Усилитель. Трижды воскресший

Пролог

Кремль.

Победа всегда приятна. Особенно когда удалось победить в тяжёлой борьбе и самому избежать крупных потерь. Вот и генералы, собравшиеся в кремлёвском ситуационном центре, чтобы доложить императору об окончании почти годовых боёв в зоне локального пограничного конфликта (военные, в отличие от журналистов и прочих гражданских предпочитали не слово «ограниченный», а термин «локальный») на юге страны, были позитивны – группировки противника большей частью разгромлены, частью обескровлены, большинство их командиров ликвидировано, многие вражеские наёмники отправились на родину накрытые флагами; бетонобойными бомбами удалось обрушить входы во множество шахт, где добывались изумруды и другие драгоценные камни, а кое-где и диверсионные группы поработали, уничтожая вражескую критическую инфраструктуру, и это резко уменьшило возможности врага финансировать боевые действия. И хотя формулировку «ограниченный пограничный конфликт» применяли повсеместно, по сути все военные признавали, что каждый такой «конфликт» был войной малой интенсивности и Россия одновременно вела несколько таких войн. Сейчас значительный отрезок южного направления как минимум на несколько лет удалось обезопасить, что военных не могло не радовать.

Двери ещё не успели распахнуться, как лёгкий шум, создаваемый генералитетом, стих, они напряглись и быстро вытянулись по стойке «смирно»: в зал быстрым шагом вошёл император. Николай Петрович Романов сразу же разместился во главе стола и руками показал, что можно садиться. Наследник престола, Владимир Николаевич, вошедший следом за императором, сел по правую руку от отца, напротив министра обороны – дяди императора, Константина Михайловича.

Совещание не затянулось – выслушав все доклады, император обязал подготовить предложения по итогу боевых действий для армии и промышленности и оценить возможность применения полученного опыта на других направлениях. Генералы покидали кабинет в хорошем настроении, но быстро – неизбежные промахи и ошибки в ходе локального пограничного конфликта император посчитал несущественными и неизбежными и пообещал наградить участников конфликта, но привыкшие реагировать на малейшее шевеление воздуха, генералы заметили, как закрывая совещание, Николай Петрович начал хмуриться, и никому не хотелось случайно попасть под ухудшившееся настроение императора.

Когда в большом, быстро опустевшем кабинете остались только император с сыном и дядей, Николай Петрович тяжело откинулся на офисном кресле и негромко проговорил: – Тяжко всё-таки далась победа. Тех же морпехов пришлось бросать с Дальнего Востока, чтобы горы прикрыть. Хорошо, японцы сейчас притихли, у них там сейчас внутренняя заварушка, режут друг друга в лучших самурайских традициях. В следующий раз можем и не удержать столько фронтов… Так что, Володь, готовь первую часть ритуала. Сроки сейчас для ритуала как раз подходящие, упустить нельзя, а то время упустим и уже ничего не получится. А по второй части – посмотрим, возникнет ли необходимость. Но если возникнет… Сам понимаешь.

Наследник согласно кивнул головой, тоже откровенно расстроившись.

По дороге из Москвы во Владимир.

Старший лейтенант Оста́шев уже имел опыт работы со «сложными» операциями, но впервые ему поручили «длинный проект». Он понимал, что от того, как он его выполнит, зависит вся его дальнейшая служба и поэтому со всей ответственностью планировал предстоящие действия. Накануне он провёл тщательную рекогносцировку, в очередной раз проехав до монастыря, но на этот раз с секундомером фиксируя время на выполнение операции. Ночью ему предстояло ехать на «механике», поэтому свой автомобиль он оставил на служебной стоянке и потренировался в совершении поездки на машине без навигатора и компьютерных систем.

Накладок не произошло. Ночью, оставив в кабинете включенными компьютер и свет, положив смартфон в зарядный блок и подключив его к имитатору деятельности, он на лифте спустился в гараж, завёл «механику», и не спеша вырулил на верх, проехав мимо своего личного автомобиля, сиротливо поблескивавшего стёклами на служебной парковке.

