Усилитель. Трижды воскресший

Глава 6

По дороге на Куликово поле.

Очередная неделя началась с подготовки к поездке на Куликово поле. Так как год был «юбилейный», телевидение планировало сделать большой фильм про сражение и показать его к праздничной дате, поэтому фестиваль с осени перенесли на лето, сражение готовилось масштабным и участники мероприятий съезжались заранее для тренировки с телевизионщиками. Добирались мы на микроавтобусе, куда вместе с дядей Толей загрузились Сергей и ещё трое приютских реконструкторов примерно его возраста и я, а в заднюю часть машины закинули палатки и снаряжение. Степан в этот раз с нами не поехал – у него осенью начиналась учёба в выпускном классе, и он уже начал готовиться к экзаменам. Машина, которую вёл дядя Толя, легко наматывала километры, в Москву мы не заезжали, а проехав по МКАДу-Два, повернули в сторону Коломны.

– Поедем тем же маршрутом, как шли русские войска на битву, – пояснил Анатолий Дмитриевич.

По дороге мы сверялись с историческими картами движения русских войск на Куликово поле и зачитывали отрывки из «Слова о Донском побоище», так что поездка была увлекательной.

После Коломны дядя Толя повернул направо, а добравшись до Ступина, машина уверенно свернула на юг. Дороги не были загружены и добрались до Дона мы быстро.

Там все мы смогли оценить масштаб предстоящего мероприятия – лагерь фестиваля растянулся почти на километр! Проехав вдоль всего лагеря и выбрав с помощью распорядителей место для палаток, мы сгрузили вещи, а дядя Толя отогнал машину на стоянку и вернулся уже пешком. Пока он отсутствовал, мы отгородили вешками и лентами свою зону, установили палатки и приготовили место для костра. При готовке обеда мне, как всегда, досталось чистить картошку, а кашеварили в этот раз Евгений и Виталий. Получилось съедобно, дядя Толя их похвалил и разрешил нам осмотреть окрестности и сходить в музей – он работает и участникам фестиваля там будут рады.

На поле Куликовом.

Я выскочил за наши палатки и быстрым шагом пошёл в сторону музейного комплекса. Солнце уже давно перевалило за полдень, но было не жарко, хотя на небе не было ни облачка. От реки немного тянуло ветерком и это бодрило. Наслушавшись «Слова» я на ходу цитировал наиболее понравившиеся моменты и представлял, как проходила битва русских с монголами. Ещё не пройдя половину лагеря, я задумался – не потребуются ли мне деньги на билет в музей? Мысль вернуться и взять сумку, где у меня был мешочек с деньгами – специальный, чтобы был похож на средневековый, я быстро откинул – если не смогу сегодня попасть в музей, просто погуляю в округе, а в музей схожу завтра. Размышляя, я немного отвлёкся, и когда вновь поднял голову, чтобы оглядеться по сторонам, впал в ступор: толпа монголов, весело переговариваясь на незнакомом мне гортанном языке, примеряла кольчуги и шлемы, навешивала на себя сабли и луки с колчанами… Ещё несколько монголов вышли из-за разноцветных юрт, навьюченные сёдлами и конской сбруей. Переход от цитат из «Слова» и битвы, разыгравшейся в моём воображении, к настоящим монголам был настолько стремительным, что я немного опешил. Я растерянно огляделся по сторонам, прикидывая, в какую сторону лучше идти, чтобы побыстрее выйти с территории, где расположились монгольские реконструкторы.

Меня заметили, и один из рослых монголов обратился к другому, что меня удивило не меньше неожиданной встречи – на чистом русском языке: – Галсан, у нас гости!

Монгол, названный Галсаном, развернулся в мою сторону, улыбнулся и спросил: – Ты из чьей дружины будешь, отрок? Слово «отрок» он произнёс, немного растягивая первую «о», что напомнило мне северные говоры, и я улыбнулся.

– Владимирские мы, – ответил я неуверенно, постепенно приходя к осознанию, что монголы, приехавшие на фестиваль, скорее всего русские подданные, раз они так отлично говорят по-русски. Следующей фразой Галсан мне это подтвердил: – А мы буряты, за монголов играть будем во время съёмок. Нашего князя очень телевизионщики просили большой отряд прислать, чтобы картинка была натуральной и эпичной. Вот, готовимся к завтрашней тренировке, – обвёл он рукой, – ты подходи, не робей.

