Усилитель. Трижды воскресший

Глава 9

Владимир. Монастырь.

Уже на следующий день после нашего прилёта из Бурятии несколько насельниц монастыря с помощниками из приюта пошли за травами – лето заканчивалось, и нужно было до дождей и морозов заготовить всё необходимое на зиму. Я тоже увязался, так как хотелось погулять, да и в травах я хорошо разбирался, для мальчика, во всяком случае. Я выбрал момент, когда поблизости никого не оказалось, и задал сестре Татьяне вопрос о книге, подаренной бурятским князем.

– Ты заметил, что передавая книгу, князь сказал, что просит её принять. Подарком он её не назвал? – спросила меня Татьяна.

Я отрицательно покачал головой: на такие тонкости в речи князя я внимания не обратил, да и слишком был взволнован всем происходившим на празднике и последующими подарками, которые князь дарил уже мне.

– Дело в том, что эта книга принадлежала моей семье. Она старинная, очень древняя, редкая и передавалась из поколения в поколение. В ней есть пометки рукой моей прабабушки, бабушки и мамы. А в конце целые страницы вшиты с их записями. Я училась, в том числе и по этой книге. Я была уверена, что книга, как и вся семейная библиотека, сгорела, когда в нашем доме случился пожар и все мои близкие погибли. Видимо незадолго до пожара мама кому-то дала её почитать, и книга уцелела, а люди князя смогли её разыскать. Не представляю, сколько усилий нужно было потратить на поиски! И я искренне признательна князю: у меня почти ничего не осталось из вещей, которые напоминали бы мне о моей семье; всё сгорело.

***

Вечером того же дня, после того, как мы с мальчишками помогали дяде Толе разводить коней по стойлам, чистить их и расчёсывать, насыпать в кормушки еды и наливать воды, я решил задать ему вопросы о его происхождении.

– Мой род – Губкины, боковая ветвь Шуйских. Долгое время Шуйские были одним из наиболее влиятельных княжеских родов России, а порой – и самым влиятельным, и не просто претендовали на царскую власть, а Василий Шуйский, в середине прошлого тысячелетия, с 1606 по 1610 годы даже был русским царём. Но такие попытки овладеть верховной властью, противоборство с другими крупными родами и группировками, активное участие в дворцовых интригах, всегда приводят к открытой или скрытой враждебности с другими кланами и, как следствие, большим потерям в людях. А когда на трон взошли – тем более: когда ты при власти, против тебя объединяются все, кто чем-то недоволен, в стремлении скинуть правящий род. На время они забывают о разборках между собой, и выстоять против такого объединённого наката очень тяжело. В политике всегда так. Потом, если противники действующей власти побеждают, они начинают грызться уже между собой и обычно те, кто больше всех приложил руку к свержению правившей династии, следующими идут на заклание: в ходе борьбы они же понесли гораздо большие потери чем те, кто сидел в сторонке и тихонько потявкивал на власть. Не зря говорят: революция всегда пожирает собственных детей. Так и Шуйские: вначале несли потери в войне за трон, потом отбивались от наката со стороны противников. И постепенно род угас, не оставив потомков. Некоторые из Шуйских ещё до этих событий семьями выезжали в Польшу и вот там Шуйские, утратив княжеское достоинство, уцелели. А когда в Польше совсем уж нагло стали ограничивать православие, многие русские стали возвращаться. Так вернулись и мои предки, – вот в принципе, если коротко о моём происхождении.

– Дядя Толя, а почему ты в монастыре? Ты же был офицером, когда сражался в пограничном конфликте? У тебя же раны оттуда? – вновь задал вопрос я.

– Да, оттуда. И, во-первых, спасибо, что подлечил меня. Не только на сеансах у отца Игнатия. Я же чувствую, как ты иногда мне колено править начинаешь.

– Я только с благословения отца Игнатия или матушки Юлианы. Сам бы я не посмел.

