Уроки нежности

Дневник Люси

Свитера с горлом помогали скрывать шею и побои на руках. Но лицо… Я замазала синяки как смогла. Новый год мы должны были праздновать в мануаре у Маунтбеттенов. Только поэтому отец выпустил меня из дома. Гости собрались со всей Англии. Я не помню ни как выглядела елка, ни какой был подан ужин. Только лишь что нам четверым удалось улизнуть в крыло Уильяма. Я обессиленно села в помпезное кресло в игровой комнате и закрыла глаза.

– Люси, что случилось? – подошел ко мне Уильям.

Выглядел он обеспокоенно и даже не скрывал этого, хотя носить маски умел мастерски. Парни играли в приставку, и я думала, что они не замечают меня. Но оказалось, что все внимание было направлено исключительно на Люси Ван дер Гардтс.

– Ничего, – прозвучал в комнате мой привычный ответ.

Ложь. Которая давалась легко и в которую в тот вечер никто не поверил.

– Я позвал Луну, – тихо сказал Маунтбеттен, и уголок его губ слегка приподнялся. В глазах теплилась надежда, что, услышав это, я обрадуюсь.

И он был прав. Я была рада. Вот только поделиться своей радостью не могла, лишь кивнула и уставилась в стену.

– И когда она придет? – подал голос Этьен.

По комнате разлетелся звонкий женский голос:

– Я уже тут!

Я медленно повернула голову ей навстречу. В отличие от меня, она излучала свет. Теплый, уютный, что согревает. Увидев меня, она потускнела, и мне захотелось закричать: «Нет-нет, не смей! Сияй!» Вот только вслух я ничего не произнесла. Не было сил. На глазах выступили слезы, когда она подлетела ко мне и крепко обняла. Комната погрузилась в молчание, пока я содрогалась на плече Луны и размазывала по ее красивому платью сопли. Шнайдер почесал затылок и нахмурился. Он хотел мне помочь, но не знал как. Или же его злил тот факт, что Уильям подумал обо мне и позвал Луну, а он докучал мне своими глупыми шутками весь вечер за ужином. Да, Бен не был столь чутким, и поэтому порой казалось, что он любит вымышленный образ меня, который сам же и создал. Ведь меня настоящую он вовсе не видел.

– У меня есть кое-что запрещенное, но для этого нас не должны беспокоить часов восемь, – наконец произнес он.

Это было единственное, что он мог мне предложить.

– Это то, о чем я думаю? – От надежды в моем голосе всем вокруг стало не по себе.

А мне нужна была эта таблетка от реальности. Остро необходима. И плевать я хотела, как это выглядит со стороны.

– Может, сейчас не лучшее время? – начал было Уильям.

– Лучше не придумаешь, – отрезала я и, встав с кресла, подошла к Бену. – Дай. – Я протянула руку.

Ткань на рукаве неудачно собралась у локтя, открывая всеобщему взору огромный синяк темно-синего и фиолетового оттенков. Он был размером с чайное блюдце. Возможно, Шнайдер впервые увидел нечто подобное. Его лицо исказилось от ужаса.

– Боже, Люси! – Бен аж подскочил с дивана. – Как это… что это…

Его голубые глаза растерянно смотрели на меня. Сначала в них мелькал страх, затем ненавистная мне жалость. Но я молчала. Ничто не могло заставить меня начать говорить о том, что случилось в моем родном доме.

– Ответь! – потребовал он с надрывом.

– Просто дай мне то, что я хочу, – твердо произнесла я.

Это был единственный ответ, который я могла ему дать.

– Ты уверена? – Он сглотнул.

И я заорала на всю комнату:

– ДА!

Шнайдер дал то самое… то, что я так отчаянно требовала.

Я выпила.

Помню, как неистово начало биться сердце и страх постепенно заполнял всю меня. Не просто страх. Паника. К горлу подступала тошнота, мне стало нехорошо. Меня мутило. Внутренности скрутило, и я скрючилась на ковре. Ужас накатывал с новой силой. Начались галлюцинации. И если мой первый «полет» помог мне удрать от реальности, то в этот раз «волшебная пилюля» обратилась таблеткой ужаса. Мне везде и во всем мерещился отец. Он замахивался, я отскакивала. Он принимал демонический образ, пугающий и ужасающий. Глаза вытекали из глазниц, изо рта выползали змеи. Я кричала, брыкалась и не могла спрятаться от него. Стоило закрыть глаза – он был там. В темноте. В моем разуме. Страх делал его страшнее, показывал его внутренности, череп, кости. Стоило открыть глаза – он также был там. В узорах на обоях, ковре и потолке. В лицах парней и даже в Луне. Его тело превращалось в червя, жирного, в полосках, лицо покрывалось ожогами и огромными волдырями. Перенести это мне было не под силу. Хотелось броситься из окна, лишь бы этот кошмар закончился. Я сама себя вогнала в камеру страхов. Стала заложником собственного разума.

