Усилитель. Трижды воскресший

Глава 1

Глава 1.

11 лет спустя

Кремль.

Воспитатель внука императора граф Азаров мог по праву гордиться своим воспитанником: не по годам развиты мозги и тело, в учёбе успешен и прилежен, военное дело изучает тщательно, манерам обучен, спокоен и рассудителен. В чём его, Азарова, заслуга, а где – проявились поколения благородных предков, он не знал. Вот и сейчас, когда его воспитанник впервые предстал перед ним в только что пошитой тёмно-зелёной форме Преображенского полка, он порадовался тому, насколько ладно на детской фигуре смотрелся мундир. Немного поправив шёлковую голубую ленту со знаком ордена Андрея Первозванного, граф спросил: – Готов Александр Владимирович?

– Готов – ответил цесаревич.

– Вопросы, сомнения, имеются?

– Ни вопросов, ни сомнений не имею.

Для ритуала, который предстоял внуку императора, было очень важно, чтобы его участники осознавали это действие как единственный выход из смертельно опасной ситуации и не сомневались в необходимости проведения: любые сомнения уменьшали вероятность благополучного исхода. Так что такой вопрос Азарова к Александру был не случаен. Заглянув в глаза воспитанника, и увидев в них решимость, граф произнёс: – Ну что, пошли к отцу?

Пара поворотов, короткая, залитая светом от высоких окон, анфилада, небольшой коридор – и вот они уже у кабинета наследника престола. Тот как будто ждал – вышел им навстречу, и, взглянув на сына, одобрительно кивнул и улыбнулся. Длинными переходами, минуя гвардейские караулы, чёткими, слаженными движениями открывавшими для них двери, они направились в сторону Александровского зала.

Владимир. Монастырь.

Когда много дел – день пролетает быстро. И каждый вечер я жалел, что очень много не успел сделать. Вот и на сегодня планы были большими. Вчера вечер я провёл в соборе – служба на Троицу всегда нравилась мне своей праздничной необычностью и особой одухотворённостью. А утром снова был в церкви, где постоял на заутрене. Потом сбегал в конюшню – хоть и выходной, но лошадям нужно было задать корм и воду, помыть их и расчесать, а потом и выгулять. А после завтрака я вышел из задней калитки монастыря и припустил под горку к часовне, около которой жил отец Игнатий, – он проводил службы в монастыре, а со мной занимался изучением церковнославянского и древнегреческого, а два года назад начал преподавать ещё и латынь. Занятия проходили легко, отец Игнатий обещал, что осенью он найдёт мне преподавателя фарси или арабского. Два часа занятий пролетели незаметно, и я помчался в монастырь, где обещал помочь в трапезной.

Владимир. Пункт контроля частного охранного предприятия.

Павел в последний раз с грустью взглянул на своё рабочее место и начал отключать видеокамеры – эту миссию поручили ему: вчера, приехав на своей машине, он заранее не спеша загрузил в неё личные вещи, а другие сотрудники сейчас упаковывали свои шмотки в картонные ящики, чтобы вывезти на служебном автобусе, который их и заберёт. Павел, если смена с дежурства выпадала на выходной, всегда использовал своё авто – его матушка очень любила этот монастырь, утром она приезжала на литургию автобусом, а он, сдав дежурство, к ней присоединялся, и после обеда отвозил домой.

Камеры гасли одна за другой: вот прекратилась трансляция с монастырской площади; нажатие на кнопку – и, моргнув, исчезла картинка с подступами к монастырю от реки. Последними камерами, продолжавшими работу, оставалась трансляция из собора, где сейчас шла служба. Лёгкий удар по клавише, и гаснет последний экран. Собственно, уже с раннего утра запись с камер не велась: следак, курировавший дело, по ранним пустым дорогам прискакал и забрал накопители из серверов и компьютеров. Остальное оборудование его не интересовало, и его демонтажом займутся сотрудники ЧОПа – в хозяйстве всё сгодится.