– А со службой у меня не сложилось. Роту, которой я командовал, отправили в бой без разведки и поддержки, я пытался возражать, но приказ есть приказ, командование дало прямое распоряжение, да ещё и намекнув, что я, якобы, трус. В результате неподготовленной атаки мы попали под фланговый огонь и налёт вражеских беспилотников, много моих солдат погибло, а я сгоряча высказал руководству всё, что думаю, ну, и конкретно одного, самого крикливого полковника покритиковал, что его в госпиталь отправили. Ну, какая после этого служба – от трибунала меня спасло только общее ходатайство суда офицерской чести. Но служить, конечно, не оставили, да если бы и оставляли, сил и нервов у меня не было уже. На фоне такой ситуации отношения с родом, и до этого не очень блестящие, испортились окончательно, и я из него вышел. Вот так я и оказался здесь. И сейчас мне порой мои солдаты снятся, особенно, кого не уберёг. Так и стоят молчаливо шеренгами.

***

И опять, как и месяц назад, монастырь готовился встречать знатных гостей. В кабинете игуменьи кипело обсуждение предложения, поступившего от князя Дархана Окинова и купца Алексея Пе́рлова: они просили передать Андрея Первозванова из приюта в опекунство в семью младшего сына купца.

В монастыре благожелательно относились к возможности передачи воспитанников из приюта, пусть и в приёмную, но всё-таки семью, и охотно давали согласие на усыновление, удочерение или на передачу в опекунство – да и дети всегда были рады обрести семью. Но в данном случае, как это часто и бывало, все проблемы крылись в деталях: смогут ли новые опекуны обеспечить не только школьное образование, но и дополнительное изучение языков и физические тренировки Андрея? Ребёнок развивался настолько стремительно, что база, имевшаяся в монастырском приюте, уже не могла соответствовать его прогрессу. Но есть ли необходимые ресурсы у потенциальных опекунов? Беспокоило и возможное увеличение числа тех, кто посвящён в тайну медицинских умений Андрея – за высокими стенами монастыря и человека спрятать и сохранить секреты было проще, чем в миру́. Проверено сотнями лет практики: не зря низложенные царицы, неугодные боярыни и смутьяны из числа знати, и много ещё кто традиционно рассылались по дальним монастырям. Вопросы, возникавшие в ходе обсуждения, сестра Татьяна вносила в список, чтобы ничего не забыть и по каждому пункту отдельно проговаривались наиболее важные моменты. После того, как, казалось, всё обсудили, пригласили Андрея.

***

За последнее время я привык, что чуть ли не каждую неделю тётя Таня вела меня к игуменье или отцу Игнатию и там решались какие-то важные вопросы. Однако в этот раз меня с порога огорошили известием, что семья Геннадия Алексеевича Пе́рлова, младшего сына уже известного мне купца, хочет взять меня под опеку.

Игуменья Юлиана рассказала, что идея – как лучше устроить мою судьбу – исходила от бурятского князя Окинова, который обсуждал его со старшим Перловым. Они считают, что такой вариант наиболее для меня подходит, так как семья младшего из Перловых живёт во Владимире, и я смогу в выходные посещать монастырь и встречаться с приютскими ребятами. К тому же, в его семье четверо детей и мы будем учиться в одном лицее, и так мне проще будет адаптироваться. Есть у них и условия для занятий спортом. Матушка Юлиана долго и подробно рассказывала мне о том, как будет организована моя жизнь, если я перееду в купеческий особняк из приюта. Я кивал, хотя понятия не имел о том, как это вообще – жить не в приютском общежитии: мне по-другому не приходилось. Ну, на выездных соревнованиях в гостинице – это понятно; но, по сути – это такое же общежитие, как и в приюте. Поездки на фестивали реконструкторов – та же общая комната, но только в виде палатки. Месяц во дворце князя Окинова – ну, так он князь, вот и живёт во дворце, у него и не должно быть, как у простолюдинов, а мне комната в его дворце напоминала гостиницу – я-то там был временно, на время лечения. Вопросы роились в моей голове: а едят они вместе? А уроки делают? А комнаты – у каждого своя, или тоже по несколько человек в одной комнате живут?

