Убийство Принца Оборотня

ГЛАВА 29

Он не врал.

Его доброте пришел конец, когда его звериная форма прорвалась сквозь эти руины.

Сегодняшним нарядом было облегающее платье, такое короткое, что едва прикрывало мою задницу, и никакого нижнего белья. Он бросил мое одеяло на пол, так что я предположила, что мое время на кровати закончилось. Он даже заставил меня встать на колени, когда я обслуживала его и его друзей за завтраком.

После этого он работал в своем кабинете. Он заставил меня сесть на пол и писать снова и снова, «Я глупый человек. Я сниму проклятие Принца Сефера».

Мои пальцы болели от трения ручки, повторяющихся движений. Мои плечи и спина горели от сидения на полу. Мне не разрешалось пользоваться столом. Мебель предназначалась не для домашних животных, как он мне напомнил.

— И это все, что ты сделала? — Он выхватил у меня страницы и пролистал. — Ты даже не пыталась. — Он бросил их в огонь, который зашипел и вспыхнул розовым и оранжевым.

Я уставилась на него, стиснув зубы. После вопроса, кто убил мою сестру, на который он отказался отвечать, я вернулась к своему молчанию. На этот раз, однако, это было не столько для того, чтобы наказать его, сколько потому, что… что, черт возьми, я должна была сказать?

Я не собиралась извиняться. Даже если бы он не был тем, кто убивал Зиннию, он никогда не поднимал тревогу и не называл имен своих друзей, которые были там той ночью. Он сыграл определенную роль в отказе ей в правосудии.

Вероятно, он знал, кто ее убил. И все же он не сказал мне.

Итак, нет. Никаких извинений за него.

Но каждое мгновение мой разум прокручивал все это в голове, от бесполезного «Ты была неправа» до оставшегося без ответа «Кто это сделал?»

Мне было легче управлять этими мыслями с закрытым ртом.

С натянутой улыбкой на лице принц наклонился и схватил меня за воротник. Моя голова откинулась назад, когда он рывком поставил меня на ноги.

— Тебе повезло, что я бросаю в огонь не тебя.

Секунду он держал меня так, оскалив зубы, лицо в дюйме от моего, его взгляд был диким, нечеловеческим. Затем он переместил свою хватку на мой воротник сзади и толкнул меня перед собой.

— Может быть, мне стоит дать тебе поводок. Хотя… — он дернул, на мгновение прервав мое дыхание, — Мне действительно нравится держать тебя так близко. Небольшое напоминание о том, кому принадлежит твоя жизнь.

Он. И это даже не приблизило меня к убийце Зиннии.

По крайней мере, когда я была так уверена, что он это сделал, то, будучи его любимчиком, удерживала меня рядом с ним. Я была готова нанести удар в тот момент, когда у меня появился доступ к оружию, которое положило бы конец его проклятой жизни.

Сейчас?

Теперь у меня ничего не было. Я никогда не была так далека от того, чтобы отомстить за свою сестру.

Опустив голову, я шла впереди и направлялась туда, куда он указывал.

Я не была удивлена, когда мы пришли в столовую, хотя и не знала, что уже наступило время обеда. Утро растворилось в чернилах и моих мыслях о велосипеде.

Брови Селестины нахмурились, когда ее взгляд остановился на мне и ошейнике, впивающемся в мое горло. Она вопросительно склонила голову к Сеферу.

Вместо ответа он отвел меня к одному концу стола и толкнул на пол.

— Сегодня утром все выглядело слишком просто, мой драгоценный питомец. — Его улыбка не встретилась с глазами, когда он вытащил из кармана мешочек. — Значит, настолько драгоценный, что я собираюсь вымостить твой путь золотом. Что ж… — Он пожал плечами и перевернул мешочек. Десятки — сотни прозрачных драгоценных камней дождем посыпались на пол, ловя свет и преломляя его в радужные вспышки. — Выложи это бриллиантами.

Они блестели, все разного размера, отбрасывая крошечные блики на пол.

Я сглотнула, когда увидела, что все они приземлились на пол большой плоской гранью — той, которая должна быть обращена наружу на кольце. Острая спинка осталась направленной вверх.

О, отлично.

Шаги принца прошуршали по бриллиантам, как будто это был не более чем гравий, и он развалился на своем стуле, расставив ноги. Пристально глядя на меня, он указал на сверкающий пол.

— Преклони колени и подойди к своему хозяину.

Я не видела, от кого исходил резкий вдох, но я бы поставила свои деньги на Селестину.

Странная смесь тихого бормотания и шороха фейри, наклоняющихся вперед, чтобы лучше видеть, разносится по столу.

У меня перехватило дыхание от того, что меня привели сюда с туго натянутым воротником, поэтому со всей грацией, на которую я была способна, я поднялась на колени. Ближайшая россыпь камней была в шести дюймах от меня. Пока мне приходилось иметь дело только с неподатливым мрамором пола… и столь же непреклонным взглядом принца, когда он откинулся на спинку стула в ожидании.