Павел не был старожилом фирмы, но за три последних года, проведённых «оперативным дежурным», привык к работе, свыкся с её спокойным ритмом. Он ещё раз мысленно поблагодарил военкома, которым тогда, три года назад, помог ему с трудоустройством: завершив службу по призыву, в том числе отвоевав почти год в локальном конфликте, он вернулся во Владимир. Военком оценил его орден Мужества и боевые медали и направил с рекомендациями устраиваться в полицию. Но там не получилось – подполковник в отделе кадров сочувственно кивал головой, но говорил: – Надо ждать!

Когда к Павлу, после очередного выступления перед школьниками, военком подошёл поздороваться, то поинтересовался, как у него с устройством в полицию. Павел обрисовал ситуацию, на что военком неожиданно выругался: – Вот же сука кабинетная! Бабки он с тебя стрясти хочет, взятку просит. Он говорит: «Надо же дать». На лапу он хочет. Ладно, завтра подходи, там две вакансии нарисовались, реальные.

Так Павел и получил направление в ЧОП, куда его приняли без проблем. А ещё Павел был благодарен военкому за то, что тот настойчиво советовал ему получить образование: – Пойми, Пал Палыч, – говорил он, – всю жизнь вахтёром не просидишь, и с дубинкой не пробегаешь. Задатки у тебя в наличии, а сейчас, при работе оператором охранной системы, и время есть – учись.

Так что отучившись как раз три года, в активе у Павла Павловича Подчередниченко был диплом о высшем юридическом образовании. И в полицию его согласились взять, пока сержантом. Павел бы и ещё годик поработал «на пульте», но неделю назад следаки сообщили, что банду, столько лет готовившую ограбление ризницы монастыря, переловили на Урале, когда они попытались напасть на старателей. В связи с этим наблюдение с монастыря снималось, ЧОП своих сотрудников разбрасывал на другие объекты и Павел решил, что настал момент для того, чтобы попытаться изменить свою жизнь.

– А не понравится, в ЧОП вернусь: – подумал Павел, вырубая последние компьютеры.

Кремль.

Князь Фома Мекензи поджидал у входа в Большой Кремлёвский дворец своего однокашника Григория Голицына, недавно ставшим главой рода вместо умершего отца. С Голицыным они одним бортом прилетели в Москву. Летели-то вместе, но в Москве у каждого было своё имение, и по утренним дорогам Фома Дмитриевич добрался до Кремля быстрее.

Неожиданную причину сбора знати они уже обсудили подробно – как только получили из Кремля приглашения на провозглашение одиннадцатилетнего внука императора вторым в очереди на наследование престола. Вначале обсуждали вдвоём, так как давно доверяли друг другу и могли обо всём говорить откровенно, да и родственные отношения и совместные проекты плотно спаяли бывших однокашников.

А вот с другими участниками предстоявшего действа обсуждать повод, заставивший императора проводить ритуал, когда внуку нет и двенадцати лет, посчитали излишним и легкомысленным: за неосторожную формулировку можно было и вопросов от имперской службы безопасности дождаться. Но возникшая у Голицына идея сделать для юного наследника коллективный подарок от крымчан требовала публичного обсуждения, так тут какие вопросы могут быть: знать решала, как лучше угодить Романовым. Дождавшись Максуда Герея, и по-восточному обычаю, поздоровавшись с ним двумя руками, князья не спеша пошли в Александровский зал, куда на ритуал собиралась элита страны, ступая по натёртому до блеска паркету и мягким ковровым дорожкам.

Вообще, заме́р силы был обыденной процедурой: магическая сила проявлялась примерно в четырнадцать-пятнадцать лет, всегда ожидаемо, но каждый раз неожиданно, и после «прорыва» измерение силы периодически проводили, чтобы юноши и девушки могли тренироваться, сообразуясь с полученными результатами, и исходя из этого развивали предпочтительную стихию и подтягивали сопутствующие. Потом уровень магической силы отслеживали для корректировки программы тренировок, а у взрослых – при аттестациях и назначении на новые должности.

