Владимир. Дом Перловых.
– Что тебе сестра Татьяна интересного рассказала, что вы почти час секретничали? – дом опустел, но традиция вечернего чаепития у супругов не изменилась; сейчас они сидели на кухне и недавно прибывший с работы Геннадий Алексеевич интересовался у Оксаны Евгеньевны событиями дня.
– Знаешь, как Андрея звали в школе?
– Заинтриговала… И как же?
– Вначале «мудрец», а потом – «судья». Он с самого начала очень хорошо учился, точнее, только «на отлично», всегда помогал, если к нему обращались. Но настаивал, чтобы после обращений ученики сами налегали на учёбу, и старались усваивать программу. Постепенно он стал авторитетом и в житейских вопросах, хотя, казалось бы, откуда: в приюте опыт жизни в семье не получишь и о многих сторонах жизни и проблемах он просто не должен был знать. Ну не из книжек же? Тем не менее, справлялся, советы считали дельными, а потом к нему стали обращаться и при ссорах, чтобы рассудил и помирил. Дошло до того, что его стали использовать как рефери даже более взрослые дети и учителя – если им не удавалось разобраться или не хотелось вникать, то отправляли к Андрею. Так он из Мудреца превратился в Судью. Вначале вроде в шутку, а потом и вполне серьёзно его стали так называть.
– Ну, на судью он и сейчас может волне претендовать. И сразу же и на судебного исполнителя: убедился, как в случае с Матвеем Давидовым, что противная сторона не права, вынес приговор и сразу же привёл его в исполнение, настучав нарушителям. Или с Владиславом Пле́тневым – тоже поначалу разъяснял им их юридическую неправоту и невозможность принесения вассальной клятвы. А когда они не поняли, объяснил это с помощью кулаков.
– А ещё Татьяна рассказала, – продолжила свой «отчёт» Оксана, – как он однажды удивил отца Игнатия: уехал на реконструкцию, ну, это военные игры в средневековых костюмах, а когда вернулся, попросил книгу на итальянском. Через два дня ему принесли. Он сел и стал читать по-итальянски. Татьяна сказала, что таким: с широко открытыми глазами и отвисшей челюстью она отца Игнатия больше никогда не видела – он же с Андреем занимался языками и знал, что тот по-итальянски не говорит. Оказалось, на реконструкцию приехала группа из Италии и выступала на помосте с постановкой средневекового венецианского спектакля. Андрею хватило два раза по полтора часа посмотреть спектакль, чтобы заговорить на итальянском. Когда отец Игнатий спросил, как он смог так быстро освоить новый язык, Андрей ответил, что он не новый, а просто вульгарная латынь, которую он уже много лет изучает.
– Да, талантливый ребёнок, и деятельный, – отметил Геннадий.
– Татьяна говорит, что он всегда таким и был, – согласилась Оксана, – Он, как только ходить начал, сразу проявил себя исследователем – весь монастырь облазил. Постоянно за ним присмотр был нужен, шустрый, юркий, на месте не сидит. Хорошо, что когда чуть подрос, оружием заинтересовался да лошади ему понравились. Стали его учить и тренировать, из конюшни и с тренировочной площадки около кузницы часами было не вытянуть. А уж когда читать научился и за языки засел, весь монастырь вздохнул с облегчением – прекратились каждодневные операции по его поиску и поимке.
Берег Балтийского моря.
– Будь проклята эта зима. Будь проклят этот ветер. Будь проклята эта сырость. Будь проклят этот русский, – не переставая про себя проклинать всё на свете, Фриц Хайнц открыл термос и отхлебнул горячего кофе. Взбодрило не сильно. Северо-западный ветер пробирал до костей и гнал небольшую волну, воздух был сырым, и на берегу было нереально спрятаться от этой промозглой зимы.
Руководство старалось изобразить рвение, чтобы хотя бы имитацией бурной деятельности прикрыть оглушительный провал, поэтому сотрудники отдела постоянно находились рядом со спасателями, и считалось, что руководят работой. Хотя, как можно руководить спецназовцами-водолазами, если ты даже не на катере, а на берегу? «Navis ab litore gubernari non potest» произнёс он про себя на латыни – «С берега кораблем не правят». И усмехнулся – его начитанность, владение языками и прочие широкие гуманитарные познания не особенно были нужны в его службе обычного «топтуна», а выше подняться не получалось – и происхождение не то, да и курсы вместо базового специализированного образования оптимизма кадровикам не внушали. Так что его университетские знания даже работали в минус. Вот и сейчас он мёрз на холодном балтийском ветру и занимался бесполезным наблюдением за катером, качавшемся на волнах неподалёку. Но руководству важно было при докладах сообщать об активности, и подчинённым приходилось эту активность демонстрировать. Хотя было понятно, что операция с самого начала была поисковой, а не спасательной и с каждым часом вероятность найти вообще что-то, таяла. Картина происшествия выглядела так: при неудачном броске зацепив блесну и оборвав леску, Гефт допил кофе, приставил спиннинг к столику на берегу, встал с кресла и полез доставать блесну.
