Убийство Принца Оборотня

ГЛАВА 2

В театре воцарилась тишина, когда темнота заполнила сцену. В эти дни мое сердце было свинцовым грузом в груди, но это предвкушение было ближе всего к радости. Затаив дыхание, целая аудитория ждала меня.

Глубоко вдохнув, я прижалась спиной к обручу, бедра держали меня, пока я изгибалась вдоль его внутреннего края, как полумесяц. Он опустился на место, плавно остановился, и на меня упал свет прожекторов.

Музыка еще не началась, и я услышала общий вздох, когда от моего облегающего костюма по зрительному залу разлетелись молекулы света.

Одной из причин, по которой Позолоченные Солнца были самой успешной труппой в Альбионе и единственной, кого приглашали в Эльфхейм, были наши светильники, сделанные из фаэ. Управляющая заплатила за них изрядную сумму — инвестиция, как она это называла. И боги, как же она была права.

Масляные лампы были ничто по сравнению с чистым белым сиянием, освещавшим меня сейчас.

Я моргнула и перевела взгляд на зрителей. Сверху они были просто тенями, но каждый мог поклясться, что я смотрю прямо ему в глаза. Выступление было соблазнительным, и в этом я была очень хороша.

Внизу заиграли музыканты. Сначала одинокая виолончель, к ней присоединились скрипки, контрабас, барабаны и другие, звук нарастал.

Я опустила ресницы и намекнула на улыбку, прежде чем откинуть обруч. Еще один вздох, на этот раз сильнее, так как я упала на мимолетную секунду.

Вытянув одну ногу, выгнув спину, я поймала себя и сохранила позу, пока обруч медленно вращался.

Музыка нарастала и нарастала. Я была ее частью, существом ритма и движения. Мой пульс был ее темпом. Прилив моей крови был ее гимном.

Через обруч, под ним, над ним, держась за руку, локоть, колено, а для одного движения — только за загривок. В каждом движении я напрягалась сильнее, чем когда-либо прежде. Мне нужно было, чтобы принц поверил в это представление, чтобы он был очарован им, чтобы он был очарован мной.

Я слышала, что ласточки всю жизнь проводят на крыльях. Мое выступление было похоже на это. Ни разу мои ноги не коснулись пола, пока я кружилась, то быстро, то мучительно медленно, позволяя зрителям хорошо рассмотреть мое тело, позирующее для их удовольствия.

Моя сестра говорила, что это ближе всего к полету. Когда она так танцевала в воздухе, на ее лице отражалась чистая радость — глаза яркие, зубы оскалены в широкой улыбке.

Я не чувствовала ничего подобного. Ни сегодня, ни в любой другой вечер.

Но я запомнила ее лицо или хотя бы хрупкое воспоминание о нем, когда мой взгляд вернулся к принцу на его троне.

Слабый свет выхватил край прямого носа, кривую ухмылку, блеск глаз.

Я больше не верила в богов. Если бы верила, то могла бы попросить их проследить, чтобы этот глаз был на мне.

Но, конечно, так и было.

Именно поэтому я до крови натерла мозоли на этом обруче, именно поэтому мои мышцы пели от каждого движения, сладко горели, когда я отталкивалась все сильнее и сильнее. Все это было ради этого.

Ради него.

Ради нее.

Сегодня ночью она будет отомщена.

Наконец мое выступление достигло своего крещендо, и я закружилась с головокружительной скоростью, удерживаемая в обруче ногами, разведенными в стороны.

Менее сдержанные, чем люди, фейри любили эту позу, и я всегда ловила многих из них на том, что они откровенно пялятся на мои бедра.

Я не сказала, что выступление было тонким соблазнением.

Когда музыка стихла, и парни опустили меня на весы, я позволила своему обручу замедлиться. Сделав сальто, я приземлилась и поклонилась под восторженные аплодисменты.

Выгнув спину, выпятив сиськи и попку, я повернулась к каждой стороне сцены, прекрасно понимая, что передо мной стоит именно он.

Он сидел, откинувшись назад, скрестив лодыжки на коленях, но я чувствовала его внимание. Это была тяжесть, едва уловимое давление в воздухе. Если бы я была одна, это могло бы быть щекотанием в затылке, говорящим об опасности.

И это было опасно — его когти или клыки могли вырвать мне горло, — но я приветствовала эту опасность. К ней я стремилась.