Но вот провозглашение наследником и клятва в таком юном возрасте… Случаи досрочной инициации бывали, но происходили очень редко, и почти никогда ранее достижения ребёнком тринадцатилетнего возраста.

Как правило, при естественной инициации уровень силы у простолюдинов был в начале первого уровня, редко выходя за пределы двадцати пунктов, или процентов, и подрастал ежегодно, при условии постоянных тренировок, на пару пунктов, редко достигая трёх пунктов. Причём, в первое время после «выброса» сила нарастала быстро – иногда за месяц юноша или девушка могли прибавить до пяти, а то и более единиц. Потом скорость прибавления силы уменьшалась, и рост вообще мог прекратиться, и более-менее гарантированно наращивать магическую силу можно было только постоянными тренировками – как выполнением физических упражнений, так и путём развития «обычной» силы и повышением интеллекта. Большинство «молодых дворян» инициировалось в середине первого уровня или немногим больше, ежегодный прирост у них был существенно больше, чем у простолюдинов, к тому же дворянство стремилось ежедневными кропотливыми тренировками и «секретными родовыми техниками» ускорить естественный рост магической силы. Дворяне во втором-третьем поколении могли рассчитывать на получение магической силы далеко за восемьдесят процентов первого уровня, а то и ещё больше, на грани перехода на второй уровень. Потомки древних родов – «старая знать» – получали несравнимо больше силы, чем простолюдины и «молодое дворянство», а у цесаревича можно было рассчитывать, что она окажется даже не в начале второго уровня, а ближе к его середине: как у его отца при инициации, но с небольшой прибавкой. Но этого можно ожидать в возрасте четырнадцати – пятнадцати лет, когда произойдёт естественный выброс силы, являвшийся «первым скачком» в её развитии, а вот при искусственной досрочной инициации ситуация могла сложиться по-разному.

Провозглашение наследником рода, а тем более – наследником императора, до естественной инициации считалось нежелательным – даже если магическая инициация и произойдёт, сила может оказаться слабоватой, и «просядет», посчитав носителя ещё не готовым к такой большой ответственности и затормозив дальнейшее развитие. Да, иногда, вызвав искусственную инициацию, можно было сорвать куш, когда магическая сила испытуемого из простых дворян сразу скакала за середину первого уровня или даже выше и в этом случае подчинённые, в силу особой ситуации, получали прирост собственной силы на десятую, а то и пятую часть – громадный прыжок для любого, обладающего магической силой. Но такие случаи были редки, гораздо чаще – сила «признавала» испытуемого незрелым и в результате досрочной искусственной инициации сила оказывалась «на донышке», надолго замирая на этой отметке. А ровесники между тем, естественно инициируясь, далеко уходили в отрыв по уровню магической силы от опрометчиво переоценившего свои возможности юноши или девушки. Естественно, причина, которая толкала на досрочную инициацию, всегда была чрезвычайной: если роду в ходе войны родов могло грозить уничтожение, то досрочная инициация могла прибавить сил всем в роду, а если в роду не оставалось мужчин для руководства и защиты, то и тут досрочная инициация даже в качестве «рядового бойца» была естественным выходом. Но в «обычных» условиях мало кто решался рисковать, предпочитая полагаться на естественное развитие ребёнка. Особенно с учётом того, что знаний о магической силе было всё ещё очень мало, рода в своих действиях полагались на противоречивые рекомендации учёных, предположения и догадки. И одним из обязательных условий успеха досрочной инициации считалась как раз уверенность инициируемого и его ближайших родичей в том, что другого выхода у них нет.

