Усилитель. Трижды воскресший

Глава 8

Сергиев Посад. Троице-Сергиева лавра.

– Проходи, проходи, давно не показывался, совсем затворником стал, думал, что уж совсем забыл Игнатий старых друзей по семинарии – отец Тихон тяжело поднялся с кресла и шагнул навстречу отцу Игнатию, стискивая его в объятиях.

– Потише ты, медведь вологодский. Соизмеряй силушку-то. Раздавишь ненароком, самому же и отпевать придётся.

– Тьфу на тебя! Прости, Господи. Вогнал в грех – и сам хорош: тоже мне, отпевать! Нам ещё смену нужно вырастить, чтобы не сомневаться, что дела веры православной на Руси в надёжных руках. Присаживайся. Откушаешь?

Игнатий отрицательно мотнул головой: – Лучше сразу о заботах, а уж потом и потрапезничаем, и по Лавре погуляем, если ты не сильно загружен, – и, дождавшись ответного кивка от Тихона, продолжил, – я, как ты знаешь, много сейчас пишу. Несколько новых статей в разработке, есть интересная тема православных целителей, в том числе заинтересовался мольфарами – собираю материал о том, все ли они в православных семьях родились, а если нет, то какую веру исповедуют. Многое уже собрал и статья в набросках готова, но хорошо бы её документальными данными покрепить. А для этого нужны выписки из церковных книг. Понимаю, что там объехать немало нужно, готов оплатить работу иноков, если это благословят.

– Думаю, проще всего семинаристов послать. Одно то, что они это для тебя делают, позволит им ощутить сопричастность к твоим трудам. И настоятель духовной академии поддержит. Он всё грезит тебя в преподаватели или сразу деканом на философский факультет затянуть, так что расстарается.

– Ну, других просьб у меня нет. За этим и ехал.

– Тогда мы с тобой сейчас здесь небольшую трапезу устроим, потом пройдёмся по Лавре, покажу, чем занимаюсь: хозяйство большое, пригляд нужен, и ремонты каждый год делаем. А уж потом, не обессудь, в общей столовой с клиром пообедаем. «Вестник Патриархата» не только я читаю, многие тебя добрым словом вспоминают и труды твои изучают, а то и на проповедях цитируют. Кстати, ты как позвонил, что приедешь, я заглянул в расписание – мы курсы для выпускников семинарии проводим; если у тебя есть возможность и желание выступить с лекцией, то молодёжь будет рада, подумай, – закончив говорить, отец Тихон нажал на кнопку селектора: – Сестра Мария, в приёмной на двух персон накрой лёгкий завтрак.

– Да почему бы и не выступить? Тем более что и тема подходящая есть, как раз новые материалы обработал и статьи готовлю. Так что выступлю. И на вопросы отвечу, буде такие появятся.

За трапезой отец Тихон порадовал Игнатия известием о том, что патриархия собралась выпустить сборник его публикаций «на бумаге»: – В сети-то, оно, конечно, всем доступно, читают. Но философия «с листа» лучше в мозг проникает, над ней ведь размышлять надо, а как лучше думать, как не над раскрытой книгой? К тому же, большой тираж позволит донести твои мысли до самых дальних монастырей и церквушек. Да и не только клир, но и миряне рады, когда их мысли и чаянья, которые они сами не могут высказать в силу недостатка образования и погружённости в мирские заботы, получают такую красивую и выпуклую форму, как у тебя. Иногда вот думаю – не зря ли ты тогда шаг назад сделал?

– Не зря, Тихон, не зря. Церковь – камень, на котором строится наша вера православная. Ни в одной церкви слово клира такой роли не играет, как в нашей. И любая трещина в этом основании порождает сомнения и метания, веру подрывающую. И хорошо, что трещину эту удалось устранить в самом начале, не дав распространиться на священнослужителей. Да и на патриарха посмотри – Филарет достойно справляется, крест свой несёт безропотно и с упорством. У кормила стоит твёрдо; делам веры предан; с властью ладит, но не прогибается под неё. А я – больше теоретик, философ и проповедник, и не факт, что смог бы и администратором хорошим быть, при таком-то масштабе.

