Уроки нежности

Глава 37

В НОС УДАРЯЕТ ЗАПАХ сырости. Я пытаюсь открыть глаза, но веки такие тяжелые, что это не получается. Спиной чувствую холодный камень. Тело окоченело, с губ срывается кашель, во рту неприятный горький вкус.

– Кажется, она очнулась, – слышу голос издалека.

В ответ тишина.

Я все-таки разлепляю веки и сквозь туман в глазах пытаюсь понять, где нахожусь. Подвальное помещение, на потолке вижу железные ржавые трубы; капли летят на пол, разбиваясь о лужи. Мы все еще в академии? Неужели подобное скрывается за прекрасным фасадом?

– Где я? – хрипло шепчу.

– Говорю же, очнулась.

Я не вижу человека, который говорит, но слышу легкий акцент в женском голосе.

– Клодит? – зову я.

С ужасом понимаю, что мои руки привязаны наручниками к трубе, а ноги связаны. Клодит не отвечает. Я брыкаюсь, пытаясь освободиться, но наручники удерживают меня мертвой хваткой.

– Что дальше?

– Выключи свет и следуй плану, я подала сигнал. – Этот голос мне тоже прекрасно знаком.

– Выпустите меня! – кричу я.

– Закрой ей рот.

Луч фонаря прорезает пространство. Я жмурюсь от яркого света. Клодит садится передо мной с клейкой лентой в руках.

– Что происходит? – Я пытаюсь разглядеть ее лицо.

– Ничего, – сладко улыбнувшись, говорит секретарша и залепляет мне рот.

Я мычу в ответ, чем вызываю лишь очередную гадкую улыбку. Она выключает фонарь, и все вокруг погружается в темноту. Мое сердце колотится в груди, чувства обостряются. Я прислушиваюсь к каждому шороху. Звук удаляющихся шагов, удар капель о пол – и тишина, которая длится лишь пару мгновений. Слышу стук откуда-то сверху, штукатурка осыпается и летит мне в лицо. Затем скрип двери и, наконец, голоса.

– Ты уверен, что она тут? – неуверенно спрашивает Шнайдер.

– Ее телефон здесь, – слышу в ответ голос Уильяма.

Начинаю что есть силы мычать, чтобы привлечь их внимание.

– Тихо! Слышите? – говорит Гойар.

Парни подсвечивают подвал, он кажется огромным. А затем луч скользит по мне и ослепляет глаза. Не знаю, с какой скоростью двигается Уильям, но я мгновенно чувствую его теплые руки на своих холодных плечах.

– Кто? – успевает спросить он.

Я не сразу понимаю, что происходит. Уильям теряет сознание и опадает на меня, придавливая всем телом.

– Что за… – не успевает договорить Этьен.

Шприц вонзается ему в спину, и он мгновенно падает. Шнайдер присаживается проверить у друга пульс, и транквилизатор летит и в него, рыжий оседает на друга. Ужас сковывает мое тело.

– Все твари подстрелены, – слышу я удовлетворенный голос, и он принадлежит не Клодит.

Голубой свет фонаря озаряет пространство, и я вижу, как она ступает по лужам. В лаковых красных туфлях и черном платье. А вокруг витает тяжелый аромат «Шанели номер пять».

– Еще раз добрый вечер, мадемуазель Ламботт. – Морщинки вокруг глаз, словно солнечные лучи, озаряют ее лицо.

Джоан Мак-Тоули возвышается надо мной.

– Вот так сюрприз, не правда ли? – скалится она.

У меня перехватывает дыхание. Я смотрю на нее, широко раскрытыми глазами, абсолютно сбитая с толку.

– Забери у них телефоны. Ублюдка Шнайдера и тихоню Гойара запри в соседнем помещении, – приказывает она секретарше.

Клодит без промедления следует указаниям. Она по очереди обхватывает парней под мышками и, как мешки, тянет по полу. Затем они и вовсе исчезают из поля моего зрения.

– Для его высочества у нас особое местечко приготовлено, – потирает ладони Джоан. – Рядом с его плешивой принцессой, – хмыкает она.

Клодит, запыхавшись, подходит к нам. Тыльной стороной ладони она вытирает пот. Тяжело дыша, приподнимает Уильяма и облокачивает о стену рядом со мной. Хочется спросить, откуда в ней столько силы… Вот только это сейчас неважно.