Наиболее информированные из присутствующей знати понимали, что такая чрезвычайная ситуация как раз и сложилась у Романовых, и решение о столь ранней инициации Александра Владимировича было во многом вынужденным: в западной зоне локального пограничного конфликта ситуация резко обострилась и складывалась не в пользу русских войск. Противники России, вроде бы не сговариваясь, практически синхронно вели подготовку к развертыванию войск и подтягивали тылы, а спорадические перестрелки, возникавшие ранее, превратились в многодневные бои, перераставшие в небольшие военные операции и грозившие стать полномасштабными военными действиями. Особенно сложной ситуация была на юго-западе, где массово применялась авиация и шёл интенсивный обмен ракетными ударами. Бросить все силы на это направление, чтобы погасить опасный локальный конфликт, Романовы тоже не могли – для этого нужно было перемещать значительные контингенты с других направлений, и как только наши войска ослабляли на каком-то участке границы давление на врагов, те начинали быстро наращивать огонь и старались продвинуться на нашу территорию. Казалось бы, каждый локальный конфликт с Россией вела отдельная страна, а то и просто конгломерат из разрозненных банд и «добровольцев», действовавших на территории ныне распавшихся государств, и каждая такая мини-война не зависела от других «ограниченных пограничных конфликтов», но скоординированность в действиях врагов заставляла быть предельно осторожными. Тяжело, когда стая шавок цепляется к медведю, раздёргивая его силы и не даёт передушить их поодиночке. В такой ситуации, помимо создания резервов, наращивания войск и вооружений, ещё одной «гирькой» на чашу весов противоборствующих армий можно было бросить увеличение магической силы сражающихся солдат и офицеров, которое они получат в случае, если инициация юного Романова пройдёт успешно. Тогда многие горячие головы вынуждены будут поостыть, так как столкнутся с армией, быстро набирающей магическую силу.

Зал был, как и всегда великолепен, и блиставшая знать терялась на его фоне – князья и генералы, губернаторы и сенаторы, духовенство и министры, думские деятели, многие с жёнами: а Романовы собрали весь цвет империи – лишь подчёркивали роскошь кремлёвского дворца и уровень мероприятия. Единственным отличием зала от его традиционного убранства была невысокая тумба, стоявшая на ковровой дорожке, расстеленной от трона к центру зала. На тумбу была уложена плоская металлическая плита, блестевшая тусклым матовым цветом. Провода, тянувшиеся от плиты к круглому прибору-измерителю, были дублирующей системой, дававшей точное цифровое значение уровня силы. Именно на этой плите молодой внук императора будет проходить инициацию, и полученный уровень силы станет для него и для всех Романовых приговором. Или поводом для гордости.

Владимир. Монастырь.

После литургии отец Игнатий обратился к пастве: – Сегодня, в День Святой Троицы мы особо просим у Господа спасения всех молящихся и об упокоении душ всех усопших. В этот день принято приглашать родных и близких, готовить праздничные лёгкие угощения. Я прошу вас молитвой и делом поддержать родственников православных, которые страдают за православие и вознести также свои молитвы за наше воинство. Продолжаются ограниченные пограничные конфликты, ОПК, и наши воины противостоят нашествию двунадесяти язы́ков, защищая рубежи Отечества и нашу православную веру. Там, где врагам удаётся продвинуться на Русскую землю, попирается православная вера, уничтожаются святыни, людей склоняют к переходу в католичество или впадению в ереси. Молитесь за наших солдат, пусть Бог сохранит их жизни, а офицеров наградит силой. Если у вас кто-то служит в зоне ограниченного пограничного конфликта – поддержите его. Если есть знакомые и друзья, у кого дети служат на границах Отечества – окажите им поддержку словом и делом. Помолитесь за тех, кто погиб и пусть их души упокоятся в мире. Воспитывайте детей в любви к России, верности императору, готовности встать на защиту отчих могил и родительского крова. Обращайтесь к Царю Небесному и Пресвятой Богородице – заступнице земли Русской, чтобы она покровом своим укрыла нашу землю, к покровителям русского воинства – святым Борису и Глебу. И они не оставят вас в ваших молитвах. Господи, храни наших воинов и даруй жизнь вечную в царствии небесном всем солдатам и офицерам, отдавшим свои жизни!