Вечером, покидая Лавру, отец Игнатий так же обнял старого друга, как и при встрече, попросил его передать поклон патриарху, и уверенно зашагал к выходу, где его ждала машина. Тихон перекрестил уходящего Игнатия, а возвращаясь в свои покои, немного взгрустнул – Игнатий, его друг по семинарии и в целом по юности, сохранил свою фигуру и бодрый шаг, не смотря на годы.

– А вот я погрузнел за последние годы, да и к матушке-земле клонит, – подумал Тихон, поднимаясь по ступенькам здания: – Да и чревоугодничать стал часто. Ох, Господи, прости грехи мои тяжкие.

Бурятия.

Приближались выходные, и на очередной прогулке Галсан спросил у нас с Анатолием Дмитриевичем, насколько возможно, чтобы Мушен выехала за пределы княжеского комплекса или побывала где-то на экскурсии. Я ответил, что никаких запретов нет, но если это больше шести часов, то мне нужно будет подпитать кокон, чтобы лечение не прерывалось.

– А в принципе, ограничений нет. Она же маленькая. Ей скучно много времени проводить в лечебнице, да, наверное, и надоело постоянно быть во дворце, так что небольшое путешествие или прогулка будут даже полезны и для настроения, и для здоровья тоже, – сообщил я Галсану.

В воскресенье, после утреннего сеанса поддержки кокона, мы вместе с княжеской семьёй, слугами и охранниками рода направились к вертолётной площадке, располагавшейся на окраине дворцовой территории.

За минувшие дни я ещё больше сблизился с младшими сыновьями князя – четырнадцатилетним Семёном и двенадцатилетним Цереном, и пока мы шли к вертолёту, они наперебой рассказывали о предстоящем путешествии. В ходе общения предыдущих дней они помогали мне изучать язык, мы вместе катались на конях и бегали по утрам, я наблюдал за их постоянными спаррингами в нескольких видах борьбы и меня они тоже обучали приёмам. А ещё они каждый день ходили в тир и стреляли из винтовок и автоматов и я всегда, если не был сильно занят с Мушен, шёл с ними и тоже занимался стрельбой.

– На Байкале времени должно быть много, там хороший ипподром и тир, сможем и покататься и пострелять, – заверили они меня.

Нам выделили места в первом вертолёте, вместе с князем и Мушен. Старший сын князя был в деловой поездке в Москве, его жена и дети разместились во втором вертолёте, третий вертолёт оккупировала семья ещё одного «старшего» сына с его «мелкими», а четвертый вертолёт был отдан Галсану. Слуги и охрана равномерно распределились по всем машинам.

Сразу после взлёта я прилип к иллюминатору и смотрел на мелькавшие внизу леса, дороги, городки и небольшие поселения. Ещё когда мы собирались вылетать из Владимира, мне очень хотелось увидеть землю с самолёта, но взлетали тогда мы под вечер и кроме красивого заката с борта самолёта и россыпи огней внизу я больше почти ничего не увидел. Так что сейчас мне удалось удовлетворить своё любопытство. К соседнему иллюминатору прильнула Мушен, звонко комментируя картины внизу – на самолётах и вертолётах она летала часто, но в её возрасте восторг даже от, казалось бы, привычных вещей, был вполне понятным.

Перелёт не занял много времени, и когда вертолёт заходил на посадку, Байкал и окружавшие его горы было хорошо видно. Мы приземлились на большом плоском плато, уступами спускавшемся к Байкалу. Здесь находилось несколько зданий, белели юрты и навесы, а неподалеку, около пристани, стояли яхты. Встречала нас большая группа местных – приближённых князя и прислуга. Размещение прибывших проводилось в «охотничьем домике», как назвал его князь, хотя это большое двухэтажное здание, сложенное из толстых брёвен, украшенное причудливой резьбой и выкрашенное в яркие цвета, больше было похоже на дворец, чем на «домик».