– А теперь дай ему препарат и сторожи его друзей! – Мак-Тоули ставит посередине комнаты стул и садится.

Секретарша что-то вкалывает Уильяму в руку. Я мычу, брыкаюсь, со страхом в сердце наблюдаю за происходящим, в то время как Мак-Тоули посмеивается:

– Не переживай, это чтобы его высочество проснулось. Знаешь, каким поэтичным названием обладает этот препарат? – Она смотрит на меня так, словно мы встретились где-то в библиотеке. – Антагонист, – отвечает Джоан на свой же вопрос. – Ты же искала злодея? Как тебе находка?

Я пытаюсь кричать, но вновь лишь мычу что-то нечленораздельное.

– Мне никогда не нравилось с тобой разговаривать. Ты глупышка, которая ни разу не потрудилась пошевелить извилинами. – Мак-Тоули качает головой. – Мечта сбылась? Поступила в великолепную академию? – Она силится не расхохотаться. – Ты вообще видела результаты своих вступительных экзаменов?

Сидящий рядом со мной Уильям постанывает.

– Препарат начал действовать! – довольно мурлычет Джоан.

В подтверждение ее слов Маунтбеттен потирает глаза и трясет головой. Светлые волосы падают ему на лоб.

– Какого…

– Черта? – заканчивает за него Джоан. – Быть может, доброе утро?

– Профессор Мак-Тоули? – Уильям смотрит на нее, прищурив глаза.

– Она самая, ваше высочество.

Он оглядывает меня, и его челюсть сжимается с такой силой, что кажется: она может раздробиться в любой момент. Брови сведены на переносице, серые глаза полыхают яростью.

– Что здесь происходит? – отрывисто, грубо спрашивает он и начинает подниматься с пола.

Его фигура возвышается надо мной, тенью закрывая от Мак-Тоули. И я понимаю, что в отличие от меня Клодит его не связала. Почему? Удивительно… Ведь он как раз опаснее и сильнее. Особенно сейчас. Его плечи напряжены. Руки сжаты в кулаки, ноги устремлены вперед, словно готовы ринуться в атаку в любой момент.

– Месть, – спокойно отвечает Джоан.

Уильям делает шаг вперед.

– Не так быстро! – посмеивается она.

Что-то не так… Она явно пытается нас одурачить. Почему Клодит не связала его? Мой мозг судорожно пытается придумать причину. Но ее нет. Я мычу, привлекая внимание Уильяма. Он поворачивает голову в мою сторону, и наши взгляды пересекаются. В его глазах томится буря, в моих же плещется страх. Я вновь издаю невнятные звуки. Маунтбеттен встает передо мной на колени и аккуратно тянет скотч с губ. Они горят.

– Я нас вытащу. – Он разглядывает наручники на моих руках.

– Это ловушка!

Дрожу от холода. Уильям снимает пиджак и, прежде чем накрыть меня им, лезет во внутренний карман.

– Ни телефона, ни ножа, – тянет Джоан.

– Это ловушка, – повторяю я. – Не знаю, что именно она задумала. – Мне сложно говорить, зуб на зуб не попадает, я смотрю на него во все глаза. – Тебе нужно бежать. Ты принц.

– Не бойся. – Он гладит мою щеку, плотнее закутывает в пиджак и повторяет: – Я нас вытащу.

– На вашем месте, – подает голос Джоан, – я бы взяла пример с мисс Ламботт и тоже боялась!

Маунтбеттен резко поднимается и в одно мгновение оказывается возле преподавателя.

– Освободите ее. – Его рокочущий голос отскакивает от стен.

– Даже не потребуешь никаких объяснений? – невозмутимо интересуется Джоан.

– Объяснений? – Он угрожающе нависает над Мак-Тоули, глядя исподлобья.

– Что, ударишь маленькую старушку? – ласково шепчет она, улыбается и спокойно заявляет: – В ее крови яд.

Уильям застывает. Я же не испытываю ничего – ни страха, ни волнения. Кажется, что все происходит не со мной. Это всего лишь очередной кошмар. Абсолютно неправдоподобный! С Мак-Тоули в главной роли. Должно быть, я так нервничаю перед экзаменом по истории, что совсем сошла с ума. Я начинаю истерически смеяться.

– Что смешного? – не без любопытства спрашивает она.

– Боже! И приснится же такое.

Она с пониманием поджимает губы, ее глаза сверкают весельем.