– И ничё я не робею, – проговорил я негромко и подошёл к Галсану.

– А язык у вас какой? Я такого не слышал.

– Так монгольский и есть, ну, один из диалектов, – бурятский. Интересно?

Я согласно кивнул и Галсан произнёс: – А зэг эрдэмэй дээжэ, аяга cай эдеэнэй дээжэ. По-русски это: «А» – начало знаний, чай – начало трапезы». Пойдём в юрту, чаем напою.

Я робко, всё ещё опасаясь, но разрываемый на куски любопытством, пошёл за ним следом. Открыв дверь в юрту, Галсан вошёл в неё, и, развернувшись ко мне, показал рукой вниз: – На порог наступать нельзя.

Я осторожно переступил порог и огляделся по сторонам. В юрте было… уютно. Галсан прошёл к низкому столику, показал, где мне сесть, и обратился к двум девушкам, которых я вначале не заметил: – Гостя зелёным чаем с молоком напоите. И меня тоже.

Одна из девушек взяла в правую руку полукруглую чашку без ручки, а вторая налила в неё чай. Девушка, придерживая левой рукой правую, осторожно протянула мне чашку. Я аккуратно взял чашку двумя руками и взглянул на Галсана, которому тоже налили чай, и он не спеша его пригубил. Я также поднёс чашку ко рту и отпил небольшой глоток.

– Чаепитие у бурят, – это древняя церемония и обязательная часть этикета, – пояснил Галсан, – с неё всегда начинается приём гостей, поэтому и родилась эта пословица.

Я уже освоился и стал задавать ему вопросы о бурятском языке, Галсан произносил фразы, какими принято здороваться и прощаться, перечислял пословицы и поговорки. Я старался по несколько раз повторять его фразы, а он поправлял мне акцент. Было интересно, но отрывать хозяина надолго от дел мне не хотелось, я похвалил чай и сладости и сказал, что мне пора возвращаться.

– Будет время, завтра приходи, с нами и пацаны прилетели твоего возраста, будут помогать на фестивале, познакомлю.

Мы встали, Галсан провёл меня мимо юрт до выхода с их территории, и я припустил к своим палаткам.

***

Хотя на дворе стояло лето, утром было холодновато, и вылезать из спального мешка не хотелось. Но будильник уже пропикал подъём и мне нужно было, пока не начали собирать дружины, заняться тренировками. Я выбрался из палатки, на улице надел кеды и побежал в сторону Дона, от которого поднимался туман. Умывшись, я ещё пробежался, а потом, вернувшись к своим палаткам, присоединился к тренировке, которую Анатолий Дмитриевич проводил с нашей командой.

За завтраком я ему ещё раз, уже подробно, рассказал о своём общении с бурятами и он ответил, что обязательно нужно пригласить Галсана в гости, показать наше оружие и тоже угостить чаем. Он пояснил: как и у всех восточных народов, у бурят очень ценится проявление уважение, они и сами очень щепетильны в вопросах встречи гостей и очень внимательно ждут, что и к ним отнесутся соответственно.

– Ты же трав всяких для чая набирал, не забыл их? – спросил он меня.

Я обрадовался, что смогу отплатить за гостеприимство и подтвердив, что привёз целый мешок сухих трав и пообещал, что постараюсь сделать хороший чай.

С бурятами мы смогли пересечься уже непосредственно перед тренировкой: вся наша группа вначале общалась с туляками, которые подготовили для нас коней, а передача лошадей – это всегда процесс не быстрый.

Как говорит дядя Толя: – Конь – это не автомобиль, на него инструкции по эксплуатации нет. У каждой лошади свой характер, к каждой надо подобрать подход и научиться понимать её. Лошадь – животное умное, она уважительное отношение видит и ответит благодарностью и послушанием.

После приёмки коней их нужно было подготовить к тренировке и дать немного привыкнуть к нашей команде. Затем вместе с тульскими реконструкторами мы поехали на место сбора войск, но по дороге завернули к юртам, где базировались буряты и Анатолий Дмитриевич пригласил Галсана вечером побывать в нашем лагере.