Поздней ночью на окраине Москвы он получил кроватку со спящим ребенком, аккуратно закрепил её на заднем сиденье и автомобиль медленно покатился на северо-восток. Ночная трасса была почти свободной, прохладный утренний воздух, врываясь в немного приоткрытое окно, поддерживал в бодром состоянии и приятно шевелил волосы. Прибыл во Владимир он даже немного раньше графика, и поэтому сделал пару кругов по городу, старательно объезжая улицы, где были установлены камеры. В принципе, это было излишне, так как его машина проходила по всем базам как «лояльный» автомобиль, не подлежащий остановкам или задержаниям, но привычка к осторожности, вбитая годами учёбы и службы, диктовала ему стандартные меры предосторожности и стандартный способ поведения, и отступать от него он не собирался. Наконец, подъехав к монастырю, Оста́шев аккуратно остановился на обочине, вышел из машины, достал с заднего сиденья кроватку, и, аккуратно неся её на руках, поставил возле входа в монастырь. Быстро вернувшись в автомобиль, он не спеша тронулся с места, и лишь повернув за угол и отъехав на пару сотен метров выдохнул: – Прости, Господи!

Паузу в пару часов он заполнил лёгким завтраком, немного подремал в машине и поехал вновь в сторону монастыря, но, не доезжая до него с полкилометра, остановился на обочине, около неприметного двухэтажного здания. Старший лейтенант увидел, как точно по графику к зданию подъехал затемнённый автобус, из которого вышло полтора десятка здоровых мужиков в камуфляже и берцах. Охранник приветливо распахнул перед ними входную дверь, и прибывшие, снимая на ходу сумки и рюкзаки, потянулись внутрь здания. В этом здании был оборудован пункт наблюдения за монастырём и для организации его работы в течение двух месяцев на территории монастыря и вокруг него устанавливали видеокамеры. Чтобы не вызывать подозрений, установка камер выполнялась одновременно с реконструкцией энергосетей и модернизацией системы пожаротушения, а то, что монтажники – сплошь молодые подтянутые парни: ну кому какое дело, такая у нас фирма серьёзная: электричество – а не хухры-мухры. Ещё на прошлой неделе специалисты проверили работоспособность всей аппаратуры комплекса, и операторам было необходимо просто занять рабочие места и приступить к наблюдению и записи «картинки». Оста́шев сам накануне проверил готовность и работу всего комплекса и остался удовлетворён тем, насколько плотно монастырь перекрывался камерами. Причём, особая зона, для наблюдения за которой всё и было организовано, просматривалась с разных ракурсов и с разных высот. Для сотрудников частного охранного предприятия, получившего контракт на ведение наблюдения, «легендой прикрытия» стала «информация» о якобы готовящемся ограблении монастыря. Удовлетворенный увиденным, Оста́шев вырулил на трассу и втопил педаль газа, – времени для доклада осталось не так много.

Через пару часов он шагал по дворцовому коридору Кремля в сопровождении двух гвардейцев. В приёмной никого из посетителей не было – выходной, и поэтому его сразу провели в кабинет. Император кивнул, приглашая подойти поближе, за руку поздоровался и жестом пригласил сесть. Выслушав доклад, император согласно кивнул: – Николай Аркадьевич, рапорт раз в полгода. В случае возникновения непредвиденной ситуации – немедленно звонок дежурному секретарю.

Император поднялся, Оста́шев тут же подскочил и вытянулся, пожав протянутую ему руку. Слегка поклонившись, он развернулся и вышел из кабинета.

Владимир. Монастырь.

Утро в монастыре начинается рано. Послушница, дежурившая минувшую ночь на въездных воротах, с рассветом успела оглядеть территорию около входа и убрать несколько листочков, упавших на асфальт с деревьев и открыть калитку, через которую скоро потянутся прихожане на воскресную службу, как её отвлёк негромкий рокот машины, остановившейся рядом с воротами. Она направилась к калитке и услышала шелест колёс и шум отъезжающего автомобиля.