Я выставила колено вперед, отодвигая камни с дороги.

Рорк фыркнул, стукнув кулаком по столу.

— Она жульничает. Послушай, она…

— Я прекрасно понимаю, что она делает. — Сефер говорил спокойно и вздернул подбородок. — Руки и колени, птичка. Поднимай с каждым шагом. Или я заставлю тебя заниматься этим весь день.

Стиснув зубы, я мило улыбнулась ему. Возможно, теперь, когда вернулась его королевская колючесть, жизнь стала бы легче переносить. Несмотря на то, что он не убивал Зиннию, у меня все еще было много причин ненавидеть его.

Много.

Я наклонилась вперед, когда прохладный воздух поднялся по моим бедрам в крошечном листе платья. Были шансы, что кто-нибудь заглянет под подол, пока я буду ползти. Он спланировал это дополнительное измерение моего унижения. Ну и хрен с ним, мне было все равно.

Правую руку я просунула в промежуток между камнями, но для левой такого промежутка не было. Глубоко вдохнув, я перенесла вес тела на ладони.

Бриллианты вонзились в мою плоть.

Потребовалось еще несколько долгих вдохов, но я смогла это выдержать.

Сглотнув, я подняла одну ногу и руку и сделала свой первый шаг вперед. Камень побольше застрял у меня под коленом, и сколько бы я ни пыталась убрать его с дороги, прежде чем снизить вес, он не сдвинулся с места.

Нет другого выбора, кроме как двигаться дальше.

Это был всего лишь бриллиант, относительно небольшой, но ощущение было такое, словно стоишь коленом на острие кинжала.

Принц поерзал на своем стуле, отодвигаясь от его спинки, и наклонился немного ближе, как будто желая уловить каждый намек на мою боль.

Я стиснула зубы, сдерживая звук, сжимающий мое горло, чтобы не вырваться наружу.

Я не доставлю ему такого удовольствия.

Я ухватилась за это, когда делала свой следующий шаг, за мысленное заклинание, которое помогало мне сосредоточиться.

Я не буду. Я не буду. Я не буду.

У меня защипало глаза, когда камни вонзились в колени и ладони, пронзив каждый нерв, словно дюжина ударов молнии.

Когда я сделала следующий шаг, ужасное осознание поползло вверх по моему позвоночнику. Большой бриллиант в моем колене не отпал, когда я подняла его — он застрял у меня в коже. Мое дыхание участилось в гротескном предвкушении.

Я не буду. Я не буду. Я не буду.

Когда я поставила колено на пол и перенесла на него свой вес, алмаз вонзился глубже.

Я цеплялась за свое пение и продвигаласб вперед.

На пятом шаге — том самом, который снова понес этот большой камень вперед и еще глубже вогнал его в мое бедное колено, — между моими стиснутыми зубами раздался шипящий звук.

Принц улыбнулся и откинулся на спинку стула. Но его глаза не сияли от удовольствия от моей боли — не так, как тогда, когда он упивался моими бесконечными оргазмами прошлой ночью.

Я продолжала идти вперед. Я больше ничего не могла сделать. Просьба о пощаде ни к чему меня не приведет, и я не дам ему этого триумфа.

Каждый шаг отдавался в моих костях, пока я не добралась до его ног, дрожа, с окровавленными руками, коленями и голенями. У меня перехватило дыхание, и потребовалось несколько вдохов, прежде чем я смогла поднять голову и встретиться с ним взглядом.

Но он не выглядел торжествующим, даже когда ухмыльнулся и придвинул ногу ближе.

— Поцелуй мои сапоги.

— Сефер. — Это был голос Селестины, прорезавший необычную тишину десятков людей, наблюдавших за происходящим, затаив дыхание. — Ты…?

Он заставил ее замолчать, щелкнув хвостом.

— Мои сапоги, — выпалил он.

Это не могло быть хуже, чем ползать или осознавать, что я сделала все это напрасно. Я наклонилась. Я поцеловала. Я позаботилась о том, чтобы размазать немного своей крови по блестящей коже, когда схватила его за лодыжку.

— Приемлемо. Теперь садись сюда. — Он указал на свое бедро.

Когда я встала, меня охватил тошнотворный озноб. Выпрямление суставов открыло новые пути для распространения боли по нервам, и она запульсировала во всем моем теле.

Я села ему на бедро. Теплая рука, обнявшая меня за талию, прогнала озноб, но это было сделано не для утешения, а просто для утверждения.

Когда он смахнул бриллианты, врезавшиеся в мою кожу, по мне пробежала дрожь. Его хватка на моей талии напряглась, возможно, это было непроизвольное движение, чтобы не дать мне упасть с его колен.

Затем, как ни в чем не бывало, он принялся за свой обед.

Хотя все внутри меня изменилось, катастрофический сдвиг реальности, я продолжала упрямо сексуализировать каждый кусочек, которым он меня кормил. Я лизнула подушечку его большого пальца, позволив его когтю коснуться моей губы, слизывая соус с его пальцев.