Тренировка прошла довольно скучно. Анатолия Дмитриевича направили в передовые шеренги, где проходило слаживание для съёмки, а нас, «безбородую молодёжь», как выразился длинноволосый распорядитель в рваных джинсах, поставили в самом тылу строя, чтобы мы создавали массовку. Так что основное действие происходило метров за сто впереди нас, и мы ничего не видели, просто периодически по командам телевизионщиков или ехали вперёд, или разворачивались и возвращались на старое место.

Вернувшись в лагерь и отправив коней пастись, мы занялись ужином – день пролетел незаметно, в сёдлах мы перекусили бутербродами и запили чаем, что засчитали за обед, а на ужин дядя Толя разжился бараниной. Евгений с Виталием колдовали около котла, все остальные им помогали, а мне поручили чистить лук для салатов, после чего я занялся приготовлением чая, точнее, чаёв, так как подобрал несколько рецептур и решил сделать разные чаи на все вкусы. Я старался всё делать не только хорошо, но и быстро, так как переживал, что к приходу Галсана и других гостей мы не успеем приготовить рагу с бараниной и тогда точно начнём с чая.

Но рагу было уже готово, гости ещё не подошли, и это очень радовало наших кашеваров: по их мнению, рагу успеет потушиться, что сделает его вкуснее. Так что когда к нашим палаткам подошла бурятская делегация, всё было готово. Вместе с Галсаном к нам пришёл ещё один мужчина гораздо старше его, которого Галсан представил как Тайша, два мальчишки – один моего возраста, а второй постарше на пару лет и совсем маленькая девочка, лет пяти или шести – младшая сестра Галсана по имени Мушен – «Звёздочка».

Я бы вообще, назвал её не звёздочкой, а метеором – усидеть на месте она не могла. Видно было, что пыталась сдерживаться, поглядывала на брата, но всё вокруг ей было интересно, всё хотелось увидеть и потрогать руками. А больше всего её заинтересовали мои волосы. Об этом я узнал, когда мы с дядей Толей пошли провожать гостей. Галсан отправил в лагерь мужчину с мальчишками, мы вчетвером шли по полю, и Галсан сказал, что Мушен очень хочется потрогать мои волосы: – Она из Бурятии первый раз прилетела, там у нас блондинов нет.

Я посмотрел на дядю Толю, он согласно кивнул. Я присел на землю и наклонил голову в сторону Мушен. Она взяла пряди моих волос в руки и громко рассмеялась: – Они ещё и мягкие, как шерсть белого верблюжонка. Нет, как пух лебедя. И чай ты сделал хороший, особенно с ягодками и цветами малины.

С минуту она перебирала мои волосы и гладила по голове, почти непрерывно смеясь. Я тоже улыбался, как и дядя Толя с Галсаном – звонкий детский смех и забавные комментарии всем нам подняли настроение. Я, наверное, так же смеялся, когда был маленьким.

***

Тренировки продолжались, но уже на второй день я участия в них не принимал, помогая разносить бутерброды и воду участникам реконструкции, которые часами отрабатывали будущее сражение или стояли на конях под солнцем. Прибывали последние участники фестиваля, подготовка к главной битве ещё велась, а пока операторы снимали эпизоды, которые тоже войдут в фильм.

Мы так и продолжали ходить в гости к бурятам и принимать их делегации в своём лагере. Мне был интересен их язык, не похожий на европейские, и буряты охотно учили меня новым словам и фразам, удивляясь, как быстро я всё запоминаю, и насколько легко мне даётся произношение.

Мы, «невзрослые» быстро объединились в одну группу и много времени проводили вместе. Евгений, Виталий и я показывали бурятским пацанам и Мушен свои тренировки, давали им пользоваться своим оружием.