– Это не сон, мадемуазель Ламботт. Боюсь, через тридцать минут у вас пойдет кровь из носа, затем она потечет из глаз, и вы умрете, задохнувшись. Но вам не привыкать. – Она пожимает плечами. – Вы же знакомы с приступами паники. Этот будет самым болезненным и последним в вашей жизни.

Маунтбеттен хватает ее за шею и сжимает руки.

– Не играй со мной, – угрожающе цедит он сквозь зубы.

– Убьешь меня – убьешь ее, – хрипит Джоан.

Ее глаза краснеют; руки Уильяма напряжены, вены на предплечьях вздулись. Ему требуется вся сила воли, чтобы отпустить ее.

Мак-Тоули несколько мгновений судорожно ловит воздух.

– Дорогой Уильям, что ты, никаких игр, – откашливается старушка. – Не переживай, я знаю, насколько вы, Маунтбеттены, жестоки и опасны. – Она по-свойски поглаживает его по плечу. – Сядь рядом со своей подругой, и я поведаю все, что вас так интересует.

– Меня ничего не интересует!

– Название яда или антидота? – хмыкает она. – Предупреждаю, если будешь делать мне больно, этой информации у тебя не будет.

– Что вам нужно?

Она пристально смотрит на него:

– Мне нужно, чтобы ты умер.

Комната погружается в молчание.

– Вы знали, что в далеком тысяча девятьсот семьдесят четвертом году я училась в Оксфордском университете? – Она не дожидается нашего ответа. Собрав ладони на коленях, продолжает погружаться в воспоминания. – Я была молода, наивна, и казалось, что мне море по колено. – Грустная улыбка озаряет старческое лицо. – И знаете, я и правда была одной из самых умных на курсе. Мне легко давалась учеба, я схватывала все на лету. – Тяжелый вздох срывается с ее губ, она смотрит куда-то в потолок, ее сознание далеко от этого места. – Стефан Ван дер Гардтс несколько раз пытался поставить меня на место, вот только ничего у него не выходило. Я продолжала быть лучшей на курсе, первой в списках, чем злила этого ублюдка. Наверное, глава семейства Ван дер Гардтс не мог смириться с мыслью, что какая-то девушка обгоняет его сыночка, потому что однажды, когда я возвращалась ночью в женское общежитие… – Мак-Тоули смотрит мне прямо в глаза. – Ричард Стоун, Гарри Шнайдер и Кристофер Маунтбеттен были лучшими друзьями Стефана Ван дер Гардтса. Суперчетверка, перед которой лебезили все. – Ее голос надламывается, она облизывает губы и, натянув улыбку, продолжает: – Они поймали меня в темном переулке. От них воняло алкоголем и сигаретами. Истинные джентльмены из высшего общества! – Ее лицо презрительно кривится. – Все начал Стефан, он представил меня друзьям как свою шлюшку, а они были слишком пьяны, чтобы разобраться, что это не так. Следующее, что я помню, это машина. «Бристоль четыреста семь». Автомобиль мечты! Запах кожаного салона… Вот только это было началом кошмара. – Ее глаза заволакивает темнота. – Мы приехали в поместье Ван дер Гардтса, и меня отвели в охотничий домик. – Мак-Тоули ухмыляется. – Рассказать, что было дальше? Или вам хватит фантазии представить, как четверо мужчин пустили меня по рукам?

Я вижу, как у Уильяма на шее выступают вены.

– Кристофера Маунтбеттена лишили титула, и он…

Мак-Тоули грубо перебивает его:

– И он что? Младший брат твоего дедушки не живет на деньги короны? Не наслаждается жизнью? И неужели ты не спросишь, что было дальше? – Она качает головой. – Моя история все еще не окончена! Я пришла в деканат и, собравшись с силами, поборов стыд, рассказала о случившемся. Мне хотелось понять, как правильнее поступить: идти в полицию и бросить тень на Оксфорд или же… – Она поджимает губы. – Как и говорила, я была слишком глупа и наивна. Спустя три часа мне сказали, что если я хочу оставить за собой стипендию, то должна помалкивать в тряпочку! Да-да. Закрыть рот и забыть о случившемся. – Мак-Тоули встает со стула и идет по лужам, брызги от которых летят в стороны. – У меня не было ничего, кроме стипендии. Ни гроша в кармане, ни родителей, никакой помощи. Поэтому я заткнулась. Представляете, каково это – сидеть на лекции со своими насильниками? – Ее лицо исковеркано болью и злостью.

