Усилитель. Трижды воскресший

Глава 15

Владимир. Лицей.

Но опять же, в лицее всё оказалось не так просто. Точнее, поведение лицеистов, хотя и ограниченное элитным статусом лицея и сословными правилами, всё равно оставалось детским. Так что, если взрослые не видели, можно было и кулак в бок словить, и «обзывалки» вполне работали, и в каждом классе лицеисты делились на несколько группировок и не примкнувших ни к кому одиночек. Одиночек или старались пристегнуть к себе, если они были интересны, либо, наоборот, отторгали или пытались за их счёт набрать авторитет.

Моё появление интереса не вызвало – с 7 класса начинались «средние классы» и перед этим прошло перераспределение учеников – их, в течение трёх лет обучавшихся по единой стандартной программе, поделили на «специализацию». Классы перемешались, кто-то вообще перешёл в другие школы или кадетские училища, со стороны пришли новые ученики, в основном в «дворянские» классы, – эта специализация в лицее считалась ведущей. Так что новичков было не так мало, и я просто затерялся на общем фоне. Все активно знакомились, а малознакомые между собой пацаны и девочки приглядывались друг к другу и искали точки соприкосновения и общие интересы.

По-другому новеньких воспринимали учителя – лицеистов, ранее учившихся здесь же, в соседнем корпусе на «первой ступени», они спрашивали гораздо реже, чем новенькое пополнение. Поначалу практически все преподаватели, а к учителям обращались не иначе как «господин преподаватель», на каждом уроке вызывали меня к доске по самым сложным вопросам. Самые упорные спрашивали несколько раз за урок – видимо, всё-таки надеялись найти «прорехи» в моей подготовке или рассчитывали, что после успешного ответа я буду меньше готовиться к следующему уроку и выучу не всё, и старались меня подловить на небольших, но сложных вопросах. Но эти попытки быстро прекратились, так как я при ответах стал излагать не только то, что было написано в учебниках, но и то, что дополнительно знал по теме.

Мне программа не казалась сложной, но лишь благодаря тому, что все предыдущие годы я много занимался помимо чисто школьных заданий. Но у немалого числа лицеистов я замечал раскрасневшиеся от недосыпа глаза – видимо, кому-то программа давалась не так легко, и приходилось доучиваться ночью или нанимать репетиторов и заниматься с ними допоздна.

Не сделать «домашку» и плохо ответить на занятиях считалось недопустимым. Как и схватить двойку – слабая успеваемость «позорит род». И это словосочетание – «позорит род» – дамокловым мечом висело над каждым лицеистом. Точнее – почти над каждым. Хоть и в единичном числе, но всё-таки были такие, кто к учёбе относился с прохладцей – или семейное благосостояние гарантировало им безбедную жизнь в будущем при любых обстоятельствах, либо они считали, что иметь красную морду гораздо важнее, чем красный диплом.

Не обходилось, конечно, без проблем и недоразумений. Уже на второй день учёбы я наблюдал, как один из одноклассников, повздорив с другим из-за какой-то мелочи, выскочил из класса, через несколько минут вернулся и вручил своему противнику красную карточку – вызов на поединок.

А на следующий день вызов получил и я. Причём, вообще без какого-либо повода. Просто подошёл одноклассник, протянул мне красную карточку и сказал: – Ты задавака и я тебя проучу.

Не сказать, чтобы я был в шоке. Но удивился – тоже мне причина, причём, какой я задавака? В чём? Я его видел пару дней только в классе, ни разу не разговаривал, а он уже такие выводы сделал.

Спасибо Светке, с которой меня усадили за одну парту, просветила: – Серёга со мной хотел сидеть, а его к Кристинке посадили. Вот он и злится. Ох и всыплет он тебе. Зачем ты борьбу выбрал? Он тебя побьёт, в синяках будешь. Надо было сабли выбирать – там-то просто ударит несколько раз по защите, полежишь немного на манеже, и опять – как новенький.

Пришлось сразу после третьей пары идти в спортгородок, куда подтянулись и наши любопытные одноклассники и там отпинать Серёгу. Причём, пинать его пришлось в буквальном смысле, – так как вызывал на поединок он, выбор оружия был за мной. Я выбрал руки и ноги, то есть борьбу: хотелось закончить побыстрее, чтобы успеть пойти на факультативы. Представление Сергей о борьбе имел, так что, одетые в экипировку, мы немного попрыгали на площадке, изучая друг друга, попытались атаковать стандартными приёмами. А после этого я зарядил ему длинную серию ударов ногами, против которых он пытался противостоять руками, но не преуспел и упал. Один из моих несильных ударов пришёлся, хотя и вскользь, по его шлему, в результате секундант вскинул вверх белый флажок, сигнализирующий об окончании поединка.