– Сколько это будет продолжаться? – донесся до меня крик Уильяма.

– Острая фаза – часа два.

Для меня эти два часа тянулись как несколько недель. Я плакала, билась в истерике и умоляла отца оставить меня. Умоляла парней прекратить это. Умоляла убить меня. Дать мне нож, чтобы перерезать себе вены. Или кусок стекла, чтобы вонзить его в сонную артерию. Я скулила, рыдала и, стоя на коленях, говорила о том, как не хочу жить.

В какой-то момент они скрутили меня. Я кусалась, царапалась, дралась изо всех сил. Ведь думала, что это все отец. Три его копии надругаются надо мной точно так же, как родной отец надругался над Луной. Я почувствовала укол в плечо и отключилась.

Когда я проснулась, за окном все еще была ночь, а быть может, раннее зимнее утро. Я лежала на диване все там же, в игровой, накрытая теплым пушистым пледом.

– Боже, какая она бледная… – Луна горько заплакала.

Этьен попробовал ее успокоить, но она сбросила его руку с плеча и подсела ближе ко мне.

– Люси… – только и сказала она.

И тогда я поняла, что лежу без свитера. Они видели мою спину. Мою грудь. Мой живот. Они видели, насколько сильно меня избили…

– Так похудела. – Бен даже не смотрел на меня.

Я уткнулась носом в подушку и разрыдалась. Я не хотела, чтобы они знали. Не хотела, чтобы в их сердцах поселилась эта жалость. Я хотела быть для них яркой звездочкой в небе, а не избитой уличной псиной.

– Люси, он пожалеет, – произнес Уильям.

Я подняла голову и посмотрела на него красными опухшими глазами. Он не пожалеет. Он не Джонатан Смит. Он Питер Ван дер Гардтс. И мы все в этой комнате знали, что он не пожалеет и не понесет никакого наказания за содеянное.

– Если мы что-то можем… – сипло начал Уильям.

Вот только я не знала, что они могут. Что можем мы. Я была растеряна, напугана и растоптана. Могла ли я рассказать дедушке? Могла. Вот только однажды он увидел на моем запястье кровоподтек, и ему стало так плохо с сердцем, что он месяц лежал в постели. Выдержит ли он такой позор? Такую боль? Я знала ответ. Нет. Рассказать ему – все равно что убить. Но выход есть всегда. Я нашла свой.

В академии Делла Росса, в самом сердце – в библиотеке, есть бесценные редкие фолианты. Я любила на них смотреть, особенно после того, как узнала их историю. Книги украл ученый-энтузиаст. Я посмотрела на его фотографию и улыбнулась. Лопоухий, низкорослый и пухленький, он вовсе не выглядел как человек, способный на преступление. Но он сделал это во имя свободы. Во имя свободы знаний.

– О чем думаешь, Люси?

– О свободе, – честно призналась я.

– Что для тебя свобода?

– Деньги.

– Так попроси у своих друзей.

– Не могу.

Чудовище найдет меня. Мне нужны были большие деньги на поддельный паспорт и новую жизнь. Я сомневалась, что мужчины могут так просто дать подобную сумму. Что за нее попросит Шнайдер? Узнав о моих мыслях, он бы оскорбился. Но сколько раз, будучи пьяным, он пытался меня купить? К тому же парни не могли просто снять подобные суммы со своих трастовых счетов. Мой отец бы узнал. Частные детективы, которых он обязательно наймет, все найдут. Найдут и меня. Мне нужны были «новые» деньги. Не взятые ни у кого. Деньги, которые я добыла бы самостоятельно.

– Я знаю, где найти деньги.

– Много?

– Очень.

– Поможешь?

– Помогу, но совет: не пачкай руки сама.

Я коротко кивнула. Я знала, кого попросить запачкать руки за меня…

Я поняла, где достать нужную сумму, чтобы купить себе свободу. Я смотрела на свою свободу: ее воплощали два древних тома, выкраденные когда-то из библиотеки Ватикана. Я собиралась выкрасть их вновь.