Усилитель. Трижды воскресший

Глава 25

Балтийск. Пункт постоянной дислокации бригады морской пехоты.

– Флаг Российской империи! Андреевский флаг! Боевое знамя! Триста тридцать шестой! Отдельной! Гвардейской! Белостокской и Кагульской! Орденов Александра Невского! Суворова! Ушакова! Жукова! Нахимова! Бригады морской пехоты! Внести! – с этими словами командир бригады приложил руку к шапке и оглядел, как молодцевато вскидывают руки к фуражкам офицеры, стоящие во главе своих подразделений.

– Ну, как дети, ей Богу, – немного по-стариковски побурчал на подчинённых генерал Юрий Андреевич Гущин: – Ладно, матросы – у кого-то присяга, кому-то со знаменем прощаться, многим медали дадут. Всем хочется на память хорошие фотографии получить – пусть и с синими носами, но в красивой парадке. Но офицеры-то тоже все решили пофорсить и, не смотря на промозглый сырой ветер, вышли на построение в фуражках и белых перчатках.

Но это бурчание было добрым – вот из таких маленьких штрихов поведения и складывается любовь к форме и бригаде, уважение к армии и стране, верность традициям.

– Как там батя мне говорил, подумал генерал: – Дрожать – дрожи, но авторитет – держи! Ну, вообще-то отец имел в виду дрожание не от мороза, а от страха. Но батькина мудрость – она на любой случай подойдёт.

Знамёна между тем внесли, и знамённая группа заняла место неподалеку от трибуны.

– Этот день – особенный для каждого морпеха! – начал свою речь генерал-майор: – Со времён Петра Великого, который и установил этот праздник, в этот день мы вспоминаем своих предшественников и клянёмся им, что не посрамим чести и славы морской пехоты. С праздником, боевые товарищи! За Россию, государя-императора, армию, флот, морскую пехоту, наше троекратное гвардейское «Ура!»!

Троекратно прокатился по плацу крик, выждав пару секунд, генерал Гущин продолжил: – Традиционно в этот день мы подводим итоги года и ставим задачи на следующий. Но в этом году я не буду докладывать о состоянии дел в полку и о вашей боевой службе – лучше любого доклада говорят награды, которые государь присвоил офицерам и матросам бригады как за боевые заслуги, так и за отличия в обучении подчинённых и различные виды обеспечения. Прошу зачитать указы о награждении, – с этими словами генерал бодро спустился с трибуны и зашагал на середину плаца, а его место у микрофона занял порученец.

– Указом его императорского величества…

Орденов в самом деле было много, Юрий Андреевич смотрел на красные коробочки, в которых блестели объёмные профили Ушакова, Жукова, Нахимова, матово серебрились Георгиевские кресты и ордена Мужества; отдельно, у самого края стола, лежали два ордена Суворова. Комбриг радовался за офицеров, особенно тех, кто получив очередной орден становился потомственным дворянином, а значит, судьба его жён и детей будет устроена в любом случае: Наградная комиссия и Дворянские собрания пристально следят, чтобы семьи героев, даже в случае гибели кормильца, могли поддерживать свой статус. Да и император про семьи орденоносцев не забывает.

Вручая награды, генерал Гущин торопился и изредка посматривал на небо, опасаясь дождя: он потому и свою речь сделал максимально краткой, так как боялся, что дождь загонит бригаду с плаца в актовый зал – низкие тучи хотя и не походили на дождевые, но Балтика есть Балтика – здесь и без тучи дождь пойти может. Закончив вручение орденов, он дал команду провести вручение медалей в батальонах, а сам направился в первый батальон.

Подождав, пока начальник штаба бригады проведёт награждение, он обратился к строю: – Два дня назад я был в Санкт-Петербурге, где в академии флота ваш бывший комбат получил заслуженную награду – орден Ушакова второй степени. Он успешно осваивает программу учёбы, и надеется через три года вновь встать в строй бригады и передаёт вам всем привет.

Строй захлопал.

– Также сообщаю, что комроты-раз успешно прошёл реабилитацию после ранения, побывал в санатории, сейчас у него завершается отпуск и вскоре он вернётся в бригаду, уже на должность комбата. За мужество, героизм и умелую организацию действий роты при штурме вражеского опорника он награждён орденом Ушакова третьей степени. Думаю, никому из вас не нужно говорить, насколько большое символическое значение имеет для него эта награда.