Она больше не напоминает мне старушку из доброй сказки, скорее напротив. Ведьму…

– Забыла упомянуть, что слухи распространяются очень быстро. И по этим слухам, я, разумеется, умоляла каждого из них отыметь меня! Я ходила по коридорам, и мне свистели вслед. Как настоящей проститутке! – гремит Джоан. – И тогда я поклялась, что отомщу. Обязательно отомщу четырем самым влиятельным семьям Соединенного Королевства! – выкрикивает она и, поправив прическу, переводит дух, перевоплощаясь в знакомую нам версию себя.

Джоан вновь садится на стул и кладет ладони на колени. У нее сейчас такой невинный вид, что не верится ни в одно произнесенное ею слово.

– Я преподавала в Йеле, когда узнала, что вы поступили в академию Делла Росса. В тот же вечер я позвонила мадам Де Са. И вот мы здесь. Сидим в подвале под канализацией и претворяем мой план в жизнь! – подводит она итог, и я даже в темноте вижу, как ее глаза сверкают.

– Я поговорю с дедушкой… – Уильям растерян. Ему страшно.

– Твой дедушка – король Англии. Думаешь, он не знал? – рявкает Джоан. – Он прикрывал своего брата до тех самых пор, пока это было возможно. Напомни, пожалуйста, в каком году Кристофера лишили титула? – презрительно спрашивает она.

Мои мысли беспорядочно кружатся вокруг возможных угроз, и я боюсь, что все зашло слишком далеко.

– Что вы задумали? – тихо подаю я голос.

В моей голове возникают разные сценарии развития происходящего, и каждый из них кажется более страшным, чем предыдущий.

– Вот это уже правильный вопрос! – Мак-Тоули цокает языком. – Знает ли вы, что внуков отчего-то любят больше, чем детей? Не знаю, с чем это связано, – у меня нет ни детей, ни внуков, – но факт остается фактом. – Джоан хищно улыбается. – Насколько мне известно, Стефан Ван дер Гардтс слег после известия о самоубийстве единственной внучки. Продолжательницы рода…

Я вижу, как у Уильяма дергается кадык и подрагивают руки.

– Толкнуть ее с этой башни было проще простого. Она была так разбита твоим предательством, Уильям, что приняла все пилюли Шнайдера.

– Вы поплатитесь за это… – хрипит он.

Джоан машет на него рукой:

– Книги у меня, если тебе вдруг интересно! – Она упивается его потрясением. – Вы обеспечили мне безбедную старость. Но вот интересно, задумывался ли ты когда-нибудь о том, кто помогал Люси? На видеозаписях ничего нет, все двери открыты, никакой сигнализации и препятствий! Все сработало как по волшебству. – Джоан смотрит на меня и подмигивает: – Alohomora.

Ключ-карта, которую нашел Этьен, принадлежала Люси? Чувствую, как силы покидают мое тело. Пытаюсь сосредоточиться, понять, уловить суть.

– Получается, мы тоже были частью вашего плана…

Джоан тяжело вздыхает:

