Уроки нежности

Глава 24

В БИБЛИОТЕКЕ СЛИШКОМ ТИХО, или у меня заложило уши от близости с Маунтбеттеном. Студентов сегодня немного. Чуть поодаль от нас учится – или делает вид, что учится, – Шнайдер. Я первые вижу Бена в библиотеке. Он то и дело поглядывает на нас, хитро щурясь, и отвлекает меня. Запах леса заполняет мои легкие. Если раньше запах Уильяма успокаивал, сейчас же меня уносит в собственное воображение, и я вспоминаю свой сон. Каково это было – сидеть на его коленях, вести носом вдоль шеи и вдыхать аромат хвойного леса.

– Все поняла? – требовательно спрашивает он. – Ты сегодня рассеянна, что на тебя не похоже.

– У меня мозг превратился в желе, – хмуро бормочу я. – Но не переживай, я все законспектировала и буду повторять. – Начинаю складывать вещи в сумку. – Удивительно, как одна женщина имела столько власти.

– Управляешь монархом – управляешь всем, – произносит Маунтбеттен.

Монархом… В крови Уильяма тоже течет королевская кровь. Более того, он сейчас второй в списке на престол. После принца Кристиана.

– У тебя ведь тоже есть титул?

Уильям откидывается на спинку стула и с любопытством поглядывает на меня:

– Хочешь управлять монархом?

Опешив, я густо краснею:

– Нет. Мне лишь интересно, есть ли у тебя титул.

Я знаю, он замечает, как румянец окрашивает мои щеки.

Бенджамин Шнайдер все-таки подходит к нам. Он упирается бедром в наш стол и, звонко хлопнув Маунтбеттена по плечу, заявляет на всю библиотеку:

– Конечно, есть, он у нас внук короля Англии. – И, замечая недовольный взгляд Уильяма, широко улыбается. – К нему нужно обращаться «его королевское высочество».

– Заткнись, Шнайдер! – Уильям закатывает глаза.

– Будто это тайна, – кривится рыжий. – Маленькая стипендиатка, ты же в курсе, что перед тобой герцог Эдинбургский? Или ты всю жизнь провела в подземелье?

– Я просто…

– Не называй ее так, – чеканит Уильям и сталкивает Шнайдера со столешницы.

Тот приземляется на ноги и недовольно поправляет пиджак:

– Твои вспышки агрессии меня бесят!

– Я не жила в Англии, – слишком быстро выпаливаю я.

На нас опять пялится вся библиотека, ненавязчиво следя поверх книжек за каждым нашим движением.

– Он знаменит на весь мир. – Шнайдер скалится во весь рот и, кривляясь, кланяется. – Ваше королевское высочество.

– Закройте рот, ваша светлость, – не остается в долгу Маунтбеттен.

– Ваша светлость? – переспрашиваю, не совсем понимая взаимосвязь.

– Я герцог! – восклицает Шнайдер, делая вид, что оскорблен. – Вижу, после вчерашнего твоя соображалка еще не заработала.

Уильям толкает Бена в живот.

– Да что я такого сказал?

Я чувствую, как кровь отливает от лица:

– Что вчера было?

– Ой! – Засранец Шнайдер начинает отвратительно громко смеяться, но под суровым взглядом Уильяма придает своему лицу сердобольное выражение. – Ты вчера была очень уставшая, и я о тебе беспокоился. Кажется, ты слишком много учишься…

– Исчезни, – произносит Уильям, стреляя в него взглядом.

– Нет. Я пришел как раз потому, что жажду вашей компании. – Рыжий присаживается рядом со мной и улыбается так, что мне действительно становится не по себе.

– Жаль, мы не разделяем твоих желаний, – срывается с моих губ быстрее, чем я успеваю прикусить язык.

– Ты начинаешь нравиться мне все сильнее и сильнее, стипендиатка.

– Что тебе нужно? – цедит Маунтбеттен.

– Не что, а кто! ВЫ! – Указательный палец упирается мне в щеку, затем он тычет им в Уильяма. – Я, – переводит его на себя. – Этьен, – кружит им в воздухе. – И если Луна оклемалась, то и она.

Оклемалась? От чего? С моей соседкой явно что-то не так. Слишком часто она не ночует в нашей спальне, пропускает лекции. Из того, что преподаватели с пониманием относятся к происходящему, я сделала вывод: она хорошая студентка, но именно в данный момент с ней что-то не так… но что именно? Конечно, я не задаю этот вопрос вслух. Гораздо важнее понять, зачем мы понадобились Шнайдеру.