При мысли о том, как «этот русский» полез в ледяную воду за блесной, которой цена всего с десяток марок, холодные мурашки пробежали по телу Хайнца и он снова подумал про горячий кофе. Но он полез, он же русский, они там вообще любят зимой в ледяной проруби купаться. И на этом история жизни агента Отто закончилась. Когда Николай Гефт впервые за всё время своих рыбалок не прибыл в установленное время к территории части, сопровождающий поехал за ним на берег, и никого не обнаружил. Точнее, рядом с берегом плавал один резиновый сапог. Костёр, который Гефт развёл рядом с местом рыбалки, не только потух к тому времени, но и зола была уже холодной. Выйти с территории между двумя заборами воинских частей он не мог – камеры плотно перекрывали весь участок, прилегающий к дороге. Но для надёжности всё равно округу прочесали, надеясь найти хоть какие-то следы агента. И вот уже четверо суток водолазы по квадратам прочёсывают бухту. А Хайнцу каждые сутки приходится по шесть часов проводить на продуваемом всеми промозглыми ветрами берегу, забросив всю остальную работу. Фриц снова потянулся к термосу, но затормозил себя и решил повременить – термос был небольшим, а до конца смены оставалось ещё немало времени. Дёргать своих сменщиков, отдыхавших сейчас в части, и просить их прислать ещё кофе, не хотелось – это услуга, а за любую услугу нужно будет расплачиваться.
Раздавшийся звонок смартфона его не обрадовал – хороших вестей от своего руководства он не ждал.
– Операция прекращена, возвращайся. Все подробности в офисе, – коротко бросил начальник.
Офис отдела, когда в него вернулся Фриц, прибывал в унынии: русские запустили видео – интервью с Гефтом, где он рассказывал об успешно проведённой операции против «западных разведок». Срочно готовили доклад на самый верх и Фрицу поручили искать признаки того, что Гефта похитили русские и выступает он по принуждению и под наркотиками. Чертыхнувшись, так как ничего в этом не смыслил, Хайнц занялся просмотром видео.
Но самым хреновым было не то, что Гефт сбежал или его похитили русские, а то, что минувшей ночью в Москве, Петербурге, Владимире, других городах, особенно на юге России в её азиатской части, прошли массовые аресты агентов немецкой и британской разведок. Русские вычислили десятки «кротов», годами живших в России и ждавших своего часа. Эти агенты скорее всего засветились, будучи направленными на перепроверку информации, которую Гефт выдавал почти полгода, и вот это было ударом гораздо более сильным, чем возвращение перебежчика к себе на родину. А интервью – это так, чисто репутационные потери, которых, к тому же, можно избежать, обозвав всё постановкой и русской пропагандой.
Бурятия. Улан-Удэ.
Звонок от Артура Гефта был неожиданным: мы с ним созванивались только «по делу», он знал, что я улетаю на отдых в Бурятию и сам я планировал позвонить ему по возвращению. Сказать, что он меня ошарашил – ничего не сказать.
– Слышь, Андрей, тут такое!!! У меня всё в порядке, ну, вообще в порядке. Пока подробности не расскажу и сам ещё толком ничего не знаю, но сегодня к маме приезжала бабушка и с нею генерал с папиной работы. Со мной он тоже разговаривал, и сказал, что на самом деле папа был на задании, в тылу у врагов; это очень сложно, и он никакой не предатель, а настоящий герой. Чтобы ему поверили, его должны были считать предателем. Папа возвращается, и как только вернётся и сделает самые срочные дела на службе, он сразу к нам приедет. Генерал сказал, что папу обязательно наградят, и мы должны им гордиться.
Я поздравил Артура, сказал, что рад за него… Но как-то не очень верилось, что всё настолько быстро и так классно решилось и объявление подполковника Гефта предателем – это только часть операции нашей разведки, чтобы запутать противника.
Лондон. Явочная квартира.