Видимо, задумчивость была написана на моём лице, и матушка Юлиана сказала: – Да ты спрашивай, не стесняйся. Что мы знаем, – расскажем. А если ответов у нас нет, то завтра, когда гости приедут, мы у них поинтересуемся, всё расспросим.

– А они хорошие? – задал я главный вопрос, который меня мучал больше всего.

– Если они тебе не понравятся, ты нам скажешь, и никуда не поедешь. Если ты согласишься поехать и пожив там, передумаешь, то вернёшься назад – игуменья говорила, глядя мне в глаза; – что бы ни случилось в твоей жизни, в каком бы возрасте это ни было, ты всегда должен помнить, что у тебя есть дом, твой дом. Где тебе рады всегда, куда ты можешь приехать в любое время и всегда тебя примут – это наш монастырь.

***

Приехавших гостей представлять было не нужно – все хорошо были знакомы по прошлому посещению, а младший сын купца – Геннадий Перлов и его жена Оксана с игуменьей тоже пересекались, так как, живя во Владимире, за предыдущие годы многократно бывали в монастыре.

В этот раз с князем Окиновым прилетел не только его сын Галсан, но и Мушен. Как и просил князь, они вначале с игуменьей и отцом Игнатием прошли на приватную беседу, а для остальных гостей в это время устроили чаепитие и небольшую экскурсию по монастырю. Но перед тем, как уйти с игуменьей и отцом Игнатием, князь Окинов подошёл к группе встречающих, приветливо кивнул и поздоровался с сестрой Татьяной, пожал руку Анатолию Дмитриевичу, потом присел перед Андреем, и, потрепав его по голове, тихо сказал: – Всё будет хорошо!

Заняв место в одном из кресел в кабинете игуменьи, князь поднял глаза на собеседников: – Не надеялся, что всего за один месяц беда, пришедшая в мой дом, исчезнет. Для всего рода и всех близких болезнь нашей Звёздочки была предметом постоянной печали и её благополучное излечение иначе как чудом назвать нельзя. Перед отлётом я встречался с нашими пастырями и сообщил им, что принял обет и на средства моего рода в Бурятии будет воздвигнут храм. Сейчас епархия определяет, какому святому его посвятить и где строить. Для вашего монастыря, досточтимая матушка, я бы хотел сделать вклад.

Князь достал из кармана пиджака небольшой конверт, и положил его на стол: – Душа радуется, видя, как благоустроен ваш монастырь, и буду горд, что наш род поучаствует в этом богоугодном деле.

Матушка Юлиана согласно кивнула: – Помогай Господь.

Ещё с полчаса порасспрашивав князя о проходившем лечении и нынешнем самочувствии Мушен, они присоединились к прогулке, а затем все вместе прошли в комнату для совещаний.

***

Приезд в монастырь Мушен меня порадовал – за месяц пребывания в Бурятии, не смотря на разницу в возрасте, я успел сдружиться с нею. Она сразу же налетела на меня с вопросами: продолжаю ли я заниматься бурятским языком, насколько сильный акцент у меня сейчас и не становится ли он сильнее без практики, что нового я выучил? Попытки Галсана урезонить её любопытство успехом не увенчались: она сыпала бурятскими поговорками, рассказывала фрагменты из сказок и читала коротенькие стихи. Пока мы гуляли по монастырю, я зеленым зрением посмотрел её, и с радостью отметил, что в её голове нет ничего, что бы напоминало о существовании в прошлом серого пятна: от него не осталось и следа.