– Для чего? – Уильям скрещивает руки на груди и выпячивает подбородок.

– Вечеринка в бассейне! – Радость в голосе Бена не сулит ничего хорошего. – У меня с собой три бутылки «Дом Периньона», водка, виски и кое-что покруче. – Поигрывая бровями, он поглядывает на свой очередной дорогущий кожаный рюкзак, в этот раз от «Диора».

– Я пас, – отзываюсь и встаю со стула.

– Уильям… неужели ты оставишь меня у бассейна с литром водки и вискарем? – Шнайдер смотрит на него жалостливым взглядом. – А что, если наутро твоего друга не станет?

– Наконец избавлюсь от тебя, – ухмыльнувшись, отзывается Маунтбеттен. – Ты куда?

Я не сразу понимаю, что этот вопрос задан мне:

– Планирую прогуляться на свежем воздухе и немного поработать над заданием от де ла Фонна.

Уильям ловит меня за руку и, глядя на Шнайдера, спрашивает:

– Вечеринка у бассейна?

– О да. – Глаза Бена сияют.

– Нет. – Я пытаюсь вытащить свою руку из его хватки.

– Да, – вторит Маунтбеттен. Он снимает с моего плеча сумку и, перекинув через свое, ведет меня в сторону выхода.

– У меня даже нет купальника, – пытаюсь найти причину.

– Попрошу! – фыркает Бен. – В этих стенах купальников для вечеринки нет ни у кого! Дресс-код – голые жопки! – Шнайдер идет вприпрыжку. – Написал Этьену, он тоже в деле.

– Только она не пьет, – предупреждающе произносит Уильям.

– Плевать. Главное, что все будет как в старые времена, – легкомысленно отзывается рыжий.

Уильям останавливает его:

– Время вспять не повернуть.

Шнайдер сбрасывает его руку с плеча и заявляет:

– Для меня нет невозможного.

Между парнями происходит немой диалог. Что именно хочется вернуть Бену? Какие такие старые времена? Уильям в конечном счете сдается и отпускает друга. В глазах Маунтбеттена читаются затаенная печаль и смирение. Бен же скрывает все свои истинные чувства за натянутой улыбкой и отрешенным взглядом. Но что-то подсказывает, что в глубине души они оба чувствуют раны друг друга. Вот только не знают, как помочь.

Бен идет впереди нас по тропинке, ведущей в спортивный корпус. Уильям продолжает держать меня за руку. Я не сопротивляюсь, понимая всю бесполезность этого действия.

– Разве нам можно устраивать вечеринку у бассейна? – интересуюсь я.

– Нет, – просто отзывается он.

– Меня могут исключить за нарушение правил. – Я пытаюсь его остановить.

Он заглядывает мне в глаза:

– И всегда ты такая послушная?

Задираю подбородок:

– Всегда.

– Неужели? – Темная бровь приподнимается, взгляд искрится иронией.

– Я не могу позволить, чтобы меня исключили.

– Тебя не исключат.

– Ты не можешь быть в этом так уверен.

– Могу.

Решаю перефразировать:

– Я не могу быть в этом так уверена.

– Какая ты зануда.

Ловлю ртом воздух. От возмущения у меня разве что пар из ушей не валит.

– Как же я мечтаю сдать экзамен по истории и больше с тобой не пересекаться! – в сердцах на повышенных тонах произношу я.

– Успокойся.

– Успокойся? – пыхчу, но, прежде чем успеваю послать его, он, как всегда, переигрывает меня:

– Просто представь, что это сон. – И вновь этот пронзительный взгляд и сверкающая ирония в глубине глаз. – Во сне ведь можно.

Едва не спотыкаюсь. Делаю несколько коротких вдохов, пытаясь всеми силами унять волнение. Я хочу спросить, что он имеет в виду, но не решаюсь. Все так запутанно. Знаю, что переспорить Маунтбеттена мне не под силу. Мне неуютно от его взгляда. Я опускаю голову, разрывая зрительный контакт.

Во сне можно… Почему эта фраза кажется мне такой знакомой?..

В бассейне душно, пахнет хлоркой. Он такой огромный, каких я еще не видела.