Четырнадцатилетний Окинов с необычным для бурята именем «Семён» и его двенадцатилетний брат Церен в долгу не оставались – у них тоже было много оружия, красивые сёдла и упряжь. С ними было очень интересно, так как они целые дни занимались с саблями, стреляли из луков и часами ездили на лошадях. Помимо этого, они много возились со стрелковым оружием и боролись друг с другом: оказалось, что у бурятов практически единственный способ доказать своё право на место в жёсткой восточной иерархии – отличиться во время обязательной военной службы или пробиться в офицеры. И если простого работягу отсутствием военного билета могли просто попрекнуть – какой же ты бурят, если не служил, то в отношении дворян вопрос ставился гораздо жёстче: если «пороху не нюхал», то и не имеешь права распоряжаться теми, кто с военным опытом.

Так что Семён и Церен другого пути взросления и завоевания своего места в обществе, кроме как через армию, не видели, и уже загодя готовились к будущей службе, поступив в суворовское училище. Помимо привычной для нас зарядки, джигитовки, боя на саблях и стрельбы из луков, они много бегали, совершенствовали стрельбу из автоматов, копали окопы и бросали гранаты. Хотя, казалось бы, делов-то: гранату бросить. Однако то, как это делал мой ровесник Церен, завораживало: с трудом удерживая в левой руке пять гранат, он брал ещё одну гранату в правую, и, разбежавшись, бросал её. Тут же хватал следующую из левой руки и запускал в полёт. И так, пока все они не оказывались в воздухе. Причём, делал он это с такой скоростью, что последняя граната уже была в воздухе, а первая ещё не упала.

– Я ещё пару гранат успею кинуть, пока первая упадёт, но рука пока маленькая, больше гранат в ней не помещается, – говорил Церен, – вот если бы мне хирурги ещё два или три пальца пришили, тогда бы и гранат больше влезло.

Больше всего нас поражали их поединки: они и боксировали, и в самбо бились и в необычных схватках, которые они называли «национальной борьбой», сходились. Мушен болела всегда за более слабого из братьев и утешала проигравшего.

Ещё одним развлечением для всех бурятов, а не только для детей, стало обучение меня языку: и дети, и взрослые наперебой называли мне новые слова и словосочетания, несколько раз повторяли для правильного произношения и не переставали радоваться моим успехам и поражаться тому, насколько быстро я начал разговаривать по-бурятски.

Бурятский лагерь с каждым днём наполнялся всё новыми участниками и накануне «генеральной репетиции» в нём появился бурят, которому предстояло начинать сражение – его отобрали на роль Челубея. Высокий и широкий в плечах, с почти квадратным лицом и резко прочерченными скулами, он производил впечатление «настоящего багатура». Этот образ дополнял красный, с роскошной золотой вышивкой, халат, кольчуга, отделанная золотыми накладками, круглый красный щит с пляшущим на нём золотым драконом и коричнево-золотистый конь, нетерпеливо бивший копытом и подозрительно косивший глазом на незнакомых. Мне дали подержать в руках щит и копьё, а потом всех «мелких» посадили в небольшой автобус и отвезли на вершину холма, к храму Сергия Радонежского.

Осмотрев храм снаружи, мы прошли внутрь. Я купил небольшую свечку, зажёг ее и поставил перед образом Георгия Победоносца, молясь за победу русского воинства в пограничных конфликтах. Боковым зрением я заметил, что один из мальчишек-бурят тоже подошел, но к иконе Богородицы, умело перекрестился, приложился к иконе и поставил свечку.

На обратном пути я спросил Тайша о вере бурят, и он подтвердил, что среди них есть и православные, хотя большинство – буддисты. Вот Галсан, его братья и Мушен – они православные, как и их отец, да и весь род Окиновых.

– Когда русские пришли на Дальний Восток, вместе со строительством городов и факторий, освоением территорий, прибыли и православные священники. Те буряты, которые больше общались с русскими, воспринимали православие как один из видов ясака – налога, и среди них немало переходило в православие. А потом так и осталось, – пояснил мне Тайша.

