Усилитель. Трижды воскресший

Глава 7

Владимир. Монастырь.

Утро в монастыре для игуменьи опять выдалось хлопотным. Точнее, таким его сделал звонок, раздавшийся накануне от старинного знакомого – купца Алексея Сергеевича Пе́рлова, ведшего дела по всей стране и имевшего большое представительство во Владимире. И хоть сам Алексей Сергеевич находился в Москве, но и он сам, и его домочадцы неоднократно монастырь посещали и оказывали ему помощь, жертвуя на благоустройство. Так что звонку игуменья не удивилась. Только в этот раз купец сообщил, что его многолетний деловой партнёр и друг – бурятский князь Окинов попросил его устроить встречу с игуменьей. Юлиана не стала говорить, что ожидала выхода князя на контакт, но не думала, что это будет так быстро.

Так что ещё вечером о предстоящем визите князя она предупредила отца Игнатия, Татьяну и Анатолия и они, собравшись в её кабинете, в течение часа обсуждали, что ответить князю на его возможные просьбы. В конце беседы сестра Татьяна привела Андрея, и ему рассказали о завтрашней встрече с князем. Тот понимающе покивал головой и внимательно выслушал наставления взрослых о том, как нужно себя вести с князем и другими гостями.

Утром монашки начали готовить к визиту высокого гостя зал для переговоров, и когда Алексей Сергеевич сообщил, что княжеский борт через два часа приземлится в Семязино, дала команду накрыть в «переговорке» стол для лёгкого завтрака.

Колонна из представительских лимузинов бесшумно вкатилась на монастырскую площадь, из первой машины вышли высокий крепкий мужчина с гербом Бурятии, вышитым на лацкане пиджака, еще один явно молодой бурят, и хорошо знакомый игуменье и отцу Игнатию купец Пе́рлов. Сблизившись, Алексей Сергеевич Перлов начал церемонию знакомства: – Матушка Юлиана! Отец Игнатий! Разрешите представить вам бурятского князя Дархана Тайшаевича Окинова и его среднего сына Галсана Дархановича Окинова.

Последовали взаимные лёгкие поклоны, вместо рукопожатия купец и князья сложили руки для благословения. Отец Игнатий благословил прибывших, а игуменья дала им поцеловать крест.

– Прошу за мной, – проговорила игуменья, показав направление для движения. Стоявшие поодаль Анатолий и Татьяна с Андреем, проследовали за процессией.

Завтрак проходил в обсуждении погоды и видов на урожай: несколько дней небо было в облаках, периодически выпадали дожди, а иногда в течение нескольких часов моросило, что мешало сенокосу. Поговорили об урожае, в том числе и урожае чая в Китае – Пе́рловы держали бо́льшую часть чайной торговли в России, а с Китаем взаимодействовали в том числе, через бурятские племена, жившие по обе стороны границы, так что и для Окинова торговля по Великому чайному пути и цены на чай в Китае были актуальны.

Завтрак подошёл к концу, Пе́рлов на время откланялся, чтобы помолиться в соборе и дать время на обсуждение темы, что привела князя в монастырь.

Помолчав несколько секунд, князь Окинов начал рассказ: – Четыре года назад мою семью постигло горе – в автокатастрофе погибли моя жена и младший сын. А ещё через год выяснилось, что младшая дочь, которой тогда исполнилось три года – неизлечимо больна. Это стало потрясением для всего нашего рода. Все мои попытки найти врачей, которые могли бы дать хоть какие-то гарантии, что они смогут её вылечить, успехом не увенчались: болезнь считается неизлечимой и врачей, что могли бы с нею справиться, попросту нет. Слишком сложным органом является мозг и слишком опасно вмешательство в его работу. Я готов схватиться за соломинку, если есть хоть какая-то надежда, что наша Звёздочка сможет стать здоровой. Мушен никому из посторонних не говорила о том, что у неё бывают головные боли, девочка она волевая и свой недуг не показывает. То, что нашёлся человек, который смог определить наличие у неё болезни и правильно понять, что это такое, уже вселяет небольшую надежду.

Князь задумчиво посмотрел на сидевших напротив него игуменью и отца Игнатия, отец Игнатий кивнул в ответ и не спеша ответил: – Ваше сиятельство! Не хочу, чтобы Вы поняли нас превратно, но для откровенного разговора, нам необходимо, чтобы Вы и Ваш сын пообещали, что всё обсуждаемое не выйдет за пределы этой комнаты.