– Я хочу, чтобы вы знали: все происходящее с вами, каждый ваш шаг, каждая случившаяся с вами мелочь – часть моего плана! – Она хлопает в ладоши. – Люси доверилась мне и многое рассказала. А я, в свою очередь, удостоверилась, что раз за разом на ужин со своей порцией она будет получать психотропные. – Джоан скалится. – Да, Уильям. Я даже вызывала ее кошмары! Бедная, бедная девочка, утомленная, уставшая, обессиленная. Я внушила Люси, что книги можно украсть. Я дала ей понять, что найду покупателя. Я шептала ей, что все ее предали и нашли замену в Луне! Я скинула ее с башни в тот самый вечер, когда ты высказал ей все, что о ней думал. Ты не смог ее защитить… хотя продолжал стоять на страже даже после ее смерти. – Она качает головой. – Представляешь, та самая фотография Люси и Луны так и не просочилась в сеть. Хотя я очень старалась! И все указывает на твой почерк, Маунтбеттен. Каким-то образом ты помешал мне. – Джоан смотрит на него снисходительно. – Но все это делалось лишь с одной целью: отвлечь тебя, – признается Мак-Тоули. – Да, я готовилась. Я придумала, как сводить с ума Шнайдера и Луну! Рыжий парик и аудиозапись смеха, и они оба поверили, что Люси жива. – Она звонко хохочет. – Этот трюк сработал и с Селин Ламботт. Стипендиатка, чей никудышный экзамен проверяла именно я! Мне нужна была девочка, у которой нет родителей, чтобы ее никто не искал. Я нашла идеальный вариант. Человека, у которого нет ничего. – Джоан чуть не пыхтит от удовольствия. – И я дала вам, Селин, шанс хоть немного пожить в своей мечте! – Мак-Тоули театрально замолкает для пущего эффекта. – В ваш первый день вы не просто так оказались в Женеве в определенное время; если помните, билет купила вам академия. Письмо Люси попало в руки журналиста по моей воле… Вы встретились тогда, потому что я этого хотела. – Мак-Тоули поправляет седые волосы. – Голубая тетрадь в ваших руках, записи психолога Люси. Всего перечислять не вижу смысла. – Она сжимает пальцы. – Как прекрасно обладать авторитетом! Я могла говорить все что угодно, и ты мне верила. Камеры в ванной комнате, где Ник совершил свою попытку самоубийства… – Она хмыкает. – Ты даже не задумалась, что это невозможно. Каждое мое слово ты принимала за чистую монету.

– Для чего все это? – Тревога сжимает сердце, дыхание становится тяжелым.

– Для чего? – Мак-Тоули удивленно моргает. – Ты же подозревала его в убийстве, не правда ли? Я надеялась, что ты наберешься смелости и выдашь эту теорию директрисе. Но, скажу честно, мне было интересно посмотреть, что победит – чувства или здравый смысл. – Она замолкает, уголок ее губ приподнимается в глумливой ухмылке. – Что в итоге победило, Селин?

В жилах стынет кровь. Она прекрасно понимает, что победило.

– А зачем вы перерезали Нику вены?

– Во-первых, я презираю таких, как он, а во-вторых, мы должны были дать понять Маунтбеттену, что все серьезно. – Она не мигая смотрит на него. – Угроза. Ты чувствовал ее приближение? Опасался? Гадал, как и где это случится с ней?

«С ней? С кем?» – вопросы вспыхивают в моем затуманенном сознании.

– Нам нужен антидот, – прерывает ее тираду Уильям. – Чего вы хотите?

Она закатывает глаза и сжимает губы:

– Ты все еще хочешь договориться? Купить меня? Как когда-то пыталась купить твоя семья? – Нервный смех слетает с ее губ. – А знаешь ли, что стало венцом моего творения, Уильям? – Джоан впивается в него взглядом. – Ты явно не хочешь, чтобы я говорила об этом, но я скажу. – Она переводит ликующий взгляд на меня. – Я сделала ее твоей одержимостью. – Слова Мак-Тоули похожи на удары. – Ты не мог есть, спать, существовать, не зная, где она, в безопасности ли. Все твое внимание было зациклено на ней. Трюк с Ником не прошел даром…

Я застываю, не в силах пошевелиться. Смотрю на Уильяма, он же с каждым ее словом опускает голову все ниже и ниже.

– Но все гораздо сложнее, да? Она не была похожа ни на одну из тех, что ты знал. Добрая, справедливая и такая наивная… Ты не мог позволить, чтобы с ней что-то случилось, ведь так? – Джоан победно ухмыляется.

Мои мысли путаются, я ничего не понимаю.

– Что происходит? – спрашиваю дрожащим голосом.

Ничто из сказанного ею не кажется понятным или логичным, и я беспомощно пытаюсь уловить суть.

– Я отправляла ему угрозы, – приоткрывает она тайну, – вроде тех, что получала ты. – Джоан расслабленно откидывается на спинку стула. – Ты думал, это Шнайдер? Мстит за Люси? – тянет она. – Потом понял, что он ни при чем. Но меня было невозможно поймать и обезвредить – слишком мало зацепок! Единственное, в чем ты был уверен, – Селин Ламботт что-то угрожает, она в опасности. Это сводило тебя с ума… Тревога. Волнение. Желание защитить. Я привязала вас друг к другу, и в конечном счете… – Ее глаза маниакально сверкают. – Ты влюбился! – торжественно провозглашает Мак-Тоули. – Люди столь банальны, обыкновенны, так легко управлять их чувствами… Даже скучно.