Выглянув, она увидела детскую люльку-кроватку, стоящую неподалеку от входа …

– Ох ты, Господи… – выдохнув, послушница бережно взяла колыбельку, и, занеся её в сторожку, набрала номер игуменьи.

В монастыре жизнь спокойна и размеренна, отработана веками и строго подчинена необходимости соблюдения богослужебного круга. Появление ещё одного ребёнка, стало конечно, темой для обсуждения, но было не такой уж редкостью – монастырский приют хорошо знали в округе́, и пополнялся он детьми не редко. К тому времени, когда спящего ребёнка перенесли в здание приюта, там его уже ожидали. Игуменья Юлиана осторожно взяла на руки ребёнка, и так же осторожно уложила в кроватку, стоявшую в углу комнаты, подальше от сквозняков. Сестра Татьяна, ведавшая монастырской аптекой, и прибывший врач осмотрели ребенка.

– Вроде здоров. Физическое развитие хорошее. Истощения или каких-то физических отклонений не вижу, кости в порядке, покровы здоровые, дыхание ровное и чистое, – констатировал медик.

Переодев ребёнка, игуменья с помощницами с сожалением качали головами – в кроватке и одежде ребёнка записки с именем или датой рождения не было… Лишь небольшой крестик на тонком шнурке – ничего больше найти не удалось. Перевернув крестик, игуменья заметила гравировку – «13.12».

– Или родился, или крещён, скорее, крещён был, но запишем как дату рождения, точнее не разобраться. Что там у нас 13 декабря? – игуменья задумчиво прикрыла глаза и тут же открыла, немного встрепенувшись: – Так день Андрея Первозванного. Впиши ребёнка в книгу как Андрея Андреевича Первозванова. Господи, спаси и сохрани!

Татьяна, сидевшая около кроватки, тихо вздохнула: – И как от такого ангела можно отказаться? Волосики светлые, так и сияют, и лицо… – она всхлипнула.

– Не похоже, чтобы родители бедствовали: и кроватка новая и дорогая, и одежда у ребёнка – хлопок и лён, пошита качественно. На всё воля Божья, Татьяна. Ты, наверное, пока поселись здесь. За мальчонкой отдельный присмотр нужен, слишком маленький для приюта.

Москва. Дворец великого князя Константина Михайловича Романова.

Михаил Михайлович Романов частенько приезжал в выходные, – и один, и с семьёй, – к своему старшему брату Константину. Отец их приучил держаться вместе и оказывать поддержку друг другу, да и обсудить в тесном семейном кругу какие-то проблемы и обговорить совместные действия никогда лишним не было. Вот и сейчас, пока женщины возились в парке с внуками, они обсуждали дела империи и рода.

Михаил, по своей привычке, любил во время разговора расхаживать по кабинету, и, остановившись напротив кресла, в котором сидел Константин, спросил: – И как он перенёс?

– Ну, как-как? Хорошо такое не переносят. Собственный внук. Но император привык принимать тяжёлые решения, выбирая между плохим и очень плохим. Нас постоянно давят, и годовой конфликт на юге дался очень тяжело. Думаешь, мне легко офицеров и солдат тысячами посылать в бой, зная, что кто-то из них обязательно не вернётся? В прошлом году у нас, в моей зоне кураторства, княжич погиб, а два получили тяжёлые ранения. И я к их родителям ездил с извинениями и соболезнованиями. Думаешь, мне легко было? Ладно, это бесконечный разговор…

Константин Михайлович плеснул себе в бокал немного коньяку, покрутил бокал в руках, согревая, и залпом выпил. Поставив бокал на столик, он вернулся к разговору: – Давай лучше обсудим наше положение в связи с новыми условиями и открывающимися возможностями и постараемся просчитать варианты, чтобы это положение улучшить.