Строй вновь зааплодировал.

Комбриг возвратился на трибуну; дождавшись, когда последние столы после награждения будут убраны с плаца, он провозгласил: – Увольняемым в запас выйти из строя на десять шагов! Молодому пополнению выйти из строя на пять шагов! К церемонии передачи оружия приступить.

Смотря на чёткие действия матросов, комбриг ещё раз мысленно поблагодарил начальника штаба, на плечах которого лежала организация мероприятия. Дальше должно быть попроще – прощание со знаменем увольняемых и приведение к присяге молодого пополнения.

Владимир. Лицей.

– Ты что, с Гефтом подружился? – Светка, соседка по парте, брезгливо скривила губы.

Я слегка кивнул, но ничего ответить не успел – она продолжила: – Ой, дурак! Меня тут, кстати, Оксанка попросила помочь ей по математике, я уже подходила к классной, она разрешила к ней пересесть…

Светка подхватила свой рюкзак и сместилась в конец класса.

То, что не только она не одобрила моей дружбы или, может, просто доброго знакомства с Гефтом, я понял уже к концу занятий. Когда у меня в руках оказалось три вызова на дуэль. Я как-то и отвык от дуэлей за последнее время – убедившись, что я «крепкий орешек», вызовы мне делать перестали. А тут такое. А на следующий день вызовов было уже четыре.

Но этот день поразил меня и ещё одним событием – на перемене ко мне за парту подсел одноклассник Борис Кошечкин: – Три минуты у тебя найдётся?

Я с удивлением кивнул головой – последнюю пару дней контактов с одноклассниками, да и в целом с лицеистами у меня стало гораздо меньше.

– У меня проблемы с учёбой, не вытягиваю. У тебя место соседа освободилось, я бы к тебе пересел, а ты хотя бы двадцать-тридцать минут в день: на перерывах там, по пути в столовую, спортзал меня бы немного подтягивал, ну, и домашку смотрел перед уроками…

– А ты вообще в курсе, с чего Светка от меня пересела?

– Насчёт Гефта-то? В курсе… никогда шакалов не уважал, так что пусть разбегаются.

Так у меня появился новый сосед по парте.

Среда вновь принесла мне четыре красных карточки, а вот четверг – уже пять. Мало кто мог долго против меня продержаться, так как уровень борьбы среди ровесников, по сравнению со мной, был если не откровенно слаб, то значительно ниже. Вот если бы вызовы были от пацанов на пару лет старше, то победить их, особенно с учётом того, что дуэли следуют одна за другой, было бы сложно. Но для «старших» существовало ограничение: они должны были объяснять причину, по которой вызывают младшего по возрасту. Так что ровесников я побью, но пять дуэлей это минимум час и времени было откровенно жалко. Я ломал голову над тем, как отвадить дуэлянтов. И придумал. Когда четверговая серия поединков завершилась пятью победами, я попросил трибуны минуту помолчать: – С завтрашнего дня я буду заниматься художественной росписью лиц соперников – вначале набивать им синяки и бланши, а уже затем побеждать, чтобы дуэлянты хотя бы пару дней освещали город и лицей. А самым наглым я буду из лиц делать котлеты – тут уж, как получится – кому-то киевскую, кому-то пожарскую, а кому-то просто обивную.

То, что до лицеистов не дошло, я понял уже утром следующего дня, получив два красных квадрата. К обеду их было четыре, а к концу уроков пять, как и накануне. Так что, выйдя на манеж спортзала, я был полон решимости опубликовать на лицах своих соперников объявления о плачевных последствиях размахивания красными карточками у меня перед носом.

Первый противник был примерно моего роста и сложения. И соответственно, имел такую же длину рук, как и у меня. Работаю на скорости, спасибо братьям Окиновым. Бью по локтю, ещё раз, он приоткрывается, и я наношу удар по скуле. По другой, под глаз, пару раз по корпусу, так как он переместил руки, чтобы прикрыть лицо. Ещё по рёбрам, ещё раз. Его руки идут вниз, чтобы закрыть корпус, а я, воспользовавшись этим, несильно ударяю его по губам. Под глаз. Ещё раз по губам. Он дернулся и удар получился сильнее, брызнула кровь. Препод выбрасывает красный флажок. Прохаживаюсь, выравнивая дыхание.