– Олимпийский размер! – провозглашает Шнайдер и, поигрывая бровями, добавляет: – Я о бассейне. Восемнадцать метров в длину и четыре в глубину. – Он садится на корточки и вытаскивает бутылки одну за другой из своего, кажется, бездонного рюкзака. – Ваше величество, виски с колой? Водка с содовой? Быть может, чистый джин? Или же у вас игривое настроение для шампанского?

Маунтбеттен снимает жилет и, аккуратно сложив его, кладет на деревянный шезлонг у бассейна.

– Чистую колу, – отвечает он и начинает расстегивать пуговицы рубашки.

Я отворачиваюсь, когда замечаю оголенную мраморную кожу.

– Только не падай в обморок, стипендиатка, – смеется Бен и, пританцовывая, тоже начинает раздеваться.

Я замираю. Его торс. Веснушки на коже. Кровать с красным постельным бельем. Я смотрю на него во все глаза не моргая, пытаясь осознать, откуда подобные кадры появляются в моей голове.

– Только не надо таких восхищенных взглядов. – Он журит меня. – Иначе его королевская задница Маунтбеттен испепелит это старинное заведение. Мы же не хотим этого?

Бен подходит ко мне вплотную. Татуировка пожирателя смерти…

– Люси… – бормочу я.

Шнайдер врастает в пол, как мраморная статуя. Мышцы в плечах деревенеют.

– Бен, не трогай ее.

Я чувствую Уильяма за своей спиной.

– Татуировка. – Я поднимаю голову и встречаюсь с взглядом бледно-голубых глаз. – Это была ее идея?

Бенджамин смотрит поверх моего плеча.

– Разбирайся с ней сам, – холодно цедит он и расстегивает ремень, – а я окунусь.

Мне становится действительно страшно. Я чувствую Уильяма позади себя. Каждой клеточкой. Волосы на затылке встают дыбом. Я не помню вчерашнего вечера… как оказалась в своей спальне, в своей постели… Или же я все помню? Страх сдавливает горло. Бен одним ловким прыжком входит в воду. Я же не могу сдвинуться с места. Пространство вокруг сужается.

– Ты в порядке? – Тихий шепот касается моего уха.

Я вздрагиваю и нахожу в себе силы сделать шаг вперед. Двери закрыты. Мы далеко от набитых студентами кампусов. Почему я вечно оказываюсь в ловушке рядом с ним?

– Я хочу уйти… у меня были другие планы. – Голос меня не слушается, сипит.

Уильям молчит. Чувствую, как он опускает ладонь мне на шею и притягивает к себе.

– Сегодня проведи этот вечер со мной, ладно?

Он не просит. За вопросом скрывается очередной приказ. И хотя его голос звучит спокойно, я чувствую в нем назревающую бурю.

– Отпусти меня, – чуть ли не умоляю я.

Уильям упирается носом мне в макушку, вдыхает запах моих волос и произносит:

– Не могу.

– Я боюсь… – Признание дается сложно, страшно показывать свою уязвимость.

– Поверь, я пытаюсь тебя уберечь.

– От кого? – Я поворачиваю голову и встречаюсь с затуманенным взглядом серых, пасмурных глаз. Тихо произношу: – От себя?

Уильям пристально смотрит мне в глаза и медленно наклоняется к моему лицу:

– Ты не боишься меня, Ламботт.

Я чувствую произнесенные им слова на собственных губах.

– Чего же, по-твоему, я боюсь? – Завороженная, изучаю его лицо, запоминая каждую черту.

– Этот ответ тебе придется найти самой, – произносит он и резко отстраняется. – А теперь пошли сделаем вид, что мы беззаботные, безмозглые студенты, и поплаваем.

Маунтбеттен отходит от меня, оставляя ворох чувств и водоворот мыслей. Чего я боюсь? Нежность и власть – взрыв в сознании. Я боюсь того, как мое тело реагирует на него, как мозг отключается рядом с ним. Я будто попадаю под его чары.

Заклинание Уильяма Маунтбеттена. И у меня нет антидота.

Он снимает темные брюки и с разбега прыгает в воду. Брызги разлетаются вокруг. Бен довольно кричит. Уильям же выныривает и смотрит мне в глаза.

– Иди ко мне, – просто говорит он.

В ушах стучит пульс. Я единственная все еще полностью одета.

– Обувь, – подсказывает Маунтбеттен.

Снимаю туфли и ставлю их рядом с его.

– Гольфы, – продолжает он.