– Что будем докладывать? – ещё до начала совещания этот вопрос витал над длинным столом, где напротив друг друга усаживались сотрудники Ми-5 и Ми-6. Необходимость выступать на Тайном Совете и объяснять, кто виноват в громком провале разведок, вновь объединила конкурентов, которые решили провести встречу на нейтральной территории – в одной из квартир в центре Лондона и выработать общую позицию по оказавшемуся в России Гефте. Перебежчик, давший такие ценные сведения, неизвестно каким образом вновь оказался в России и сейчас «пел соловьём». И если то, как Гефт мог выйти на русских и договориться о возвращении и способ его транспортировки на родину был головной болью немцев – сбежал-то он от них, то правдивость всей информации, что он передал англичанам, оказалась под вопросом.
Кеннет Маккэлм, глава Ми-5, по праву старшего по возрасту и званию начал беседу: – Наши специалисты подробно изучили информацию, которая предшествовала побегу Гефта из Германии и полагают, что немцы допустили целый ряд ошибок в работе с агентом. Составленный нами психологический портрет перебежчика свидетельствует о его амбициозности и нереализованных карьерных планах. Выбрав цивилизацию и свободный мир, он наверняка рассчитывал влиться в элиту и получить статус не ниже, чем было его положение в России. Причём, такое его желание полностью совпадает с германским законодательством об этнических репатриантах. Но вместо того, чтобы выполнить собственные законы, эти sauerkraut («квашеная капуста» – презрительное название немцев англичанами) заперли его в маленькой квартирке на окраине Берлина и прекратили с ним работу. Видимо, у Гефта были основания полагать, что его использовали, выжав из него всю информацию, а затем списали за ненадобностью. Наверное, у него были какие-то старые контакты, через которые он вышел на русских и договорился о возвращении. Или русские смогли найти его в Берлине и подошли с предложением. Проанализировав выступления Николая Гефта и свежие агентурные данные из России, наши аналитики считают, что Гефт не рассказал русским обо всём объёме информации, который он нам слил, пытаясь преуменьшить масштаб своего предательства. Мы считаем, что он умолчал о переданной информации о магических таблетках – ни один из посредников, занимающихся приобретением таблеток или их доставкой в Великобританию, не был арестован. Если бы он об этом доложил русским, то каналы доставки уже бы перекрывались. Как сообщает министерство обороны, фармацевты смогли разобраться по полученным образцам с формулой таблеток, но часть технологического процесса при их изготовлении пока непонятна. В частности, некоторые источники упоминают, что таблетки после изготовления облучают и они ещё некоторое время «дозревают». Однако, ни природа излучения, ни другие параметры дозревания пока неизвестны. Казначейство обращалось к нам с просьбой ускорить работы, так как таблетки очень дорогие, спрос на них огромный, мы стараемся найти и завербовать кого-то из медиков в России, причастных к изготовлению таблеток, и фармацевты минобороны продолжают заниматься исследованием таблеток. В целом, наш вывод таков: Гефт утаил от русских ту часть информации, по которой у них нет данных, что она ему известна, а это говорит в пользу того, что его побег из России был искренним порывом, но разочаровавшись в действиях германской разведки и их правительства, он решил вернуться, надеясь вымолить прощение.
– Готов Вас поддержать, дорогой коллега, – в беседу включился Петер Моор, руководитель Ми-6. Он возликовал сразу же, как Маккэлм открыл рот, взяв на себя лидерство в беседе: значит, и на заседании Тайного Совета Кеннету выступать первым. Если его доклад воспримут положительно – Петер его поддержит. А если нет – успеет перестроиться и доложить в новом ключе.
– Выводы наших специалистов полностью совпадают с озвученными Вами, – в России прошли аресты среди нашей агентуры, которая перепроверяла данные об оборонительной инфраструктуре русских на юге страны. Что касается контролёров, направлявшихся на поиск подземных авиационных баз, то ни один из них не задержан. Более того, проверяя по спутниковым снимкам заброшенные горные разработки в южных районах России, мы самостоятельно обнаружили ещё один подземный авиационный комплекс. Гефт упоминал, что ему известно местонахождение только двух баз, и он же утверждал, что в реальности их больше. Как видите, нам удалось найти подтверждение этому. Полностью согласен и с Вашим выводом о том, что Гефт смог договориться с русскими о помиловании, а возможно, его и запугали, надавив через род и семью. У русских вообще очень консервативные, устаревшие представления о родственных связях. И вера какая-то дикая. Варвары.
Бурятия. Улан-Удэ.
Когда на дне рождения князь Окинов рассказывал мне о возможности «пострелять» и «позаниматься военкой» на зимних каникулах, в моём представлении это выглядело как периодические походы в тир и какие-то занятия в спортзале.