Второй соперник был повыше ростом, но схему борьбы с ним я избрал ту же. С ним получилось даже лучше. Прикрывался он хуже, дрался не очень умело, так что я не спеша ставил ему фингалы и занимался художественной пластикой губ, только вместо силикона раскачивал их его кровью. Я видел, что он разозлился и всё больше путался. Когда я посчитал свою задачу выполненной, просто свалил его сильным ударом.

Третий поединок оказался самым сложным: и соперник был крепкого телосложения и повыше меня, да и приёмами пацан из дворянского класса владел на приличном уровне. Так что его я брал просто измором, уклоняясь от боя на близкой дистанции и рассчитывая на свою более высокую выносливость, полученную в результате постоянных тренировок. И не ошибся, хотя пару ударов, чувствительных, кстати, пропустил. Но минут через пятнадцать динамичного спарринга он стал выдыхаться: руки работали уже не так точно, прыжки и отскоки замедлились. И я приступил к росписи его лица – всё-таки есть во мне тяга к прекрасному! Понимая, что бой уже проигран, мой соперник, получив очередной, в общем-то, несильный удар, зашатался и упал. Я был возмущён до глубины души – он же явно сымитировал, чтобы сберечь лицо. Подождав минуту, и убедившись, что мой противник не пытается встать, физрук выбросил красный флажок.

Зато четвёртый и пятый поединки прошли, что называется, «на ура»: мне показалось, что, просмотрев предыдущие дуэли, мои соперники поняли, что погорячились с вызовом и бились «от обороны», стараясь подставиться под мои удары так, чтобы как можно быстрее всё завершить. Один после пары ударов упал на ковёр и не спешил подниматься, и преподаватель, отсчитав минуту «лежания», выбросил красный флажок, а другой, получив удар по носу, радостно размазал по лицу кровь, продемонстрировав её рефери, который тут же остановил поединок.

***

Бориса Кошечкина я зауважал, когда мы вместе пришли в столовую, и он, набрав еды, собрался сесть за мой стол. На недоуменный взгляд уже сидевшего напротив меня Гефта, он просто сказал: – Подвинься немного. Я теперь тоже за этим столом сижу.

Матвей Давидов, сидевший рядом со мной, скорбно поинтересовался у Бориса: – Ты, вообще, все последствия просчитал?

На что Борис ответил: – Всё просчитать в принципе невозможно. Слишком много показателей. А уж с моими математическими способностями – и подавно. Но дерусь я неплохо, на мечах и саблях тоже, так что пятьдесят на пятьдесят: или я уделаю – или меня.

Я смотрел на его лицо – простоватое, с глубоко посаженными глазами и пухлыми губами, вытянутым лицом, закруглённым подбородком и большими ушами, и думал: – Ну не скажешь же по внешности, что герой. Встретишь такого, подумаешь, что обычный губошлёп. Хотя, вот нос, – аристократический: ровный, прямой, с небольшими крыльями.

На второй день после того, как Борис пересел ко мне, его вызвал на дуэль Серёга, с которым у меня был первый поединок в лицее. Борька его тоже быстро угомонил: гонору у Серёги было много, а вот навыков борьбы – не очень. Через пару дней Кошечкин на дуэли победил ещё одного. Потом ему досталось. Так и живёт – с переменным успехом.

По учёбе он и впрямь отставал. Причём, просто потому, что был тугодумом: материал до него доходил медленно, и когда он в него всё-таки «въезжал», контрольная по этой теме была уже написана. Так что даже хорошие оценки у него были не так часто. Я вначале его подтягивал по проходимым темам, а потом стал немного забегать вперёд, объясняя материал, который на уроках мы ещё не проходили, но сам я его уже знал – не так трудно пролистать учебник на пару страниц вперёд, тем более, что по многим предметам я начал готовиться к сдаче экстерном и нужно было уйти вперёд в изучении материала на полгода, до конца учебника. Наконец-то постоянное дело нашлось и Матвею Давидову: репетитор из него получился так себе, но, когда он растолковывал Борису хорошо известную ему тему, – тому было понятно, и он материал усваивал. И результат сказался уже через пару недель – Борис всё увереннее отвечал на хорошие оценки, и изредка стал получать отличные.

На радостях, что учёба стала налаживаться, Борис нас всех пригласил в кафе «на мороженое».