На прогулке я старательно присматривался к возможным опекунам – и Геннадий Алексеевич и его жена Оксана Евгеньевна производили впечатление спокойных, уравновешенных и уверенных в себе людей. Было видно, что они искренне привязаны друг к другу – ходили они вместе, часто негромко переговаривались или перешёптывались, и улыбались при общении. Дядя Гена по возрасту и росту был примерно как дядя Толя, но вот телосложение имел более крупное – этим он, скорее всего, пошёл в своего отца, который тоже худобой не отличался. Под стать ему была и Оксана,– немного полноватая, хотя, скорее, дородная, с коротким вздёрнутым носиком на почти круглом лице, с длинной косой, свёрнутой и уложенной под платок. У нас в приюте была девочка, Маринка, которая имела похожую внешность – отличалась она незлобивым характером, была хохотушкой, любила компании и всегда готова была подключиться, если у кого-то возникали проблемы. Не факт, что у Оксаны такой же хороший характер, но похожесть с добродушной Маринкой настраивала меня на то, чтобы согласиться жить в их семье.

Это сейчас, став почти взрослым, я раздумывал, соглашаться ли на переход в семью. А вот пару лет назад, я как и любой мальчишка или девчонка из приюта, с удовольствием бы переехал в любую семью – чтобы нашлись мама или папа, пусть и приёмные – это была главная молитва и главное новогоднее желание всех без исключения детей приюта. Только исполнялось это желание редко; видно, длинная была очередь у Бога из сирот, и он не успевал исполнять их просьбы. И мы радовались, когда кто-то уходил в семью, покидал приют. И завидовали ему.

***

В комнате совещаний было тесно – на такое количество присутствующих она не была рассчитана. Помимо монастырских, за столом разместились все гости, кроме Галсана и Мушен Окиновых, которых отправили на экскурсию в храм Покрова на Нерли.

Игуменья, заняв место во главе стола, задумчиво обвела взглядом гостей.

– Князь, наверное, Вы начнёте? – обратилась она к Дархану Тайшаевичу.

– Друзья, вы все знаете, по какой причине мы собрались. Речь идёт о дальнейшей судьбе Андрея Первозванова, – князь кивнул в сторону Андрея, сидевшего на диване между сестрой Татьяной и Анатолием.

– За месяц его пребывания в Бурятии я поразился тому, насколько значительные успехи он делает: очень успешно учится в школе, владеет несколькими языками, за короткий срок не просто выучил бурятский язык, а овладел им на очень хорошем уровне, а произношение – неотличимое от носителей языка; умел в джигитовке, борьбе, сабельном бою и стрельбе из лука. Каждый день тренируется. Независимо от моего личного чувства благодарности, думаю, что ему нужно специализированное обучение или очень хорошая база, которые смогут обеспечить его дальнейшее развитие. Я бы с удовольствием стал его опекуном и забрал в Бурятию, но в этом случае он оторвётся от своих корней, так как редко сможет бывать на своей родине, видеться со своими монастырскими воспитателями и детьми приюта. Отдавать его в какой-либо из кадетских классов, школу олимпийского резерва во Владимире или иное специализированное учебное заведение тоже, видимо, не верно – он пока ещё ребёнок и хотелось бы, чтобы он жил, окружённый домашним уютом. К тому же, пока есть решение монастыря не рекламировать уникальные способности Андрея, и семья для этого – тоже лучший вариант. Мы с Алексеем Сергеевичем Перловым посоветовались на этот счёт, и он предложил такой вариант – опеку над Андреем возьмут его младший сын – Геннадий Алексеевич и его жена Оксана Евгеньевна. Думаю, о резонах в пользу такого решения он расскажет лучше меня – завершил своё выступление князь.

Игуменья согласно кивнула: – Прошу, Алексей Сергеевич.