***

Вечером, когда мы с дядей Толей возвращались от бурят, я сказал ему, что у меня есть к нему серьёзный вопрос, касающийся Мушен, и на его согласный кивок головой, ответил: – Мне её жалко. Она бегает, смеётся, веселится, но ей больно. Не сильно, но больно. Пока не сильно. У неё опухоль в голове, похожая на ту, что была у Чета, но больше размером. Если ей не помочь, то она умрёт. Не сразу, но боль будет всё сильнее, опухоль будет расти и через несколько лет организм не выдержит. Я не знаю, смогу ли я справиться, но может быть, хотя бы боль облегчить…

Мы с дядей Толей присели на поваленное дерево и долго обсуждали что делать. Ещё в монастыре отец Игнатий говорил мне, что больных очень много и я мало кому из них смогу помочь, тем более что моё умение лечить должно оставаться в тайне. Я ему обещал слушаться, но сейчас мне очень жалко было маленькую девочку, которая радовала нас своим смехом и добротой, и не верилось, что её жизнь стремительно тает, как свечка, которую она поставила Богородице в храме Сергия Радонежского. Мы решили, что стоит посоветоваться с игуменьей и отцом Игнатием и пошли к своим палаткам.

***

Наконец, наступила пятница – день «генерального сражения». Я проснулся как обычно, рано, но дяди Толи уже не было, он куда-то ушёл. Я видел, что лагерь, обычно тихий в это время, сегодня уже проснулся и вовсю готовился к предстоящему действу. Пробежав стандартную для себя трассу, я вернулся к палаткам и увидел, что дядя Толя уже возится со снаряжением, а остальная часть нашей дружины занялась готовкой завтрака. Я присоединился к сервировке стола, а после того, как мы перемыли посуду, дядя Толя отвёл меня в сторону:

– Я позвонил отцу Игнатию, поговорил с ним. И с его одобрения и одобрения игуменьи побеседовал с Галсаном, взяв с него слово чести сохранить разговор в тайне от всех, кроме своего отца. Галсан подтвердил, что у Мушен опухоль, но врачи не берутся её вылечить и он позвонил отцу, чтобы сообщить о нашем разговоре.

***

Закончив сборы, вся наша команда на конях, а я пешком и с большой сумой с бутербродами и водой, направились к месту, где собиралась владимирская дружина – сегодня на место предстоящей битвы предстояло ехать не отдельными группами, а сразу большими отрядами. Весь день прошёл в съёмках и беготне, и нам – «вспомогательному персоналу», – доставалось не меньше, чем основным участникам сражения – после каждого перерыва мы должны были бегом покинуть площадку и спрятаться в лесочке или в овраге. Оттуда мы слышали как перемещались большие отряды конницы, храпели кони и лязгали соударяясь мечи. Собственно, это для нас и были основные впечатления от битвы.

***

Следующий день был первым по-настоящему «фестивальным»: проходили поединки, соревнования, шумел средневековый рынок, в городе мастеров можно было поремесленничать или сбегать в «игровую зону», где были установлены качели и организованы другие средневековые развлечения. С раннего утра к Куликову полю стали прибывать автобусы с экскурсантами, быстро заполнявшими шумными толпами всё пространство. Я был практически весь день свободен, кроме пары часов, когда охранял наш лагерь. В остальное время я старался присутствовать на поединках своих «старшаков» из приюта, чтобы поддержать их и помочь, если помощь потребуется. В перерывах между поединками я наконец-то смог дойти до музея и побродить по его залам. В музее я увидел большую толпу туристов, говоривших на английском языке, и пристроился к ним, чтобы оценить, насколько я знаю их язык – помимо занятий с отцом Игнатием, я в школе изучал английский и немецкий языки, и мне хотелось знать, смогу ли я понимать речь «настоящих англичан». Оказалось, что почти все слова я знаю, построение фраз не всегда было привычным, обычно гораздо проще, чем нас учили в школе, но смысл говоримого я улавливал хорошо и это меня порадовало.

***

Воскресенье, как это обычно бывает на фестивалях реконструкторов, стало основным и финальным днём. С утра проходили поединки и разные соревнования. Многочисленные туристы разбрелись по всему полю, некоторые, самые любопытные, заглядывали и в лагерь. Наша, прибывшая с дядей Толей, команда, показывала неплохие результаты – почти все мальчишки завоевали призовые места в каких-то видах соревнований, и присутствующие здесь же владимирцы, неоднократно говорили Анатолию Дмитриевичу, что не зря он их столько лет гонял на тренировках.