– Вы дадите антидот? – глухо спрашивает Уильям.

– Это тоже правильный вопрос!

В моей голове слишком много вопросов. Я начинаю сомневаться во всем, и это только усиливает мою панику.

– Подождите, – шепчу я и чувствую, как что-то теплое стекает по губе. – Вы отправляли ему угрозы, что со мной что-то случится? – На какой-то момент мне кажется: если произнесу это вслух, она рассмеется и скажет, что происходящее – шутка.

– Ответ положительный, – хмыкает Мак-Тоули. – Но соображай быстрее, малышка Ламботт. У тебя не так много времени, – говорит она и завораживающим тоном продолжает: – Я свела его с ума. Ты – это все, о чем он думал. Та самая мысль, с которой просыпался, засыпал и существовал. – Она с чувством превосходства смотрит на Маунтбеттена. – Или же я ошибаюсь?

Но он, к ее удивлению, молчит. Серые глаза вглядываются в мои. Не знаю, что именно он в них видит, но его полны глубокой боли и смятения.

– Мы выберемся, – тихо обещает он.

Мак-Тоули встает со стула и подходит ко мне вплотную. Она протягивает руку с платком и резким движением стирает кровь, что пошла из носа.

– Ты стала его наваждением и искуплением, – яростно шипит она, – и все это благодаря мне!

Сердце разбивается на миллион острых осколков. Я смотрю на Уильяма с немым вопросом: было ли все, что мы пережили, правдой? Или же мы куклы в руках талантливого кукловода?

– И да, спешу вас огорчить. Вы не выберетесь вместе. – Она хмыкает и поглядывает на Уильяма. – Знаю, о чем ты думаешь. Можешь сейчас убежать, позвать на помощь, но она умрет. Ты же поэтому остался? – Ее бровь приподнимается. – Прекрасно знаешь, что врачам нужно несколько часов, чтобы понять, какой яд был использован. – Джоан переводит дыхание и вновь, словно королева, садится на свой стул. – Перед тобой стоит выбор. Можешь спастись сам – дверь открыта, ты не привязан. Либо… – Она замолкает, прежде чем сбросить бомбу. – Ты можешь спасти ее.

– Как? – Простой вопрос, но в нем столько вибрирующих, рвущихся наружу эмоций.

Маленькой старушечьей рукой она достает из своей сумки пистолет. С виду тяжелый, с серебристой рукояткой.

– Там только одна пуля, – довольно скалясь, предупреждает она. – И если она окажется у меня во лбу, Селин умрет. – Мак-Тоули демонстративно переводит взгляд на меня. – Ты ведь помнишь, что названия яда и антидота хранятся лишь в моей голове?

– И что мне сделать? – прищурившись, спрашивает Маунтбеттен.

Театральная пауза. Ее глаза сверкают, когда она провозглашает приговор:

– Пустить себе пулю в лоб.

Он резко поднимает подбородок и пристально смотрит ей в лицо.

– Да-да, ты не ослышался, – твердо произносит она. – Ты либо даешь ей умереть, либо умираешь сам! Здорово придумано, правда? – Она хлопает в ладоши.

– Должен быть еще выход! – жалобно шепчу я.

– Прости, дорогая, их всего лишь два.

Уильям крутит в руке пистолет, будто действительно думает о таком исходе.

– Нет, – еле слышно шепчу я, но он никак не реагирует. И тогда я собираю остатки сил и кричу: – Нет, слышишь? Нет! – Я дергаюсь, наручники болезненно врезаются в запястья.

Мне хочется подбежать, вырвать оружие из рук и… крепко его обнять. Уильям продолжает молчать. Он смотрит на пистолет немигающим, прямым взглядом, от которого холодная дрожь пронзает позвоночник. Мое сердце бьется так сильно, что кажется, оно не выдержит и разорвется.

– Знаешь, Уильям, ты за все это время не спросил, где твои друзья, – неожиданно говорит профессор. – Друзья, которые пришли вместе с тобой спасать твою ненаглядную. Неужели не интересно, что с ними стало?

Мышцы Маунтбеттена каменеют, а Джоан наслаждается его замешательством.

– Тебя интересовала лишь Селин. Может, мне стоит сообщить им об этом? Сказать, что их друг даже не поинтересовался, где они? Или же тебя настолько шокировал вид привязанной девушки, что ты и думать больше ни о чем не мог?