Я послушно стягиваю их и кладу рядом с его вещами. Упираюсь ступнями в прохладный кафель. Уильям молчит, буравит меня взглядом, расшифровать который мне не под силу. Хотя что-то внутри уверенно шепчет: власть.

– Кардиган, – решает он.

Я снимаю его и бросаю поверх его брюк. Остались юбка и рубашка. Меня прошибает холодный пот. Темная бровь Уильяма взмывает вверх. Он как бы беззвучно говорит: «Дальше решай сама, Ламботт». Делаю маленький шаг вперед. А затем еще один и еще. До тех пор, пока мои пальцы не упираются в край бассейна. Маунтбеттен молча следит за каждым моим движением. Стоит взглянуть на воду, и страх сковывает меня, биение сердца учащается. «Не делай этого, Селин», – велит внутренний голос, что идет на поводу у испуга. Но я так устала бояться. Серебристые глаза гипнотизируют. Стоит ли признаться? Мне хочется быть такой же бесстрашной, как он. Мысли путаются в голове. Внутренний голос продолжает выкрикивать предостережения. Жажду тишины. Хочу, чтобы страх исчез. Я набираю в легкие как можно больше кислорода, опускаю веки и делаю шаг вперед. Мгновение, и я оказываюсь под водой, пуская по поверхности кольца. Вода нежно обнимает меня. Звуки затихают. Невероятно. Абсолютная тишина. Умиротворение. Тревога исчезает. Хаос в голове замедляется. Тело якорем уходит на дно. Я не сопротивляюсь. Не борюсь. Остатки воздуха пузырьками вылетают изо рта. Вода заполняет рот и нос. Покой… Какое пленительное ощущение!

Чувствую, как кто-то вторгается в мое царство тишины. Грубо хватает за волосы и тянет вверх. Я царапаю эту руку и жажду лишь одного – чтобы меня отпустили. Но ему все равно. Он преследует свои цели. Меня вытаскивают на воздух, аккуратно кладут на холодный кафель. Все происходит словно не со мной. Ощущения не столь яркие, я чувствую их сквозь призму своей отрешенности.

– Она дышит? – доносится до меня женский крик.

– Не паникуй, – вторит ему мужской.

Горячие губы касаются моих ледяных, и потоки воздуха неприятно врываются внутрь. Хочется сказать: оставьте меня, не беспокойте, мне здесь так нравится. Чувствую, как на мою грудь опускается твердая рука. Очередной поток воздуха, и вновь по легким стучат. Вода поднимается. Давление на грудь усиливается. Воздух выбивает воду из носа; стук по груди, и вода выплескивается.

Я резко открываю глаза, и звуки вокруг оглушают. Мой громкий кашель, всеобщая ругань. Пазухи носа горят, горло жжет, легкие и грудь болят. Приступ кашля не прекращается, я продолжаю выплевывать воду. Крепкие руки обхватывают мое лицо – это он заставляет посмотреть на него. В серых глазах пустота. Нет ничего. Ни страха, ни волнения, ни злости.

– А я не преду… предила, что не… умею пла… вать? – хрипло, по слогам, едва слышно произношу я.

Я жду вспышки злости, гнева или негодования. Но вместо этого Уильям обхватывает меня руками.

– С ней все хорошо? – испуганно спрашивает Луна. – Она такая бледная.

Этьен стоит рядом с ней. В его темных глазах плещется страх. Когда они пришли? Сколько времени я провела под водой? Шнайдер сидит у края бассейна, опустив ноги в воду, и прямиком из бутылки заливает в себя алкоголь. Он на меня даже не смотрит. Я дрожу от холода и громко зеваю. Подбородок выбивает чечетку.

– Подай полотенце, – просит Уильям.

Его голос не выражает ничего. Ноль эмоций.

На меня кидают пушистое белое полотенце. Я утыкаюсь носом в голое плечо Уильяма. Наслаждаясь запахом и теплом, исходящими от него, закрываю глаза.

Когда мы оказываемся снаружи, холодный вечерний ветер пронизывает насквозь, и я начинаю дрожать сильнее.

– Осталось немного, Селин, – шепчет он и прикасается губами к моему лбу.

Мое имя его голосом – поистине редкость. Предательские мурашки бегут по коже, и вовсе не от холода.

Понимаю, что Уильям принес меня в свою спальню, когда он кладет меня на кровать и я утопаю в хвойном запахе.

– Постель намокнет.

– Ты в полотенце… не переживай, я позабочусь о тебе.