– Клянусь и крест в том целую, – произнёс князь, расстегнув пуговицу на рубашке, достав небольшой нательный крестик, висевший на цепочке и поцеловав его.

– Клянусь и крест в том целую, – эхом повторил княжич, поцеловав свой крестик.

– У сестры Татьяны медицинское образование, и она лучше всех понимает, каким образом наш отрок проводит лечение. Татьяна, пересядь поближе, чтобы князю было удобнее с тобой разговаривать, – сказала игуменья и Татьяна, до этого державшая Андрея за руку, пересела, чтобы быть лицом к лицу с князем и княжичем.

Татьяна не спеша, в подробностях, стала рассказывать об обнаруженном у Андрея «зелёном зрении», обучении его умению лечить, отдельно выделив поездки в госпиталь и лечение Чета и офицера-морпеха. Накануне игуменья и отец Игнатий уже обсуждали, что Татьяне можно будет рассказать гостям, и решили, что лучше дать полную информацию.

Слушая рассказ Татьяны, князь изредка кивал, его лицо сохраняло непроницаемый вид, а вот княжич заметно волновался, хотя тоже старался вида не подавать.

– Если начинать лечение, то когда лучше всего это делать? – спросил князь, когда Татьяна закончила рассказ.

– Это Андрея надо спросить, тут мы ему полностью доверяем, – ответила та.

– Андрей, подойди поближе, – игуменья легонько махнула рукой, приглашая ребёнка.

Андрей подошёл и встал рядом с ней, вопросительно глядя на игуменью.

– Когда лучше лечить начинать? – спросила игуменья.

– Так чем раньше, тем лучше, – ответил тот.

– А вылечить получится, как ты думаешь? – задала новый вопрос игуменья.

– Не знаю. Там тёмное пятно большое, гораздо больше, чем было у Чета. И мозг у человека сложнее. Но если окутать светом, как в кокон, а потом понемногу выводить и заменять на здоровое, то может и получиться. Я бы попробовал.

– У вас ещё вопросы к Андрею или кому-то из нас есть? – обратилась игуменья к гостям.

– Нет, не имеем, – задумчиво ответил князь, переглянувшись с сыном.

– Ну, тогда подумайте, а какое решение примете, сообщите.

– Я уже решил. Мы готовы забрать Андрея с сопровождающими, чтобы он в нашей клинике как можно быстрее мог начать лечение и попробовал вылечить Мушен. Я понимаю, что шанс может быть и не велик, но если он есть, то я всё готов сделать ради здоровья дочери. Если необходимо, я готов прямо сейчас подписать бумаги, что осознаю возможные тяжёлые последствия и полностью принимаю на себя всю ответственность, – так же задумчиво ответил князь.

Сразу же началось обсуждение сроков вылета и оказалось, что для этого нужно решить множество проблем – прежде всего, Татьяна должна была передать аптеку и все свои дела помощницам, а Анатолий, которого тоже решили отправить сопровождать Андрея в поездку – конюшню и свою работу. Так что вылет назначили на вечер следующего дня.

Бурятия. Улан-Удэ. Дворец рода Окиновых.

Три дня в столице Бурятии пролетели в непрерывных попытках добиться, чтобы «серая зона» у Мушен стала уменьшаться. На время лечения её приводили в медицинский блок, находившийся в «домашней зоне» резиденции князя. Утром, после зарядки и завтрака и недолгой работы в конюшне, в сопровождении Татьяны или Анатолия я приходил в домашнюю больницу, куда личный доктор княжеского семейства приводил Мушен, и приступал к лечению. Потом приходил ещё раз – днём, и в третий раз – вечером. Каждый раз я выкладывался почти полностью, стараясь окутать серую зону коконом и напитать его светом. В перерывах между лечением успевал поесть, потренироваться в джигитовке на лошади, спарринге на саблях и стрельбе из лука. На спорт особенно не налегал, занимался для поддержания организма в тонусе, так как очень много сил уходило на лечение.