Мак-Тоули издевается над ним. Безжалостно. Бесчеловечно.

– Они в соседнем помещении, – спешно подаю я голос.

Джоан стреляет в меня взглядом:

– Или нет… Ты же не в курсе моего плана? – Она стучит указательным пальцем по подбородку. – Или, быть может, в курсе и знаешь каждую его деталь? – коварно шепчет она. – Ты со мной заодно? Мы поделим куш? Я не жадная. Двадцать миллионов с книг – та сумма, которую вполне можно поделить на троих. Плюс трость индюка де ла Фонна принесла нам двести тридцать тысяч. Да, я не рассказала об этом? – Она наигранно хихикает. – Это была идея Люси, шаловливая она девчонка! Де ла Фонн уверен, что Ван дер Гардтс по доброте душевной отреставрировал его трость. Но мы заменили ее на подделку, точно так же, как и книги. Он не почувствовал разницы. – Она машет рукой. – Но я отвлеклась. О чем я говорила? Ах да. Сколько я обещала заплатить тебе, Селин? Клодит за пять миллионов стала работать у меня на побегушках. Ты тоже моя игрушка, Селин? – Мак-Тоули качает головой. – Деньги делают с людьми страшные вещи. Бедная стипендиатка из Марселя, мечтающая о прекрасной жизни, влюбила в себя принца и готова подставить его?

– Уильям, она играет с нами…

– Или с ним играем МЫ!

– Посмотри на меня, – жалобно прошу я. – Умоляю, посмотри на меня.

– Если я пущу себе пулю в висок, – задумчиво спрашивает Маунтбеттен, – что будет дальше?

Джоан, сузив глаза, произносит:

– Разве это так важно?

Серые глаза впиваются в нее тяжелым взглядом.

– Важно, иначе почему мне не пустить пулю в вас?

Отчего-то она выглядит раздраженной и злой:

– Ты всегда можешь уйти!

– Скорее всего, яд, которым вы ее отравили, найдут в моей комнате, – тянет Маунтбеттен. – Так же как среди заметок в телефоне Люси нашли послание: «В моей смерти прошу винить Гойара, Маунтбеттена и Шнайдера».

– И почему вас не посадили?

– Несмотря на все улики, которые вы разбросали? – Темная бровь приподнимается. – Потому что мы отпрыски трех самых влиятельных семей Великобритании.

– Она умрет, – нервно напоминает Мак-Тоули; маска ее невозмутимости неожиданно начинает трещать по швам.

– Это же и есть часть вашего плана? Ее убийство вы планируете повесить на меня.

Мак-Тоули слишком звонко и истерично смеется:

– Да, часть моей мечты – увидеть одного из Маунтбеттенов за решеткой. Вот только я в выигрыше при любом раскладе.

Кровь начинает сильнее течь из носа. Капли стекают с подбородка на грудь. Я задираю голову, чтобы прекратить кровотечение, но это не помогает.

– Она умрет на твоих глазах по твоей вине, и ты можешь лишь наблюдать за этим, – ласково шепчет Джоан. – Каково это – чувствовать себя бессильным?

Мышцы на спине Уильяма каменеют. Он молчит, но я уверена: его голова взрывается от желания найти выход. Только вот, кажется, его действительно нет. Все вокруг похоже на злое пророчество, и, как ни старайся, выход лишь один…

– Уильям, уходи, – прошу я… нет, умоляю. – Пожалуйста, уходи!

Джоан, словно змей-искуситель, начинает шипеть:

– Сможешь ли ты с этим жить? Зная, что мог ее спасти и даже не попытался?

Уильям смотрит на меня. Беспомощность моего тела перекрывает путь к надежде. Горечь, тревога, отчаяние, ужас и бессилие овладевают мной, когда я смотрю в его лицо, искаженное гневом и болью.

– Вы дадите ей антидот, если я… – Его голос обрывается.

– Дам, – по-королевски провозглашает она.

– Нет, – шепчу я. Железный привкус на языке. Я качаю головой и кричу что есть силы: – Не верь ей!

– У него не так много вариантов, – напоминает Джоан.

Маунтбеттен приподнимает пистолет и приставляет дуло к виску.

– Ты влюбился сильнее, чем я думала, – с диким восхищением тянет Мак-Тоули.

У нее такой вид, словно она жила ради этого момента.

– Нам стоит сосчитать до трех?