Зная, что скоро начнётся финальная битва, мы, все в ней не задействованные, перешли на юг поля и заняли места на верхних ярусах трибун, откуда лучше всего было видно место будущего сражения. Дружины, которым предстояло участвовать в сражении, занимали свои места, потом протрубили трубы и на свободное место между полками выехали Пересвет и Челубей. Если знакомый мне Челубей блистал в красно-золотистых доспехах, то Пересвет был одет в чёрную монашескую рясу, контрастировавшую с белым конём, на котором он сидел. Из военного снаряжения у него были только длинное копье и небольшой щит. С их поединка и началось сражение. Затем вновь запели трубы и конные полки, соблюдая строй, двинулись навстречу друг другу. Как всегда, самой яркой сценой сражения, стала первая сшибка, когда всадники, скакавшие навстречу друг другу, скрестили мечи. Звон стоял над всем полем и постепенно русский полк стал продавливать ордынцев и вот они уже побежали. Свист, крики одобрения с трибун, улюлюканье – все желали победы нашему войску.

После сражения наша команда собралась вместе, дядя Толя проверил снаряжение и убедился, что в пылу схватки ничего не было поломано или потеряно, и мы двинулись в лагерь. Пока ребята отгоняли коней и передавали их тулякам, оставшиеся в лагере подготовили обед и после него дядя Толя дал нам ещё час, чтобы перед отъездом мы могли погулять по фестивалю. Я сразу пошёл в торговые ряды, где ещё накануне присмотрел красивые заколки для волос – бронзовые проволочки, на которые были нанизаны разноцветные каменные бусины. Немного поторговавшись, я попросил двадцать шесть штук, – для всех девочек приюта, ну, кроме совсем уж маленьких, а потом поправился и заказал ещё одну, решив купить заколку и для тёти Тани.

Весёлая девушка в разноцветном сарафане и с длиной косой, запомнившая меня ещё по визиту накануне, отсчитала для меня заколки, итоговую сумму назвала даже меньше, чем мы сторговались и на прощание сказала: – Ох, пацан. Не доведут тебя девушки до добра.

Идя к лагерю, я был с ней полностью согласен: на эти деньги, что я потратил, на мой взгляд, – на ненужные безделушки, можно было купить хороший колчан со стрелами. Видел я такой на ярмарке: обтянутый тиснёной кожей, с бронзовыми накладками. Или кинжал с ножнами, или щит, ну, почти, так-то оружие подороже будет. Но хотелось сделать подарки, тем более что на этот фестиваль наши девочки не попали. Поблагодарить их стоило и за то, что они к каждому нашему выезду на фестиваль реконструкторов ремонтировали и перешивали нашу одежду, а иногда вместе с монашками шили новую. Наше одеяние, всегда богато украшенное разноцветными вышивками, очень красиво смотрелась вместе с доспехами и часто, возвращаясь с фестивалей, мы что-то для девочек покупали – сувениры или какие-нибудь вкусности. Мне заколки казались бестолковым подарком, который в жизни и применить некуда, но почему-то девочки именно их заказывали, когда мы у них интересовались, что для них купить.

– А ещё – бусики! – вспомнил и усмехнулся я. – Ладно, заколка хотя бы волосы удерживает. А бусы? Вообще никчёмный атрибут, а когда порвутся – слёз будееееет, – размышлял я о непостижимой девчачьей логике.

По дороге я завернул к стоянке бурятов, так как хотел одну заколку подарить Мушен. Но её и Галсана в лагере не оказалось. Как пояснил мне Тайша, оставшийся за главного, Галсана срочно вызвал князь, и он вместе с Мушен, Семёном и Цереном улетел в Бурятию. Я удивился: пробыв на фестивале почти неделю, они напряжённо готовились к сражению, но не дождались самых интересных событий.

***

Облака уже несколько дней всё плотнее закрывали небо и реконструкторы серьёзно опасались, что дожди могут испортить фестиваль, но день продержался. Так что лагерь таял буквально на глазах: сотни палаток, небольшие заборы и коновязи разбирались, грузились в машины и выехав на трассу, сворачивали или вниз – к мосту через Дон, или устремлялись вверх и проезжали возле церкви.

Дождик начал моросить, когда мы были уже в дороге. Дяде Толе пришлось снизить скорость, и в монастырь мы вернулись только около полуночи.