Отец Игнатий умел говорить просто и проникновенно. Я вот вырасту, а мне совсем немного осталось, чтобы стать взрослым, – тоже буду солдатом. Конюх дядя Толя меня джигитовке обучил, я и с саблей могу, и по стрельбе из лука призы беру на соревнованиях. Автомат вот только пока для меня слишком тяжелый. Монастырский кузнец дядя Виктор обещал мне саблю новую выковать, так как старая стала слишком маленькой для тренировок. Жаль, автомат нельзя выковать, дядя Толя говорит, что на ковку автомата лицензия нужна. «Лицензия» – негромко прошептал я незнакомое слово, покатав его во рту.

Распорядок в детском приюте в монастыре был не сложным: утром в школу, после обеда – занятия спортом и работа на подсобных хозяйствах и в помощь насельникам монастыря. Вечером – домашка и компьютеры. Начались летние каникулы, но и без школьных занятий ежедневный график был насыщенным: походы к отцу Игнатию, где я ежедневно два или три часа занимался языками, плюс ещё пара часов на языки школьной программы, помощь в работах в монастыре, выходы за травами на берег Нерли или даже в лес за Клязьму, и самостоятельное изучение языков вечером. Обязательными нужными делами было посещение конюшни дяди Толи и кузницы дяди Виктора. Они, хотя и работали на монастырь, жили за его пределами, на отшибе, ближе к берегу Нерли, и попасть к ним можно было, выскочив из монастыря через «нижнюю» калитку. Кони быстро привыкли к моим появлениям и встречали меня приветственным ржанием и похрапыванием, а я почти каждый день захватывал для них в монастырской трапезной кусочки сахара или хлеба. Поработав в конюшне, я ещё с час, под контролем и с советами дяди Толи, один или с другими пацанами занимался джигитовкой и шёл к расположенной рядом кузнице и там или старался помочь, поднося инструмент и подсыпая уголь в огонь, или брал лук и стрелял в мишени, установленные около кузни.

Нравилось мне и просто сидеть на скамейке рядом с горном и смотреть, как дядя Виктор работает. Особенно завораживало то, как нагреваясь, кусок металла окрашивается в ярко-огненные цвета.

– Смотри, вот, чуть-чуть ещё. Вот момент – цвет дошёл. Пора доставать, – и дядя Витя ловко выхватывал клещами раскалённую полосу металла и начинал ковку. Мне казалось, что его помощники из приютских, махавшие кувалдами, видели, насколько металл готов. Во всяком случае, головами кивали дружно. Для меня же этот «момент», когда железо «готово» к ковке, был непонятен – вот две секунды назад было «рано», а сейчас – «пора». Каких-то изменений цвета я не различал. Но был уверен, что дядя Витя видит тот момент, когда «пора». А как мне понять, что «пора» я пока не знал – кусок разогретого металла – не суп в монастырской столовой. На язык его не попробуешь.

Ещё больше дел у меня стало, когда у живущей при конюшне овчарки Красавки появились щенки: кормление «мелких» и игры с ними стали обязательным пунктом ежедневного расписания всех детей приюта. Вот и сегодня после учёбы у Игнатия я вернулся в монастырь, взял еды для Красавки и щенков и побежал к калитке.

Кремль.

Легкий шум, создаваемый знатью в Александровском зале, стих, когда из динамиков раздался голос: – Его императорское величество Николай Петрович Романов, его императорское высочество наследник престола Владимир Николаевич Романов, его императорское высочество цесаревич Александр Владимирович Романов, его святейшество, патриарх Всея Руси отец Филарет.