– Уильям, НЕТ! Не смей! Слышишь? – Моя грудь горит, руки ломит, но я не оставляю попыток выбраться. Голова идет кругом, дыхание сбивается.

– Кажется, яд действует быстрее, чем я ожидала.

Уильям сжимает губы в тонкую линию.

– Закрой глаза, – просит он.

– Нет! Нет! – По моим щекам текут слезы. Я пытаюсь выбраться, но лишь сильнее раню кожу. – Не делай этого, не делай!

– Закрой глаза, – вновь повторяет он.

– Я не могу… – содрогаюсь я от рыданий.

– Я тоже не могу.

Губы его стиснуты, словно он сдерживает крик. На лице отражается не только гнев, но и глубокая боль от того, что он видит перед собой. Видит меня такой…

– Не смей! – Мое тело парализует страх.

– Мне нужно попытаться. – Легкая улыбка озаряет его лицо, и он опускает веки.

– Нет-нет! – Горло саднит от крика, и я продолжаю брыкаться, но я скована. – Уильям!

– Селин, – произносит он мое имя.

И я смотрю, как его палец опускается на курок.

– НЕ-Е-ЕТ!!!

Легкое движение пальцем. Клац, и… Ничего. Никого выстрела.

Я в замешательстве смотрю на Мак-Тоули.

– Боюсь, месье Маунтбеттен, у вас не получится сделать трусливый выбор. – Ее голос пропитан злой иронией, когда она провозглашает вердикт. – Вы будете смотреть, как она умирает.

Мой подбородок дрожит. Слезы ручьями текут по щекам. Кислорода в легких не хватает. Но я счастлива.

– Иди ко мне! – умоляю я.

Серые глаза полны боли. Он отбрасывает пистолет и падает передо мной на колени. Я смотрю на него и понимаю: Джоан Мак-Тоули сломила Уильяма Маунтбеттена.

– Все хорошо, – спотыкаясь на словах, произношу я. – Тебе нужно уйти, пока не поздно.

– Я не брошу тебя.

Крепкие мужские руки обхватывают меня за плечи.

– Тебе больно?

– Нет, – вру я, и он это знает.

– Умоляю вас, дайте ей антидот! Я сделаю что угодно, – тихо произносит он, глядя на Мак-Тоули.

– Я бы приказала тебе опуститься передо мной на колени, но ты уже и так это сделал… Да это и не поможет.

– Зачем наказывать невинного человека? – Уильям хмурится, крепче обнимает меня, будто боится выпустить из объятий.

– Я наказываю тебя, – улыбается она.

– Но она…

– Она стала бы наркоманкой, как и ее мать, – отмахивается Джоан. – А я дала ей хоть немного пожить так, как она грезила. Мечта, которая никогда не стала бы явью, если бы не я.

На губах профессора добрая улыбка. Та самая, которую она подарила мне в первый учебный день. Она действительно чувствует себя вершителем наших судеб… Господом Богом.

– Посмотри на меня, – прошу я Уильяма.

Он выполняет мою просьбу. Я смотрю в его серые прекрасные глаза и шепчу:

– Я бы ничего не поменяла в своей жизни. Ничего… Веришь?

Утыкаюсь носом ему в грудь и вдыхаю свой любимый запах леса. Мое дыхание становится слабее. Время замедлило свой ход. Я понимаю, что сейчас меня унесет вдаль и я оставлю его одного. Вижу в глазах Уильяма отчаяние, но он бессилен перед неизбежным. Позволяю себе раствориться в его объятиях. У нас есть лишь миг. Моя боль становится его болью. Сердце разрывается на части, но он продолжает обнимать меня, словно его объятия могут удержать. Я хочу сказать, что все будет в порядке, но губы не слушаются. Время медленно и безжалостно уносит меня от него. В этот момент я чувствую лишь безграничную любовь к Уильяму Маунтбеттену и жалость, что не смогу остаться рядом с ним навсегда.

Внезапно сильный грохот заставляет меня вздрогнуть. Затуманенным взглядом я вижу Николаса с огромной деревянной палкой в руках. Позади него стоят Этьен и Шнайдер. Но я не успеваю разобраться в происходящем. Перед моими глазами темнеет.

– Уильям… – еле слышно шепчу я.

Договорить признание мне не удается. Я падаю в темноту. Холодную. Безжизненную. Пустоту.