положи ложку на блюдце, когда песню поют, сыночек мой.

Не гляди, сынок, как тот дядя жует, не учись у него. Он все свои песни сжевал, он песню не отличит от салата.

Одна дверь для ложки и для песни. Замрет ли ложка около рта, когда начнут песню петь?

Сынок, отведи ложку в сторонку, пропусти сперва песню, сыночек мой…»

Что сказала бы эта мать и другие, ей подобные? Может быть, вслух ничего, только подумала: наверняка спятил! Может быть, написала бы все-таки жалобу прокурору. А может, заподозрила бы, пусть и нехотя, что есть на свете нечто, более нужное душе ребенка, чем карманные деньги? Что есть великое множество вещей, о которых мы, старшие, должны вовремя рассказать растущим детям. О войне, например. Поколение, начинающее самостоятельную жизнь сейчас, узнает об ужасах войны только из кинофильмов и книг. Но всегда ли молодежь помнит, что за наше настоящее заплачено миллионами человеческих жизней? В разговорах с юношами о правовых и нравственных проблемах я всегда останавливаюсь и на этой стороне вопроса: мы не смеем забывать погибших, боровшихся за будущее, за нас, за наше сегодня.

Можно ли забывать, если война так или иначе, прямо или косвенно, коснулась каждого из нас - и тех, кто жил в те дни, и даже тех, кого еще и на свете не было? Каждого.

Но, конечно, это не единственная наша забота, когда речь идет о воспитании молодых, о помощи им в нахождении своего места в жизни.

Известно, что не всех детей дом и семья наделяют благоприятными для развития данными. Действительно, часть ребят бедностью своих знаний, серостью, безразличием способна доставить учителям немало горьких минут. И рядом с ними дети с блестящими знаниями, нередко способные состязаться в эрудиции с учителями. Конечно, интересней и перспективней работать именно с такими. Однако какие пути изберут тем временем оставшиеся без учительского внимания отстающие и неинтересные? Они и так уже чувствуют себя обойденными, правильно, хотя бы в подсознании, оценивая свой уровень. Да и как может быть иначе: в их дневниках преобладают не очень убедительные тройки, скорее всего плоды учительского милосердия. А тут еще интеллектуалы нередко обособляются от отстающих - с ними действительно бывает скучно, слишком разные уровни: интеллектуалы подсчитывают, за какое время космические корабли достигнут Марса, отстающие в отчаянии ищут на карте Кубу где-то между Китаем и Парагваем…

Так складываются отношения у ребят. Но учителя не должны отворачиваться от своих «неинтересных» питомцев. Ведь и в них наверняка живет какая-то искорка, пока еще невидимая. Ее-то и надо превратить в пламя. Отступиться от этих учеников - значит передать их другим «воспитателям», которые поведут ребят совсем не туда. Недаром практика инспекции по делам несовершеннолетних показывает, что чаще других именно эти подростки, лишенные достаточного внимания родителей, товарищей и учителей, становятся правонарушителями и попадают на скамью подсудимых.

Путь выбора полой сложностей. Как отыскать свое место в жизни? Как не остаться в стороне, не оказаться ненужным, незаметным? Чем выделиться? Силой и ловкостью? Импортными джинсами? Как проводить свободные вечера? В кафе? На дискотеке? Или просто шататься по Бродвею? Каких выбирать друзей? А что, если на пути подростка в эту пору как раз и встретятся такие парни, которые успели уже побывать в колониях? Если вовремя не заметить происходящих в подростке перемен, своевременно не помочь ему - выбор совершится, но вовсе не тот, на который надеемся мы, взрослые.

В разговоре с ребятами, попадающими в инспекцию по делам несовершеннолетних, мы всегда пытаемся определить духовные горизонты наших подопечных. В таких случаях не обходится без вопроса о любимой книге. Увы, рядом с уличным «геройством», как, правило, идет глухое невежество. Он не может припомнить, когда в последний раз держал в руках книгу. И тут снова следует сказать о роли взрослых. Энергичной мамаше Илгониса, уверявшей, что ей не жалко денег на сына, на самом деле все же оказалось их жалко: истратив тысячи рублей на импортную мебель да еще столько же на хрусталь, столовое серебро и фарфор, она не приобрела ни одной книги для сына. И сын, духовный бедняк, с помощью собственной матери стал - не побоимся этого слова - мелким воришкой.

Так что: «Не жуй, сынок, когда песню поют!»