А дальше день понёсся, как конь, застоявшийся в конюшне – галопом. Стоило всем присутствующим занять места под большим навесом, как князь поднялся и начал речь.

Он сказал, что благодарен судьбе, которая во время подготовки к фестивалю на Куликовом поле свела его сына Галсана и дочь Мушен с нами, что он благодарен нам за посещение Бурятии и искренне рад знакомству с нами. Челюсть у меня отвисла: речей я слышал немало – и на собраниях в школе, и на других разных мероприятиях, да и проповеди в храмах – это ведь тоже, по большому счёту – речи. Но так, как говорил князь, раньше мне слышать не доводилось: густой баритон князя поднимался и опускался в нужных местах, он умело артикулировал, и ни разу не запнулся, как будто заранее выучил речь наизусть. А цветастые восточные эпитеты, которыми он насыщал своё выступление, дополнительно украшали речь.

В завершение, по кивку князя, в зал внесли национальные бурятские костюмы и надели их на дядю Толю, тётю Таню и меня.

– И отведайте наш национальный напиток – аарса, – завершил свою речь князь.

Нам подали чаши с белёсым напитком, и я немного отпил приятного на вкус, но кисловатого напитка. Дальше начались национальные песни и танцы, потом на ковёр вышли борцы, а после этого нас пригласили посмотреть на скачки. Затем мы вновь вернулись за стол, и князь предоставил слово Анатолию Дмитриевичу. Своим ответным словом дядя Толя тоже порадовал – его речь была ёмкой, красивой, густо пересыпанной эпитетами.

Рядом со зданием проводились соревнования стрелков из луков, которые должны были попадать в комки шерсти, обшитые кожей, и мы перешли туда. Присутствующие, до этого громко поддерживавшие борцов и наездников, теперь не менее эмоционально болели за стрелков из луков. Мы гуляли по большому полю, точнее, вместе с князем и Галсаном старались не отставать от Мушен, которая носилась по всей территории в стремлении не пропустить ничего интересного. В один из перерывов в охотничьем домике я подпитал оставшиеся коконы и сделал новые, и мы снова вернулись на праздник.

Мы с Семёном и Цереном вдоволь настрелялись из луков, получили возможность «помахать» саблями, братья устроили между собой борцовский поединок, а после небольшого отдыха взяли коней и больше часа катались вдоль берега Байкала.

Вечером, перед закатом, завершая торжества, князь провёл церемонию награждения победителей и вручение подарков выступавшим коллективам. После этого мы быстро погрузились в вертолёты и вернулись в городской дворец.

Серое пятно сдавалось, задавливаемое световыми коконами. Оно пульсировало, пытаясь сбросить или разрушить коконы, но сил у него не хватало и постепенно уменьшалось в размере и становилось бледнее. Уже через неделю я подзаряжал кокон всего два раза в сутки, часто даже не в лечебнице, а во время прогулок вместе с Мушен – пока она играла, я с расстояния в пару метров формировал новые «скорлупки» кокона. В выходные мы вместе с Галсаном и Мушен выехали ещё на одну экскурсию по городу; а к середине следующей недели серая зона в голове у Мушен исчезла полностью. Я ещё поддерживал у неё в голове небольшого «солнечного зайчика», но необходимости в нём не было, во всяком случае, я такой необходимости не видел. Через Галсана мы сообщили князю, что лечение закончилось и нам можно улетать.

Бурятия. Берег Байкала.

Отлёт назначили на понедельник, а в воскресенье князь решил дать обед в нашу честь. Для меня сам «обед» был понятен, – главное, чтобы котлет было побольше, но вот лететь опять на Байкал было интересно, но не понятно – пообедать вполне можно было и во дворце. Рассказывая о предстоящем обеде, Галсан сообщил, что князь готовит для нас подарки, и мы должны будем принять их, чтобы не обидеть хозяев. Я подумал, что было бы здорово, если бы мне подарили бурятский лук – мне нравилось стрелять из луков, которые имелись во дворце, они был удобными и тугими; во время экскурсии по городу я видел их в продаже в нескольких специализированных магазинах, но Галсан сказал, что здесь они упрощённые; так, ширпотреб, и можно ещё поискать и найти лук получше. Но потом мы закрутились, и про лук забыли.