Наконец я обратила на него все свое внимание и отвесила последний поклон. На краю света его когтистые пальцы сжались на рукояти трона.

Идеально.

Свет погас.

В темноте я поспешила к крыльям.

— Ты завораживала, Зита, — сказала старшая сестра из Брата и Сестры Молний, ее глаза были круглыми и блестели в слабом свете. — Что на тебя нашло? Думаю, это было твое лучшее выступление.

— Спасибо. Надо сделать что-то особенное для своей лебединой песни. — Я выглянула через щель в занавесе, не обращая внимания на ее смущенный голос.

В зале зажегся свет. С этого ракурса я не могла разглядеть лицо принца, только его тело на дурацком троне. Это было крупное тело, широкоплечее, с толстыми мускулами. Его рубашка висела распахнутой, словно он гордился этим.

Я с нетерпением ждала, когда это тело окажется у моих ног, и кровь потечет по полу.

Эрик двинулся к нему по проходу и наклонился для того же тихого разговора, который он вел с важными персонами в конце каждого шоу. Мне не нужно было слышать его слов, чтобы понять, как все прошло.

— Ваше Высочество желает получить частное представление? Артист по вашему выбору.

Принц наклонился вперед, и я мельком увидела край квадратной челюсти. Он задумчиво потрогал подбородок. Должно быть, он задал вопрос, потому что Эрик кивнул и жестом указал на сцену.

Но спрашивал ли он обо мне?

Чтобы все получилось, он должен был. Я целый год откладывала деньги на этот костюм с кристаллами, похожими на солнечные лучи. Он должен был быть неотразим для него, сына Дневного короля.

Эрик застыл на месте, линии его тела напряглись, как будто он ждал ответа.

Я затаила дыхание.

Из зала появился рогатый фейри, который направился к алтарю, с ухмылкой отводя Эрика в сторону.

— Нет, ты ублюдок, — зашипела я, вцепившись пальцами в край занавеса. Он все испортил. Десять лет работы. Все это планирование. Вся эта подготовка.

Прервавший меня урод наклонил голову и что-то сказал, прислонившись к трону.

До этого момента я хотела убить только принца, но сейчас я с радостью добавила бы его в список. Бросив взгляд в ту сторону, откуда, как он знал, я буду наблюдать, Эрик сделал шаг назад.

— Нет, останься, — прошипела я, глядя на него так, словно могла заставить его почувствовать мою волю. — Попробуй еще раз. Подожди, пока он…

Рука принца вырвалась и сомкнулась на горле рогатого фейри. Голова фейри дернулась назад, и его протащили через полтрона. Я видела его в профиль, с расширенными глазами и отвисшей челюстью, когда он вел напряженную беседу со своим принцем.

Его оттащили в сторону, воротник рубашки окрасился в красный цвет. Принц не выглядел вооруженным, но ведь ему не нужно было изготовленное оружие, когда у него было натуральное, не так ли?

Я сглотнула, когда он поднял руку и окровавленным пальцем подозвал Эрика к себе. Он наклонился и заговорил на ухо моему другу, его рот оказался в поле зрения. Изогнутые губы, такие же жестокие, какими я их помнила, и длинные, острые клыки.

Вместо того чтобы улыбнуться, Эрик нахмурился и склонил голову, как человек, потерпевший поражение.

Черт.

Нет.

Этого не может быть.

Я так старалась.

Это выступление, этот наряд, моя прическа — все было таким же, как у нее в тот вечер. Он нашел ее настолько неотразимой, что не смог удержаться от того, чтобы не лишить ее жизни, и он должен был найти меня такой же неотразимой сегодня.

Как же я провалилась?

Ногти впились в ладони.

Как он мог не помнить ее? Как он мог не вспомнить, что убил ее? День за днем, даже когда Эрик трахал меня, я думала только об этом.

Тело моей сестры на полу. Этот ублюдок фейри склонился над ней, вырывая прядь волос, как больной ублюдок, которым он и был.

Наконец Эрик отошел от принца и поднял на меня глаза.

Он кивнул.

И это было ближе всего к радости.

Я ждала этого десять лет. Десять лет волдырей и ярости. Десять лет этой холодной мертвенности внутри. Десять лет, когда ни радость, ни удовольствие не могли достичь меня.

Сегодня ночью все закончится.

И я буду наслаждаться каждым проклятым богами моментом.