На тот момент упрямство было всем, что у меня было. И это была маленькая вспышка победы — увидеть голод в его глазах, который не имел ничего общего с едой.

Это были смутные ощущения комфорта, вроде уколов его когтей в мою талию.

Я потерпела неудачу, и мне нужно было начинать все сначала. Только теперь я понятия не имела, кто убил Зиннию, и я была поймана в ловушку как питомец принца.

Он поднес бокал к моим губам. Вцепившись в его рубашку, чтобы сохранить равновесие, я залпом выпила ягодное вино с глубоким, темным вкусом, который соответствовал его пурпурно-черному цвету.

— Теперь я понимаю, маленькая ведьма. Ты думаешь, что это игра. Возможно, даже та, в которой ты сможешь победить.

Мурашки побежали по моей коже от его горячего дыхания у моего уха.

Он забрал стакан и поставил его обратно на стол, на этот раз не заставляя меня выпить все до конца. Тем не менее, это смягчило мир, согрев меня изнутри.

— Ты думаешь, что можешь перехитрить меня, что я не приму вызов. — Он потянул меня за челюсть, пока я не повернулась к нему лицом, затем провел когтем по моему горлу, щелкнув по драгоценностям на ошейнике. — Неужели я похож на мужчину, на которого следует отважиться?

Моя грудь вздымалась, когда он касался ее.

Я ошиблась и теперь заблудилась. В открытом море без признаков берега и без полярной звезды, которая указывала бы мне путь.

Все это время он был моей полярной звездой. Моим ориентиром.

И теперь он был всего в шаге от того, чтобы убить меня.

Туманность в моем мозгу не желала сдвигаться с места. У меня не было плана. Я не знала, что делать дальше в своей жизни.

У меня было только сейчас.

И мое упрямство.

Я вздернула подбородок и одарила его взглядом, в котором читался вызов, который осмеливался дерзить.

Я бы его не боялась.

Я бы не стала.

Уголок его рта дернулся, как будто он боролся с улыбкой. Его коготь зацепился за легкий шелк моего платья, когда оно скользнуло от бедра к бедру. Он провел рукой по краю, сжимая кожу.

— Что, если я повторю знаки внимания прошлой ночью, но они все будут смотреть? — Он кивнул в сторону остальной части стола, но его полуприкрытые глаза не отрывались от моих.

Я стиснула зубы, потому что внутри меня вспыхнул жар, даже несмотря на угрозу наказания.

Это было потому, что я была больна. Это было потому, что прошлой ночью он заставил меня так сильно кончить, и мое тело помнило удовольствие, которое могли доставить его прикосновения, и глупо не понимало, чем это может отличаться.

Это было потому, что какая-то часть меня, какой-то глубокий, темный первобытный инстинкт, хотела тех ужасных вещей, которые он предлагал, наказания, жестокости, боли. Оно процветало благодаря этому, освобожденное им, вдохнутое им в жизнь.

Теперь, когда мы знали, что он не убийца моей сестры, можно было бы громче, голоднее, беззастенчивее желать нашего врага.

Но он все еще был моим тюремщиком. Он все еще был жестоким и нелепым. Он все еще любил наказывать меня.

И все же эта часть меня ничего не понимала или ее это не волновало.

Мои мышцы напряглись, когда его пальцы опустились между моих ног, рисуя маленькие круги на внутренней стороне бедра, которые поднимались выше с каждым движением.

На соседнем сиденье я услышала, как Рорк отложил столовые приборы и издал тихий заинтересованный звук.

Сефер уткнулся носом в изгиб между моей шеей и плечом, его прикосновение было обжигающим.

— Тебе бы понравилось, если бы они увидели, как ты кончаешь на моей руке? Будешь ли ты мяукать еще, как прошлой ночью?

У меня перехватило дыхание, когда он скользнул по моим краям, заставляя мое сердце биться с бешеной скоростью.

С тихим смешком он отстранился.

— Завтра я покажу публично своего питомца, — объявил он сидящим за столом.

Они замерли в молчании, вилки повисли в воздухе, бокалы были на полпути к открытым ртам.

Злая улыбка обнажила его верхние клыки.

Несколько фейри за столом наклонились вперед, их улыбки были почти такими же, как у него, самая широкая улыбка у Рорка. Другие убрали свои бокалы и вилки, за напряженным выражением их лиц скрывалось напряжение. Селестин и Аня обменялись взглядами. Брови Эссы нахмурились. Губы Кадана поджались, но он быстро спрятал это за глотком вина.

Внутри меня затрепетала угроза, проснулись предвкушение и страх. Неужели он снова собирается охотиться на меня? Нежные волоски на моих руках встали дыбом при воспоминании о том, как я была приколота к дереву.

— Но сначала я собираюсь показать ее на личном примере. — Его улыбка исчезла. — Оставьте нас.