– Наш купеческий род вы все хорошо знаете, он известен по всей России. Ещё в Первой империи император Александр Третий пожаловал роду потомственное дворянство, в межимперский период род не прервался, а с началом Второй империи развивается и растёт, дети в роду воспитываются приличествующим дворянам образом. Я веду дела в Москве, хозяйством компании Перловых во Владимире и в целом на северо-западе управляют мой младший сын Геннадий и его жена Оксана. У них большой просторный дом. В семье четверо детей – старшей дочери четырнадцать лет, двум сыновьям – тринадцать и одиннадцать, и младшей дочери – девять. Дети учатся в лицее, кроме этого, дополнительно занимаются с репетиторами. Рядом с домом, через забор, тренировочная база дружины рода, где есть полоса препятствий, тир, небольшая конюшня и другие сооружения. Дети там периодически тренируются. Да, ещё. О языках. Так как основное направление нашей деятельности – чаеторговля, то в роду все неплохо знают китайский язык. Старшая дочь Екатерина им уже в начальной стадии владеет, а с сыновьями – Василием и Борисом, обучение начнётся этой осенью, для чего мы пригласили китайского учителя. Если Андрей захочет учить китайский, то условия для этого есть. Если выберет другой язык – мы наймём учителя. В выходные он сможет приезжать в монастырь, чтобы встречаться со своими друзьями. Когда будет необходимо, будем его готовить и отпускать на фестивали реконструкторов или другие мероприятия. Это, пожалуй, всё, что я хотел сказать, – резюмировал купец.

Ещё с полчаса длилось обсуждение подробностей, а потом игуменья обратилась к Андрею: – Ну, Андрей, у тебя-то какие вопросы есть?

Мальчишка отрицательно покачал головой.

– Пойдёшь к дяде Гене и тёте Оксане?

И Андрей согласно кивнул головой.

***

Следующий день был посвящён сборам. Точнее, собрался бы я быстро, если бы они постоянно не прерывались визитами. Утром, сразу после службы в приют зашли матушка игуменья, отец Игнатий и сестра Татьяна. Матушка Юлиана протянула мне икону Богородицы и после того, как я поцеловал образ, сказала, что благословляет меня им и будет возносить молитвы Богородице, чтобы она своим Покровом оберегала меня. Отец Игнатий повесил мне на шею ладанку, а сестра Татьяна, выглядевшая очень расстроенной, улыбнулась и подарила икону Святителя Пантелеймона. – Ты там береги себя, – прошептала она, стискивая меня и целуя в лоб.

Дядя Толя и дядя Виктор пришли вместе – они принесли красивую стойку для оружия и небольшую саблю, вынув которую из ножен, я был изумлён – с ней я занимался, когда мне было пять-шесть лет, и сейчас она лежала в руке как игрушечная. Точнее, она и была игрушечной изначально – изготовив саблю, дядя Толя её не наточил, для тренировок на лезвие специально надевали толстую резинку, чтобы малолетки, ещё плохо владевшие оружием, не поранили себя.

Куда бы я ни приходил: в храм, трапезную, теплицу, на огород, к швеям, все монашки и насельницы говорили мне тёплые слова и желали самого лучшего. Прощались со мной и ребята приюта, а больше всех изумила девятилетняя Наташка – по-бойцовски тряхнув чёлкой, она сказала: – Ты там на городских-то девчонок не засматривайся. Вырастем, я за тебя замуж выйду!

Я поначалу даже опешил от такой беспардонной наглости. Но, вдохнув побольше воздуха, всё-таки решил ответить: – Очень ты нужна. Всё время у зеркала крутишься. Кто тебя такую возьмёт? Лучше бы на кухне училась котлеты жарить и пельмени лепить.

Наташка скривилась в готовности заплакать, а сестра Татьяна погладила её по голове и сказала: – Ну, такой-то красавице и не зазорно в зеркало на себя полюбоваться. А котлеты и пельмени делать, как и борщи варить, мы её научим – времени у нас много.

Я уж собрался сказать Наташке что-нибудь утешительное, но она высунула кончик языка и показала его мне. Понятно, в утешениях она не нуждается.