Владимир. Дом Перловых.

Первые сентябрьские дни учёбой в лицее и постоянными заботами настолько поглотили меня, что мне было не до «зеленого зрения». Прошло больше недели с начала учёбы, прежде чем я решил вечером посмотреть свой организм и оглядеть округу.

Каково же было моё удивление, которое, скорее, было не удивлением, а паникой: перейдя на зеленое зрение, я не смог ничего рассмотреть. Сам «зелёный мир» существовал, но он перестал быть «зеленым» – он был заполнен непонятными разноцветными узкими и широкими яркими полосами, клубками такого же разноцветного тумана, резкими или не очень резкими сполохами. Всё это клубилось, извивалось, куда-то летело, и впечатление было такое, как будто в глаза мне бил разноцветный стробоскоп, за ярким мельканием которого я ничего не мог рассмотреть. Или, как если бы, я оказался внутри северного сияния – я как-то видел по телевизору в новостях сюжет о северном сиянии. Вот у меня перед глазами и стояло такое, но только очень яркое и движущееся «сияние».

Меня хватило буквально на десяток секунд – войти, ужаснуться, и быстро выскочить из зелёного зрения.

Немного отдышавшись и успокоившись от неожиданного результата «входа», вновь перехожу на зелёное зрение. Результат тот же: вместо небольших светящихся светло-зелёных пятнышек, сплошная какофония из пятен, полос, тумана, который хаотично движется. Неужели вторая остановка сердца, или как правильно назвать произошедшее на Успение возле собора Покрова на Нерли, сбила настройки или вообще обнулила их?

Выхожу… Как же так-то? Я уже и привык к тому, что с помощью зелёного зрения и новых навыков, полученных с помощью Татьяны и знаний по медицине, могу лечить людей. Я же на зимних каникулах, если получится, хотел взглянуть на Мушен и подлечить её, если потребуется! Как я это теперь сделаю?

Отдохнув немного, я вновь собрался с духом и настроился на зеленое зрение. Тот же результат. Нет, если сильно напрячься, за цветными полосами, туманом и всполохами можно было разглядеть размытые пятна, и в них угадывались люди или животные. Но эти пятна были слишком невнятными, к тому же они тоже престали быть однотонными, раскрасившись в разные оттенки или бликуя непонятными сполохами.

Поняв, что мои попытки результата не дают, я решил, что слишком поздно для каких-то действий, и пора спать: зарядка утром сама себя не сделает. Но уснуть я смог ещё не скоро, что вообще было на меня не похоже – обычно я засыпал сразу же, как только голова касалась подушки, а иногда мне казалось, что и на подушку я ложился уже спящим.

Чем ещё была хороша учёба в лицее, так что тем, что у лицеистов было два выходных – суббота и воскресенье. И когда я в середине недели сказал тёте Оксане, что хотел бы в воскресенье побывать в монастыре, она согласно кивнула, добавив, что тогда за субботу мне нужно успеть подготовиться к началу учебной недели.

***

В этот раз я ехал в монастырь один, точнее – только с водителем. Тётя Оксана наотрез отказалась отпускать меня на рейсовом автобусе или такси, а о беспилотном авто, стоявшем в гараже, даже речь не шла: детям до четырнадцати лет в одиночку в таком транспорте ездить запрещалось. Считалось, что все происшествия в мозг компьютера не заложишь, и в случае возникновения каких-то проблем на дороге, автопилот может на них неправильно среагировать, а не имеющий опыта ребёнок не справится со сложной ситуацией.

– Годика через три сдашь на права, хотя бы на мотоцикл или квадроцикл и тогда без водителя будешь ездить. А пока нельзя, – сказала тётя Оксана, в очередной раз немного поправляя мою одежду.

Я согласно кивнул.

Владимир. Монастырь.

Прибыв в монастырь, я пошёл по уже стандартному маршруту – сестра Татьяна, матушка игуменья, приют, трапезная, кузница и конюшня. Зашёл в приют и почти час общался с пацанами и девочками, которые рассказали мне монастырские и школьные новости, а я – о своей учёбе в лицее. Мы попили чай и вместе пошли на обед – мне есть не хотелось, перед выездом я плотно позавтракал, да и в приюте меня поили чаем со сладкими булочками.