На третий день я понял, что все мои попытки улучшить состояние Звёздочки, успеха не имеют: кокон из света, которым я окутывал больное место, с каждым разом я формировал всё быстрее, но вот продержаться он мог с полчаса, может чуть больше. Создавалось впечатление, что серое пятно, поселившееся в голове Мушен, давит на кокон изнутри и разрушает его. Мне казалось, что я даже замечаю, как после создания кокона, серая зона начинает вибрировать и пульсировать, чтобы скинуть с себя оболочку из света. Вот и сегодня, уже в третий раз за день, я в напряжении сформировал и усилил кокон, но понимал, что и он развеется очень скоро, а на большее сил у меня не было. Было обидно, досадно, жалко Мушен, доверчиво смотревшую на меня и терпеливо лежавшую на кровати, пока мои руки плавали над её головой.

Повернувшись в сторону Татьяны и врача, я тихо сказал: – На сегодня всё. Но результат такой же.

Я расстроенный встал и пошёл на выход. Сестра Татьяна немного отстала, так как всё время, пока я занимался лечением, они с доктором молчали, и когда сеанс лечения закончился, стали договариваться на завтрашний день. Я вышел на крыльцо больницы. Недовольство собой, обида, разочарование, усталость, копившиеся эти тря дня, жалость к Мушен, накатили волной, и присев на ступеньки медицинского блока, я тихо заплакал. Мне хотелось реветь во весь голос, но позволить себе этого я не мог, поэтому сдерживал плач и руками вытирал текущие слёзы.

Рядом присела сестра Татьяна и приобняла меня. Я был благодарен ей за молчание – ей я рассказывал, что у меня не получается лечение и советы, какие она могла мне дать, она высказала накануне. Проплакав несколько минут, я встал, вытер слёзы и вместе с Татьяной мы пошли в наши комнаты во дворце. По дороге Татьяна предложила мне съездить в город и поставить свечку святителю Пантелеймону – покровителю врачей, военных и моряков.

– Помнишь, того раненого офицера из морской пехоты? – спросила она. Я кивнул головой, и она продолжила: – Вот он как раз святому Пантелеймону молился, он попросил, и родственники в палату его икону привезли.

Поездку удалось организовать быстро – по распоряжению Галсана нам выделили большой внедорожник, где, помимо меня, Татьяны и Анатолия, разместились ещё и охранники.

– И по городу прокатитесь, посмотрите достопримечательности, погуляйте – напутствовал нас Галсан.

Поездка в Успенский собор и по городу позволила мне развеяться и сбросить напряжение, которое копилось из-за неудач в лечении. Вернувшись, мы поужинали и я отправился к себе.

***

Конец июля – начало августа в Бурятии выдалось жарким и сплит-системы во дворце гудели весь день, создавая прохладу. В своих покоях я их почти не включал, предпочитая на ночь открывать окно для проветривания – дворец с трёх сторон был окружён большим парком, на окраинах которого шумели тополя, а ближе к дворцу были посажены сосны, голубые ели и кедры, и иногда ветерок пригонял в мои комнаты даже хвойные запахи. Западнее дворцового комплекса находилось озеро, рядом с которым брал начало небольшой ручей, впадавший в реку Уда. Я за первые пару дней неплохо изучил территорию дворцового комплекса, так как утром на зарядке полностью пробегал её по кругу, петляя по тропинкам парка и обегая озеро.

В первый день после прибытия мы выходили к озеру, чтобы полюбоваться на закат, но сегодня у меня не было настроения предаваться созерцанию, и, почитав перед сном бурятские сказки, я лёг спать.

Как иногда у меня бывало, я не рассчитал с одеялом – под ним было жарко, ночью я его с себя сбросил и стал замерзать. Свернувшись калачиком, я сквозь сон слышал, как скрипнула дверь, и по тихим осторожным шагам я понял, что пришла мама.

– Мамочка, я так скучаю, а ты редко приходишь.

Я почувствовал, как она погладила моё плечо и аккуратно накинула на меня простынь. Мама наклонилась ко мне, поцеловала в лоб и провела рукой по волосам.

– Вот же, пришла. Замёрз, сыночек?

– Под одеялом стало жарко, я его скинул и замёрз.

– Я тебя укутала простынкой, и ещё одной, и пододеяльником. Будет и не жарко и не холодно. Спи, сынок.