Ловлю ртом воздух. Слов нет.

– Мне нужно снять с тебя мокрую одежду, – шепчет он в тишину.

Не раскрывая глаз, молча киваю. Его горячие ладони находят боковой замок на моей юбке, и мокрая ткань плавно соскальзывает с тела. Дыхание замирает. Он принимается вытаскивать пуговицы из петель рубашки. Моя грудь поднимается и опускается в хаотичном движении. Уильям приподнимает меня на постели и стягивает с моих плеч холодную, пропитанную влагой белую ткань.

Я вся дрожу. От волнения или от холода… сложно понять. Слишком много эмоций.

– Я сниму остальное? – То ли вопрос, то ли предупреждение.

Его голос вызывает нервную дрожь. От его глубины прошивает все тело. Мои глаза все так же трусливо прикрыты. Большая мужская ладонь ложится мне на живот. Касание обжигает. Он ведет рукой вверх и плавно соскальзывает за спину. Застежка раскрывается с первого раза. Уильям ловит пальцами бретельки и медленно тянет их вниз вдоль моего плеча. Мои соски затвердевают.

– Холодно, – шепчу я, стараясь скрыть смущение в голосе.

Уильям ничего не отвечает. Мокрый лифчик падает мне на живот. Он берет его, случайно задевая запястьем мою оголенную грудь. Меня будто оглушили. Уязвимая. Открытая. Слабая.

– Подними руки, – просит он, и тон его голоса доводит меня до безумия. Натянутый, страстный, жаждущий.

Я послушно делаю то, о чем он меня просит. Кончиков пальцев касается мягкая ткань. Не сразу понимаю, чтó это, и вдруг оказываюсь прикрыта его футболкой. От неожиданности распахиваю веки и встречаюсь с ураганом в серых глазах. Уильям сидит на постели рядом со мной. В комнате включена лишь настольная лампа. Пробегаю по нему взглядом.

– Не смотри на меня, как загнанное в угол животное, – срывается с его губ. Кадык дергается, плечи напряжены, губы сжаты в тонкую линию.

Он опускает руки мне на бедра и наклоняет голову набок, беззвучно спрашивая моего разрешения. На мне все еще мокрое нижнее белье.

– А если я скажу «нет»? – шепчу я.

И он мгновенно приподнимает руки, глядя мне прямо в глаза, не произнося ни слова. Это и есть его незамедлительный ответ. Ответ, дарующий мне ощущение контроля. Может быть, и обманчивого, но столь необходимого.

Я аккуратно приподнимаюсь с постели, словно боюсь его спугнуть. Встаю перед ним. Он ловит меня за коленки и притягивает ближе. Его ноги сжимают мои, лицо упирается мне в живот. Глажу влажные платиновые волосы и шепчу:

– Да.

Один слог, две буквы, но сколько всего скрывается за ними! Сложно облечь существующие слова в эту бурю. Это томление, трепет, желание. Горячие пальцы неспешно поднимаются вверх от щиколоток до бедер. Уильям цепляет ткань моих трусиков и потихоньку тянет вниз.

– Иди ко мне, – шепчет он и сажает меня к себе на колени, как маленького ребенка.

Он гладит меня по спине, откидывая назад мои мокрые волосы, убаюкивая и прижимая к своей разгоряченной груди. Оставляет едва уловимый поцелуй на лбу. Легкая щетина приятно покалывает кожу. Я закрываю глаза, проваливаясь в ощущения. Это выше, чем страсть и желание. Это круче, чем все, что мне доводилось испытывать ранее. Нежность. Столь пленительна, чувственна и коварна. Она ослепляет. Дарит то, о чем ты мечтаешь больше всего: спокойствие и умиротворение. Ее огонь не столь безудержен, как пламя страсти, но многократно превосходит его по силе. Он растопит любой лед, ему под силу даже айсберг. Нежность. До встречи с Уильямом я и не знала, что это такое…

Вся тяжесть этого дня опускается мне на веки, и я прикрываю глаза. Сквозь дремоту все же решаюсь задать вопрос:

– Что ты делаешь, Маунтбеттен?

– Схожу с ума, Ламботт, – эхом отзывается он.

И я проваливаюсь в сон, думая лишь об одном: не только ты сходишь с ума, Уильям. По этой дорожке мы шагаем вдвоем. Дорожка под названием Прекрасное сумасшествие. Безумная одержимость. Или… уроки нежности.