Знать замерла, переваривая впервые публично произнесённую формулировку «цесаревич» в отношении не сына императора, а его внука: обычно в титулатуре Владимира Николаевича «наследник престола» и «цесаревич» перечислялись подряд и считались синонимами…

Одновременно широко распахнулись двери, и императорская процессия зашагала к трону. В этот раз по центру шёл не император. Между ним и наследником, расправив плечи и выпрямив спину, вышагивал одиннадцатилетний внук императора – Александр, в тёмно-зелёном мундире Преображенского полка и перекинутой через плечо голубой ленте с прикреплённой к ней знаком ордена Андрея Первозванного. Замыкал процессию патриарх. Все замерли, понимая, как много император с наследником поставили на ритуал.

Пройдя к трону, процессия развернулась к собравшимся.

Император вышел вперёд. Выверенными движениями, чётко маршируя, к нему подошёл гвардеец кремлёвского полка, нёсший на руках красную, с золотой рамкой и тиснёным золотом двуглавым орлом, папку. Император её забрал, раскрыл и уверенным и размеренным голосом начал зачитывать манифест о назначении вторым наследником в праве престолонаследования внука – цесаревича Александра Владимировича.

– Этот манифест, ради достоверной известности, хранить в Московском Большом Успенском Соборе и в трех высших правительственных местах империи: в кафедральном соборном храме Христа Спасителя, Конституционном Совете и Правительствующем Сенате, – закончив читать, император захлопнул папку, вернул её гвардейцу и встал на своё место.

Следом вперёд вышел сын императора цесаревич Владимир и произнёс: – Я провозглашаю своим наследником сына Александра. В день, когда Царь Царствующих, воззовет Нас в вечность, правительство, армия, князья, духовенство, дворянство и простолюдины немедленно принесут верноподданническую преданность свою назначенному наследственному императору.

Патриарх Филарет подошёл к Александру, перекрестил его, и обмакнув тонкую кисточку во флакончик с елеем, нарисовал на лбу крест: – Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Благословляю тебя, сын мой. Храни тебя Господь.

Цесаревич сделал несколько шагов вперёд, и, не доходя до тумбы, остановился. Один из гвардейцев, участвующих в ритуале, подал папку, цесаревич её развернул и зачитал короткий текст клятвы: – Я, цесаревич Александр Владимирович Романов, вступая в права второго наследника на престол Российской империи, осознаю возлагающуюся на меня ответственность и клянусь соблюдать законы России, хранить верность императору, заботиться о подданных Российской империи. Пусть моя сила станет частью вашей силы.

Эхо звонкого мальчишеского голоса ещё отражалось от колонн и высоких потолков дворца, когда цесаревич, отдав папку с клятвой, уверенно прошёл до тумбы и положил левую руку на блестевшую тусклым металлом пластину. Почти сразу же, над плитой, чуть выше уровня роста цесаревича, вспыхнула немного искривлённая яркая полоса красного цвета.

Император, наследник, да и все присутствующие облегчённо выдохнули: сила «признала» законность инициации юного цесаревича и даже если он получит начальный уровень магической силы, это не так важно – сила будет расти и к четырнадцати-пятнадцати годам, когда у остальных его ровесников будет происходить естественная инициация, цесаревич сможет подняться минимум до конца первого уровня, а то и дальше: уж что-то, а постоянные тренировки для него организуют.

Александр продолжал держать руку на пластине. И горевшая над ним красная дуга всё разгоралась, немного колыхаясь и переливаясь цветами от огненно-красного до бордового. Знать, собравшаяся в Александровском зале, подалась вперёд, напряженно вытягивая шеи, а задние ряды даже незаметно привставали на пальцы – по яркому свечению было понятно, что у цесаревича показатели уже превысили середину первого уровня, и это многократно оправдывало риск и гарантировало неплохой прирост силы для всех одарённых империи.