Что мне особенно нравилось в Кошечкине, так это полное отсутствие каких-либо понтов и абсолютная открытость. Со своим мнением он никуда не лез, но если его спрашивали – отвечал откровенно. Так же он повёл себя и в кафе: рассказывая о себе и своём роде, он открыто подшучивал над своим «недодворянским» происхождением и воспитанием: – Отец мне постоянно повторяет, что я – дворянин в первом поколении, а он – это ещё нулевое поколение. Говорит: – Сам посуди – я в детстве, да и взрослее, гусей и коров хворостиной гонял. И очень себя неплохо босиком чувствовал. Вот так повезло, что из армии поступил в танковое училище, вначале командиром танка был, потом роты. По жизни был хулиганом, но в армии это считается за храбрость и молодецкую удаль. Так совпало, что судьба или Бог меня сберегли, а по совокупности наград и силы я стал дворянином, а потом и потомственным. Отец и сам нас, детей, учит, и законам, и манерам, и танцам, будь они не ладны. И репетиторов нанимает. Ну, и образование пытается дать соответствующе.

– А дворянство вам за что дали?

– Ну, мы – новая элита. Отец окончил Казанское танковое училище со вторым уровнем силы. А это, как ни крути, личное дворянство. Командиром танка попал в зону пограничного конфликта. Как-то, а он уже взводом танков командовал, захватили соседи целый танк. Отец его изучил и со своим экипажем разработал план покататься на нём по тылам противника. Надели вражеские комбезы и поехали в тыл к противнику. Отец на немецком шпрехает, как настоящий немец, он же вырос среди немцев Поволжья, а его учительницей по немецкому языку в школе была настоящая немка. Он сам русый, внешне смахивает на немца, в отличие от меня, я-то на маму больше похож. Да и на той стороне, вообще и плохонький немецкий сойдёт – там и поляки, и румыны, и венгры, в общем, антирусский интернационал, так что общаются на смеси сразу всех языков. Ну, оседлали они своего «троянского коня», по низине, благо там асфальтовая дорога была, в тумане пересекли линию фронта, за стрельбой и взрывами кто разберёт, что где-то рядом танк рокочет, и оказались в тылу. Покатались, разведали позиции, заминировали мост. Раздавили два орудия и положили прислугу. Уже возвращаясь, в центре деревни заметили большую штабную машину. Подъехали, перебросившись с расчетами несколькими фразами на немецком языке, стали ходить вокруг машины, отец её нахваливает, а танкисты тем временем подцепили её к танку. Батя сел на башню танка, обнял пушку ногами, и стал уплетать бутерброд.

Немцы из обслуги машины опомнились, только когда танк, с прицепленной к нему тяжелой штабной машиной, направился в сторону линии боевого соприкосновения. Прибежавший расчёт выстрелил в удаляющийся танк из орудия. Снаряд срикошетил, и потом взорвался. Батя получил динамический удар, так, лёгкое ранение. На поврежденном танке, но с немецкой штабной машиной, напичканной всякими секретными приборами и оборудованием, они вернулись в свое расположение. За этот рейд его ничем не наградили, а даже отругали за хулиганство и лихачество, но чуть позже назначили командиром роты. На этой должности как-то поручили ему провести разведку в тылу врага. Весна, распутица, грязь непролазная, туман. Батя разработал план – танки спрятали, наши притворно отступили, а потом стали выдавливать противника, и вместе с отступающими и наши танкисты ушли в тыл. За ночь отмахали полсотни километров. Рано утром разведчики из передового охранения засекли большую колонну техники, которая шла к линии боевого соприкосновения. Отец распределил танки на группы, и когда вражеская колонна приблизилась, его рота сразу зажгла передние и задние бронетранспортёры и машины, а потом стала выбивать пехоту и жечь всё подряд. Отца немного ранило, но он всегда говорит, что чуть-чуть – не считается, так и командовал. Как закончили, спрятались в брошенной деревне – танки загоняли прямо в дома или хозпостройки и маскировали. Весь день сидели тихо, как мыши. Ближе к вечеру батя переоделся в цивильное, на машине доехал до города, через который надо было прорываться к нашим, и разведал подступы. Ночью они не только через город проскочили, но и шороху там навели. Вот за эту разведку ему и дали Героя России. А помимо этого, у него четыре боевых ордена и несколько медалей. Сейчас преподаёт, танкистов учит.