Обед проходил на веранде второго этажа охотничьего домика, откуда открывался красивый вид на Байкал и горы, окружавшие озеро. Когда княжеская семья, немногочисленные его приближённые и мы разместились за столами, начался пир. После того, как хозяева и гости попробовали несколько блюд, встал князь и начал обращение к нам: – Дорогие друзья, я искренне благодарен Господу Богу, провидением которого пересеклись пути с нашими друзьями, в честь которых мы сегодня собрались.

Как и в прошлый раз, говорил он складно и ярко, а заканчивая речь произнёс: – Не зависимо от всего остального, я заранее распорядился подготовить подарки для вас. Анатолий Дмитриевич, прими от рода Окиновых копию хранимого в Оружейной палате доспеха своего предка – князя Шуйского.

Слуги внесли и поставили манекен, на который была надета кольчуга, богато украшенная золотом. Рядом сложили шлем и поручи.

Если бы глаза могли вылезти из орбит, а челюсть вывалиться – это бы произошло. А так – я во все глаза смотрел на дядю Толю и не мог поверить словам князя о том, что мой воспитатель, работающий монастырским конюхом, принадлежит к одному из великих родов, оставивших яркий след в истории России.

Дядя Толя поклонился князю, а тот продолжил: – Анатолий Дмитриевич, мы знаем, как много ты делаешь для приобщения детей к военной истории, их развитию, подготовке к службе в армии, воспитанию у них патриотизма через участие в фестивалях реконструкторов. Чтобы облегчить тебе эту работу, род Окиновых дарит тебе по пять комплектов военной формы и вооружения – дружинной, стрелецкой, петровской и суворовской эпохи.

Снова распахнулись двери и слуги внесли и расставили манекены, на которые была надета форма. Рядом установили стойки, и на них развесили комплекты вооружения. Анатолий Дмитриевич вновь склонился в вежливом поклоне, а я искренне радовался, что у приютских появится много новой формы для поездок на фестивали.

– Сестра Татьяна, Татьяна Антоньевна, – обратился князь уже к тёте Тане, – род Окиновых просит тебя принять эту старинную книгу о лечении травами.

Один из слуг внёс плоский деревянный ящик, а второй снял крышку. Когда сестра Татьяна откинула ткань, закрывавшую книгу, она буквально обмерла, и, достав фолиант дрожащими пальцами, прижала к груди.

– Андрей Андреевич, – обратился князь уже ко мне, – спасибо тебе за твоё большое сердце, за солнце, что горит в твоей душе и за твоё стремление творить добро. Мы все знаем, как много сил ты отдаёшь тренировкам, и чтобы помочь тебе с ними, род Окиновых дарит тебе комплект сабель – их пять штук и сделаны они с расчётом, чтобы ты мог менять их по мере того, как будешь расти.

Слуги в белых перчатках внесли и положили, на стоявший невдалеке длинный стол, сабли, немного вынутые из богато украшенных ножен. Ещё одна группа слуг несла портупеи – боевые пояса, красиво отделанные металлическими накладками.

– Для твоих тренировок в стрельбе из лука, – продолжал князь, – род Окиновых дарит тебе комплект луков, тоже с расчётом, что ты сможешь менять их по мере взросления.

На этот раз на веранду вошла целая толпа слуг – они несли луки, колчаны, наполненные стрелами, перчатки и краги, щитки для защиты рук и так же аккуратно уложили всё на столы.

Я оглянулся на Галсана, стоявшего рядом со мной, но он, одобрительно кивнув, положил руку мне на плечо и слегка сжал его, как будто пожимал руку.

– Друзья мои, пройдёмте к краю веранды. Андрей, я знаю, как ты любишь коней и как тебя впечатлили кони нашей бурятской породы…Кони – это золото Бурятии.

При этих словах моё сердце чуть не выпрыгнуло из груди – неужели князь хочет подарить мне коня? Да каждый бурятский конь стоит целое состояние! Хотя я и так уже был в полном изумлении от подарка комплектов сабель и луков.… Но конь!