***

Сигнал будильника был неожиданным – после перелёта организм ещё не привык к другой часовой зоне и просыпался я с трудом. Но сегодня я быстро подскочил на кровати, оглядываясь по сторонам – мама же здесь! Но комната была пуста, на кровати где я спал, кроме одеяла не было ничего – ни дополнительной простыни, ни пододеяльника. Сев на диван в гостиной, я тихо заплакал, поняв, что мама, как и всегда прежде, приходила во сне. Но даже за сон я цеплялся, сколько мог, пытаясь удержать в памяти её образ, запах её волос и ощущения от её ласкового поглаживания, но сон медленно и неумолимо убегал от меня, пока не исчез полностью.

Умывшись в ванной и надев спортивный костюм, я выбежал на зарядку, стараясь заполнить голову повторением бурятской грамматики. Но ночной сон не шёл из головы: – Вместо толстого одеялка – простынь, пододеяльник и простынь. Простынь, пододеяльник и простынь! Пододеяльник и простынь…

Я остановился как вкопанный, едва не упав, так как затормозил слишком быстро от поразившей меня мысли: – Вместо одного толстого – несколько тонких!

Закончил пробежку я около конюшни, где меня уже ждал дядя Толя. В первые дни после прилёта нам устроили «экскурсию» в конюшню и выделили по лошади, и мы каждый день за ними ухаживали – чистили, задавали корм и воду, расчёсывали гриву и хвост. И если дядя Толя от выбора коня отказался, сразу же согласившись ездить на лошади по выбору хозяев, то я, после прогулки по конюшне, «положил глаз» на красивого чёрного коня с большими ушами и длинным хвостом. Галсан предупредил, что Ветер, – так звали молодого жеребца, – «юноша с норовом», так просто наезднику не даётся, и очень любит быструю скачку и уважительное отношение. Я ответил, что постараюсь с ним сработаться. Ежедневно, после того, как я завершал первый сеанс лечения, мы седлали коней и выводили их на прогулку, причём, Ветер реально вылетал из конюшни, и, выехав с территории дворцового комплекса и проехав через «нырок» под железной дорогой, почти два километра скакал вдоль реки вниз по течению. Там мы наматывали пару кругов, а затем возвращались назад. На этих же конях мы тренировались в джигитовке, и Галсан, а также младшие сыновья князя – Семён и Церен частенько к нам захаживали, а иногда и принимали участие в наших конных прогулках вокруг озера и вдоль реки. Галсан рассказывал, что бурятских детей начинают учить конной езде иногда даже до того, как они сделают первые шаги: их сажают на овец, и детишки, вцепившись в густую овечью шерсть, учатся балансировать и придерживать овцу, стискивая ноги. Мы смеялись, представляя, как пухлые раскосые малыши стараются балансировать, объезжая овец. Семён и Церен, как и на Куликовом поле много занимались борьбой, показывали мне много интересных приёмов, распространённых у бурят или усвоенных о время учёбы.

Больше всего я общался с Галсаном, и только с ним мы обсуждали ход лечения, хотя пока никакого «хода» не было – создаваемый мной световой кокон не справлялся с опухолью.

***

Когда после завтрака мы с тётей Таней шли в лечебницу, я сказал, что попробую сегодня сделать многослойный кокон. Придя, я поздоровался с Мушен, несколько минут поговорил с нею, и, расположившись около её головы, начал формировать кокон. Только сегодня я пытался напитать его светом по минимуму, и сделать так, чтобы он был сплошной и тонкий, как луковая шелуха или крыло стрекозы. Несколько раз я не успевал закончить формирование кокона, и он развеивался, иногда кокон получался неравномерным и в тонких местах прорывался, но позанимавшись с полчаса, я, наконец, смог создать сплошной тонкий кокон, который посчитал подходящим. Я стал делать второй, накладывая его поверх первого, и он получился ещё тоньше, потом следующий, потом ещё и ещё. У меня не было уверенности, что такой многослойный кокон лучше того, что я делал раньше, но нужно было искать какие-то способы закрыть и «подавить» серое пятно, не давая ему «дышать», и других идей у меня не было, и ни тётя Таня, ни семейный княжеский врач, тоже ничего не могли посоветовать. Потратив в общей сложности более часа и уже ощущая дрожь в пальцах, я решил остаться в клинике, чтобы понаблюдать, как долго сможет продержаться многослойный кокон. Мы с Татьяной прошли в комнату отдыха, где она заварила чай, оставив Мушен на попечение медицинской сестры. Попив чай со сладкими печеньками с кунжутом, и выждав до получаса, я заглянул к Мушен и обрадовался – раньше за это время кокон почти полностью развеивался, сейчас же исчезло меньше четверти слоёв, а ещё три четверти сохранились, плотно облегая серую зону. Через полтора часа я вновь вернулся к Мушен, успевшей за это время поесть и сходить на прогулку, и убедился, что несколько слоёв кокона ещё осталось. Я начал формировать и набрасывать новые слои. Работа шла споро, сейчас на каждый слой я тратил меньше времени, чем утром, но и сил у меня уже было меньше, поэтому смог создать меньшее количество слоёв, чем в первый раз. Погуляв и немного помахав саблей, мы вместе с дядей Толей сходили на обед, я вернулся в клинику и вновь начал подпитывать кокон. Потом провёл ещё один сеанс ближе к вечеру.