Цесаревич не убирал руку с плиты, плотно прижимая её к шершавой поверхности. Красная полоса над ним всё разгоралась, от напряжения на лбу ребёнка выступил пот и немного подрагивало веко, во рту чувствовался привкус крови.… Не отрывая от плиты левой руки, правой цесаревич схватился за один из позолоченных набалдашников, смонтированных по углам тумбы, и казалось, что ещё сильнее стал давить на пластину. Красная полоса сияла и переливалась, в ней стали возникать небольшие проблески и сполохи красно-оранжевого и жёлто-оранжевого цветов, которые постепенно оседали и сформировались в тонкую, неожиданно ярко вспыхнувшую полоску – уже оранжевого цвета. Цесаревич продолжал прижимать ладонь, стиснув зубы и завороженно, как и все присутствующие, глядя на переливающиеся и бурлящие как в жерле вулкана, красные и оранжевые тона: яркая красная дуга горела буквально в метре от него, чуть выше роста цесаревича и он с замиранием, подняв голову, со стиснутыми зубами и напряжёнными скулами смотрел на игру цветов. За́мер и зал – редко кто при искусственной инициации оказывался дальше середины первого уровня, а уж второй уровень – это вообще – запредельная для ребёнка такого возраста сила, которой никто не ожидал. Император с наследником, сохраняя каменные маски на лицах, косили глазами друг на друга, но ни повернуть головы, ни шепнуть пары слов не могли: как только над цесаревичем зажглась красная полоса, десяток видеокамер начал транслировать происходящее в Александровском зале на ведущие телеканалы страны и во всемирную паутину; редакторы телеканалов в спешке прерывали сетки вещания, а дикторы взахлёб зачитывали экстренное сообщение кремлёвской пресс-службы о происходящем в Александровском зале. Оказавшиеся фоном для цесаревича, император и его сын не могли ни расслабиться, ни повернуться.

Цесаревич продолжал стоять, плотно стиснув губы, побелевшие от напряжения, и слева, на губе, появилась капелька крови, которая, медленно увеличиваясь, тяжело покатилась по подбородку и упала на грудь цесаревича, быстро впитавшись в синее сукно мундира.

Оранжевая полоса между тем становилась всё шире, почти сравнявшись с располагавшейся выше красной, её цвет становился всё насыщеннее и ярче; и под ней, неуверенно мигая и то усиливаясь, то бледнея, вспыхивали звёздочки и блики жёлтого цвета. Собравшиеся в зале замерли: неужели ребёнку в одиннадцать лет хватит силы, чтобы перейти на третий уровень? Ещё с минуту продолжалась игра красок и переливы, потом блики красного и оранжевого стабилизировались, проблески жёлтого цвета стали исчезать, а красная и оранжевая полосы засияли ярче.

Александр ещё немного подождал, потом оторвал руку от плиты, и красно-оранжевые полосы над ним тут же стали блёкнуть. Цесаревич развернулся и бодрым шагом направился на своё место. Когда он вернулся к деду и отцу, те пожали его руку и негромко поздравили. Сдержанно и вежливо, как будто другого результата они и не ожидали и у них каждый день при инициации дети пачками выходят на конец второго уровня.

Пресса покинула зал, и как только дверь за журналистами закрылась, отец сграбастал сына в охапку, похлопал по спине и взволнованно прохрипел: – Охренеть!

Тут же Александра обнял император, с чувством добавив: – Вот что значит труд и кровь! Малой-то посильнее будет, чем мы в его годы! Я на третий уровень в тридцать лет перешёл, и только недавно на пятый. А большинство князей четвёртого уровня только к старости достигают…

Владимир. Монастырь.

Я выбежал через калитку и за пару минут преодолел половину расстояния до конюшни. Бежать под горку было легко, тёплый ветерок растрепал волосы, от яркого солнца приходилось щуриться.

– Красавка, Красавка, – позвал я овчарку и щенков. И вдруг… я не смог вдохнуть воздух. Приоткрыв рот на вдохе, я начал падать. Глаза распахнулись, слезы брызнули из глаз, солнце полоснуло по зрачкам, рассыпавшись по ресницам и слезинкам яркой радугой. Я упал на траву рядом с тропинкой…

и умер…