Однако, увидев меня, сёстры в приютской трапезной стали предлагать перекусить вместе со всеми, я отказывался, говоря, что плотно позавтракал, да и после сладких булочек с чаем, которыми меня угощали в приюте, обед не полезет. И услышал за спиной голос матушки игуменьи: – Да не уговаривайте вы его. А просто дайте котлету. Что бы он до этого не съел, для котлетки место всегда найдётся. Проверено не раз.

Два часа в монастыре пролетели незаметно, и, наконец, я оказался у дома отца Игнатия, и, открыв дверь в сени, постучался в дом. Предупреждённый, он ждал моего прихода, и, усадив напротив себя, сказал: – Слушаю тебя, Андрей.

Я, не спеша, стараясь как можно подробнее рассказать о том, что произошло на Успение, и как потом я был поражён, когда попытался перейти на зелёное зрение. Я описывал свои ощущения, пытаясь передать словами и активно помогая руками, ту «картинку», которою вижу, а точнее, что из-за мельтешения пятен, полос, тумана и неожиданных сполохов, ничего не могу рассмотреть.

Отец Игнатий, слушал, как и всегда внимательно и задумчиво, он задавал дополнительные вопросы, стараясь узнать подробности, которым я мог не придать значения. Он предложил пойти погулять и по дороге я всматривался вокруг и комментировал ту картинку, которую вижу зелёным зрением. Хотя, какое оно теперь зелёное?

Мы прошли по тропинке к кузнице, отец Игнатий попросил Виктора зажечь огонь, и он, набросав угля, запалил горн и с поклоном вышел. Я перешел на зеленое зрение и от неожиданности вскрикнул: огонь плясал на горячих углях. Но в отличие от обычного зрения я видел яркие лучи, исходившие из него, несколько слоев тонкой пелены вокруг горна. И всё это колыхалось и двигалось, видимо, под несильными потоками воздуха.

Я взахлёб стал рассказывать отцу Игнатию про эту картинку. А он переспрашивал меня, что-то уточнял и я вновь рассказывал.

Выйдя из кузницы, мы направились к реке. Здесь мы сели на небольшую лавочку на склоне, и я опять перешел на зеленое зрение. Если раньше, глядя на воду, я видел рыб, которые плавали в водоёме, то сейчас я наблюдал, как зеленые завихрения, от светло-зелёных до коричневатых, медленно перемещаются, сталкиваясь и развеиваясь, превращаясь в узкие или широкие полосы и устремляясь вниз по течению. Разглядеть за такими «помехами» никаких рыб было невозможно. Вглядываясь в воду, я описывал, что вижу и снова, чтобы было понятнее и нагляднее, водил руками.

Закончив, я замолчал и стал ждать, что скажет отец Игнатий. Он молчал, я ждал, и так мы промолчали довольно долго. Наконец, он закончил размышлять и попросил меня вновь перейти на зелёное зрение, но уже посмотреть на него.

Я встал напротив него в паре шагов и перешёл на зелёное зрение. Человек, сидевший напротив меня, был окутан несколькими почти прозрачными коконами разной величины, вглядываясь сквозь них я видел, что в отличие от прошлых просмотров, тело отца Игнатия, сохранив легкое зеленое свечение, приобрело синеватую дымку. По всему телу пролегали тонкие красные и синие нити, а местами они сплетались в клубки.

Выслушав меня, отец Игнатий встал, и мы не спеша пошли в сторону монастыря. По дороге он задавал новые вопросы, я по мере сил старался отвечать, хотя слов мне не хватало, постоянно приходилось задумываться или жестикулировать.

Сидя у него в светёлке, я ждал, что он в итоге скажет. Отец Игнатий не спеша ходил из угла в угол, потом остановился и обратился ко мне: – Помнишь, как ты мне рассказывал после поездки в Бурятию, что поначалу не мог понять борьбу братьев Окиновых – когда Семён и Церен спарринговали, тебе их борьба казалась сплошным мельканием рук и ног: ты не мог выхватить в ней отдельные приёмы и понять, как построено их противоборство. А потом они стали тебя тренировать и чем больше ты узнавал их стиль борьбы, чем быстрее сам выполнял приёмы, тем понятнее тебе становилось как они борются. И тем понятнее тебе становилась их борьба.

Я согласно кивнул.