***

Общий завтрак в резиденции бурятского князя был незыблемой и свято соблюдаемой традицией – князь и большинство взрослых мужчин и женщин ранним утром уезжали на работу и обедали в городе, а возвращались вечером в разное время. Зачастую сам князь приезжал во дворец за полночь – разница во времени между Бурятией и Москвой составляла пять часов, и зачастую князь не мог себе позволить уезжать с работы, когда в столице империи рабочий день ещё не закончился. Поэтому единственным способом собраться всем вместе был ежедневный общий завтрак.

Для нас за столом выделили почётные места – по правую руку от князя, напротив мест его сыновей и невесток. Обсуждать серьёзные вопросы за завтраком было не принято, – если о предстоящих делах и говорили, то коротко и доброжелательно.

Сегодня, сразу после завтрака, князь пригласил нашу тройку к себе в кабинет.

– Врач мне сообщил, что вчера Мушен порадовала его известием, что в течение всего дня у неё ни разу не болела голова. Это результат воздействия? Какие-то перспективы понятны? – обратился он к нам.

Татьяна глянула на меня и не сильно кивнула.

– Я пытаюсь улучшить способ лечения – начал я, – пока не понятно, насколько это эффективно, но прошлый способ позволял недолго облегчить боль, но не вылечить, и что-то нужно было с этим делать. Я пробую очень осторожно, и через два-три дня будет понятно, удастся ли с помощью нового метода продвинуться вперёд или он не работает, и я топчусь на месте и нужно искать что-то ещё.

– Я уповаю на Божью помощь и надеюсь на твой талант – ответил князь, – но даже если нашу Звёздочку и не получится вылечить, я благодарен тебе и всем вам за то, что вы стремитесь облегчить страдания моей дочери.

Князь откланялся и уехал, а мы вновь отправились в лечебницу. Сегодня формировать тонкие коконы у меня получалось лучше: они были тоньше и имели равную светимость, создавал я их быстрее, и за каждый сеанс получалось сделать больше слоёв, чем накануне. Я даже стал немного экономить силы, и провёл ещё один сеанс поздно вечером, перед сном. Причём, я стал хорошо чувствовать момент, когда нужно будет подпитывать коконы – лучше всего начинать новый цикл по созданию коконов максимально близко к тому времени, когда опухоль заканчивала развеивать предыдущую партию коконов. И вот этот момент я и стал ощущать. Зелёным зрением я видел, что серая зона в голове у Мушен пытается пробить световой кокон, но с каждым днём зона, занимаемая ею, и яркость её свечения, уменьшались, и это меня радовало. По мере сокращения серой зоны росло время, которое без подпитки мог держать многослойный кокон, и мне не приходилось выкладываться полностью, чтобы его поддерживать.

По прошествии ещё трёх дней мне удалось «замкнуть сутки» – Мушен, семейный доктор и мы с тётей Таней остались ночевать в медицинском блоке, и я, просыпаясь, когда чувствовал, что «пора», подпитывал оставшиеся слои кокона и создавал новые. На случай, если бы я не проснулся, у тёти Тани стоял будильник, на котором время побудки было установлено с небольшим запасом.

Мы решили сообщить князю, что лечение продвигается успешно, и было непривычно видеть, как его мужественное, испещрённое глубокими морщинами и обрамлённое сединой лицо, буквально расцветает.