Пока князь говорил, все, в том числе и мы, сделали по несколько шагов, встав у края веранды, где конюхи выводили под узды коней и выстраивали их в ряд перед верандой: на каждом коне была цветная попона, седло и уздечка в тон к ней, кони немного пританцовывали и вся площадка заполнилась яркими цветами, топотом и периодическим похрапыванием лошадей.

– В память о твоём пребывании в Бурятии, я дарю тебе этих коней – по коню за каждый день, пока ты был у нас в гостях. В любой момент этих коней доставят туда, куда ты распорядишься, а пока мои конюхи будут заботиться о твоём табуне так же, как заботятся о конях, принадлежащих нашему роду. Уже весной табун пополнится жеребятами, и они все тоже твои, как и пополнения следующих лет.

Я развернулся к Галсану, так как хотел сказать князю, что это слишком щедрый подарок, и я не могу его принять. Но Галсан не сильно отрицательно покачал головой, и приложил палец к губам: – В вертолёте, – прошептал он одними губами.

Я склонился в полупоклоне князю, стараясь «удержать» лицо и не выдать свою растерянность и ошарашенность. Но от шока так и не отошёл.

Мы вернулись за столы, и дядя Толя в коротком ответном слове поблагодарил князя и пожелал процветания его роду и Бурятии.

***

При погрузке для возвращения в наш вертолёт сел и Галсан – всегда, когда нам требовалось разговаривать с князем, он оказывался рядом. Князь не стал ждать, пока кто-то из нас обратится к нему, а как только вертолёт взлетел, сам пересел к нам поближе: – Для меня нет ничего дороже собственных детей – речь не только о младшей дочери, но и о моих сыновьях, внуках и внучках. И когда у Мушен обнаружилось заболевание, я готов был не только отдать всё состояние рода, но и залезть в любые долги, лишь бы её вылечить. Я готов был сам лечь на операцию, чтобы стать донором для дочери, но врачи сказали, что это невозможно. Тот мир, где была смертельно больна моя дочь и тот мир, где она здорова – это два абсолютно разных мира. Разве может иметь какие-то границы благодарность моего рода к тем, кто вернул нам всем счастье?

Бурятия.

Улетали мы утром следующего дня. В аэропорту, пока в самолёт грузили наши подарки, Галсан сообщил, что князь намерен в конце недели прилететь во Владимир, чтобы лично поблагодарить матушку Игуменью и отца Игнатия. Провожая нас к трапу, Галсан присел передо мной и крепко обнял, потом пожал руку дяде Толе и поклонился сестре Татьяне. Следом подошли Семён и Церен, крепко пожавшие мне руку и сказавшие, что будут рады снова со мной увидеться.

В самолёте поначалу меня невозможно было оттянуть от иллюминатора – мы пролетели над Байкалом и ещё раз увидели его красоты, потом самолёт приблизился к Ангаре и полетел вдоль него, и я любовался широкой рекой, окружённой тайгой и горами.

Во время обеда, я наконец-то смог отдохнуть от переполнявших меня эмоций. Хотя меня и распирало любопытство, я решил, что вопросы о происхождении дяди Толи и о книге, которую князь подарил тёте Тане, задавать сейчас не время, и лучше я выберу время для этого в монастыре.

Радость от полученных подарков не оставляла меня, но вот наличие среди подарков целого табуна коней озадачивало: я знал, как много людей и труда нужно, чтобы каждый день ухаживать за лошадьми и содержать их в порядке. Как я найду столько денег на табун? И сколько денег нужно? Конюшню построить, земли для выпаса купить, сено опять-же заготавливать на зиму. И комбикормов и прочего овса нужно немерено. И сколько всё это стоит? Я смутно представлял цены на что-то, кроме тех вещей, покупать которые помогал во время выходов из монастыря в город.

– Хорошо, что кони сено едят и овёс. Если будут есть котлеты – за неделю разорюсь, – подумал я, засыпая в уютном кресле под равномерный гул самолёта.