– Похоже, что твоё зелёное зрение стало работать по-другому, ты стал видеть больше, и, наверное, ты теперь видишь силу и её движение. И, если это так, то, видимо, сила наполняет собой всё пространство – где-то больше, где-то меньше, но она присутствует везде. Я уже много раз говорил тебе, что не знаю, что у тебя за дар, и никогда ни с чем подобным не сталкивался. И не знаю, как тебе использовать или развить этот дар. Попробуй так же, как и с зелёным зрением – тренируйся, учись, вначале на простых предметах, старайся научиться видеть картинку слоями, учись выделять то, что тебе важно. Ведь и обычное зрение у человека работает так же – его мозг выделяет важное. То, что ты сейчас теряешься, когда переходишь на зеленое, а, наверное, правильнее его называть теперь энергетическим или силовым, зрение, не страшно: представь, что ты был дальтоником и весь мир видел в серых цветах. А потом вдруг стал видеть все цвета.

В приют, чтобы попрощаться с ребятами, я шагал в приподнятом настроении: была надежда, что необычное зрение не только сохранилось, но и стало ещё лучше.

Владимир. Лицей.

– Эй, ты! Стой! Стой, тебе говорю, поговорить надо! – отлипнув от стены, дорогу мне пытается перегородить высокорослый, на голову выше меня пацан, здоровый и кругломордый. Почти за месяц учебы большинство лицеистов мне примелькались, этого я несколько раз видел, но внимания не обращал. Делаю шаг в сторону и иду дальше.

– Купчишка! Я же сказал тебе, стоять! – он не сильно хватает меня за локоть и тянет к себе. Я по инерции поворачиваюсь, приподнимаю локоть правой руки, как будто стараюсь стряхнуть его руку, а левой рукой не сильно впечатываю кулак ему в живот. Он складывается пополам, и, выпучив глаза и хватая воздух ртом, смотрит на меня.

Ибо нефиг. Я что, зря каждый день читаю Уложение «О чести, долге и праве дворянском» и «Дуэльные правила» и кучу других книг о положении дворянства в империи, закреплённых правил общения и их отношениях с другими сословиями? И два раза в неделю занимаюсь с Михаилом Генриховичем Дитерихсом, который разъясняет мне тонкости законодательства и приводит примеры из свежей практики? Как раз, исходя из этой практики, дворянина подобным способом останавливать запрещается. Урон чести. А попытавшийся обратиться таким грубым способом, может и на требование компенсации, то есть виру нарваться. И нарываются постоянно, хотя дурачки, подобно этому красномордому, не переводятся.

Конечно, лицей есть лицей, дети есть дети, и некоторые лицеисты по несколько дней щеголяют с фингалами, упорно рассказывая, что они «упали с лестницы» или «поскользнулись на паркете». Но, в принципе, исходя из требований лицейского устава, уже в таком возрасте все противоречия должны решаться на школьном полигоне, где есть специальное место для поединков. Я на этом полигоне уже с десяток поединков провёл, и пока Бог миловал – бит не был.

И несложный порядок вызова на поединок должен быть соблюдён. Как и причина должна быть официально озвучена. А уж обращение «купчишка» к дворянину – это, однозначно, вира. Хотя общее высокомерное отношение со стороны «кадетских» и «дворянских» классов к «коммерсам» имеет место быть, но вообще его стараются не показывать, так как даже намёк на неравенство лицеистов – повод для привлечения к ответственности со стороны дирекции. Тем более, когда подобное «умаление чести» происходит в отношении дворянина – хотя я и учусь на коммерческой специализации, но в отличие от большинства одноклассников имею статус дворянина. Так что я в своём праве. В другом месте в случае возникновения разбирательства доказать, что я прав, и остановить меня пытались насильно, было бы сложно. Но в коридоре? – здесь камеры в каждом углу и ещё десяток обзорных и всё это упаковывается в архив и хранится минимум полгода…

Больше меня ничто не останавливает, и я не спеша прошёл к классу. На ходу отмечаю, что ещё несколько пацанов также стояли у стены, явно наблюдая за происходившим. А раз так, значит – ничего ещё не закончилось.

Однако вечером я спокойно дошёл до дома. А следующим утром никто в лицее меня не тормозил, так что я был в небольшой растерянности: ну не работает так «стая», вожак которой или которая «демократично и коллективно» решила и послала одного из слабаков совершить провокацию против меня и посмотреть на мою реакцию. Вожак должен был прореагировать быстро, иначе его авторитет начнёт падать…

Но дни проходили, учёба в лицее продолжалась, никто ко мне особенно не приставал, дуэли продолжались по паре штук в неделю, и постепенно этот неприятный эпизод стал забываться.