В реальности всё оказалось гораздо интереснее и круче: рядом с загородным имением рода находился полигон, где для шестнадцати-семнадцатилетних парней – свежего набора в службу охраны рода Окиновых, – на целый месяц были организованы занятия. Из них сформировали взвод, а во главе отделений и инструкторами были сержанты, недавно побывавшие в зонах пограничных конфликтов.
Из подраставших Окиновых и Перловых сформировали ещё одно отделение, где Семёна назначили заместителем командира отделения, как мне пояснили, – для углубления и развития командирских навыков. Жили мы в загородном поместье, но сразу после раннего подъёма прибегали на полигон и вместе со взводом новобранцев наматывали круги по стадиону и проводили занятия на полосе препятствий, после чего шли на завтрак. Дальше – занятия в классах и на воздухе: оборона опорного пункта, захват опорного пункта, передвижение по местности и в населённом пункте, маскировка, организация лагеря и быт в полевых условиях, освоение оружия, индивидуальные действия в разных ситуациях – тем было не так много, но инструктора утверждали, что это – самое актуальное. А любые сомнения пресекали короткой формулой: командир всегда прав! И по каждому виду подготовки – еженедельные зачёты и обещание комплексного экзамена в конце учёбы. Для нас нормативы и зачёты были не так важны, хотя мы все и старались. Но для нас получить плохой результат – умаление чести. А вот для рядового состава взвода каждая оценка шла в личное дело и, в конечном счёте, влияла на то, какую должность и какую специализацию получит каждый из соискателей. И какая зарплата будет у него вследствие этого.
Я вообще удивлялся, как часто люди обсуждают денежные вопросы – что можно купить, а что – пока нельзя; как лучше взять кредит и как грамотнее его погасить, какие подарки можно себе позволить, а какие – слишком роскошные. Живя в приюте, я даже не задумывался о том, что у кого-то, при этом не больного, не убогого, не очень старого, – может не хватать денег на еду. Необычно было слышать, когда в ответ на приглашение «посидеть вечером в кафе» приглашаемый мог ответить, что только через неделю, после аванса. За время жизни у Перловых я гораздо больше узнал про деньги, научился их распределять и пользоваться, но ещё смутно представлял себе многие финансовые вопросы.
Было видно, что многие новобранцы выбрали службу в охране Окиновых именно в силу хорошей зарплаты, которую они будут получать. И именно они были самыми исполнительными и упорно вгрызались во все предметы, чтобы хорошо сдать экзамены.
Помимо «обычной» стрельбы из автомата, с нами занимались два ненца, натаскивавшие нас на снайперскую стрельбу и в целом обучавшие снайперской работе. И прежде чем мы начали стрелять, они больше недели тренировали нас организовывать работу снайперской группы, выбирать позицию, маскироваться, находить позиции вражеских снайперов.
– Ты, Андрей, однако, умный и сильный. А снайпер должен быть хитрый и выносливый. Я один раз сидел в засаде и очень умный снайпер на меня охотился, а я на него. Дело было, однако, летом, около реки. Комары везде летают, где-то небольшими тучками собираются и как будто танцуют. И около меня и моего напарника-наблюдателя тоже летают – потому что ненец хитрый, он специальной травы насушил, и ею мы натирались. Комары, однако, такую траву не любят, не кусают нас, но и не улетают далеко. Так мы и жили с комарами – они нас не трогают, мы – их не трогаем. А на противоположном берегу, между двумя кустами, комары не летают. И ненец думает – что-то их отпугивает. А что может их отпугнуть, как не пшикалка из химии. Лежал я смотрел, думал. Крепко думал, однако. Если там снайпер, то ему, однако, наш берег видеть надо, хороший обзор должен быть. И самому не сильно выглядывать. И должно быть удобно из винтовки стрелять. Примерно подумал-подумал, зарядил разрывную пулю и выстрелил туда, где туловище должно лежать. Слышу, негромкий вскрик. И я туда ещё два раза выстрелил. И сам, однако, вместе с помощником-наблюдателем, потихоньку отползать назад начал. Обиделся тогда поляк на меня, однако. Мина стал бросать. Беспилотники, специальные, зажигательные, как туча комаров полетели и стали по берегу падать, чтобы кусты и траву выжечь. Но нас там уже не было. И моих двух помощников тоже – второй помощник у нас за небо отвечал, он чуть подальше сидел и когда было нужно, свои беспилотники для наблюдения запускал. Нас уже в столовой поросёнком кормили – за каждого вражеского снайпера в полку поросёнка делают. Я за свою службу, однако, шесть поросят ел – а значит, шесть снайперов снял. Сколько бы они наших солдат и офицеров положили, если бы по-прежнему землю поганили?