Усилитель. Трижды воскресший

Глава 29

Владимир. Дом Перловых.

Мне показалось, что последние дни приподнятое настроение, у всегда невозмутимого китайца, было постоянно: наш учитель собирался в отпуск и предвкушал встречу с родными.

Закачивая урок, Ван Фэн дал нам небольшое наставление, которое мы выслушали, склонив головы и потупив глаза: – Вам предстоят каникулы почти на месяц, и я попрошу вас, чтобы вы не забывали в течение этого месяца продолжать занятия китайским языком. Вы много и добросовестно учились, многого достигли, но языковые навыки, особенно полутона и четвертьтона на вашем уровне теряются очень быстро.

– На Дальнем Востоке, а на Байкале – особенно, много китайских туристов. Думаю, для вас будет интересно с ними поговорить. Но имейте в виду: вас, так же как и всех китайских школьников, я обучаю классическому китайскому языку, путанхуа, на котором свободно говорит менее половины населения Китая. Но даже у этой половины может присутствовать местный акцент и различные слова из местных диалектов. А вторая половина на путанхуа говорит гораздо хуже, а некоторые не говорят вообще. Так что, заговорив с ними, имейте в виду, что причиной непонимания можете быть не только вы: они очень хорошо поймут то, что вы говорите на классическом китайском языке, а вот что они скажут с использованием местного диалекта, вам понять будет затруднительно. Разница между некоторыми диалектами в Китае гораздо больше, чем, например, между русским и польским, или между русским и чешским: много понятных слов и словосочетаний, но даже смысл зачастую уловить невозможно.

– Вторая особенность китайского языка – любой китаец, независимо от региона и используемого диалекта, правильно прочёт иероглифы. Но вслух читать эти иероглифы он будет на своём диалекте. Это примерно, как цифры для европейцев: каждый европеец, видя цифры, понимает, что «один» – это «один», а «четыре» – это «четыре». Но если он произнесёт эти цифры вслух, то для носителей других языков они будут непонятны. Так и у китайцев в отношении иероглифов – смысл одинаков, но чтение может быть разным.

***

– Мама, представляешь, подходим мы к залу, привратники раскрывают двери, входим. Всё ярко, музыка, шум, платья бальные и мундиры, прямо как в фильме «Война и мир», помнишь, мы с тобой в детстве вместе смотрели. И тут откуда-то сверху звучит: – Екатерина Геннадьевна Пе́рлова и её спутник князь Семён Дарханович Окинов. Князь Волхонский…, князь Анохин…, князь Воронцов…, граф…, граф…, бароны... И понятно, что они со мной. Все со мной! В зале, кто с нашего лицея, и не с нашего тоже, у всех воооот такие глаза были – вон как это чайное блюдечко. Никогда на губернский дворянский бал гости такого уровня не являлись, а здесь целый выводок аристократии. Прошли. Встали. Тут же вокруг нас начали виться видеооператоры с громадными камерами, какие-то блогеры с маленькими, и прочая журналистская нечисть – их-то, хлебом не корми и чаем не пои, дай красивую картинку.

Оксана Евгеньевна согласно кивнула головой: – Видела, все мы видели, большой репортаж был по областному телевидению. Ты там в центре внимания блистала. И в сети много было видео выставлено.

– Так вот, – продолжила Катя: – мальчишки разговоры свои продолжают. Вроде выглядят серьёзно, а болтают ну про всякие пустяки – где как утренняя зарядка проходит, где какие старшины, и эти, капитаны разных рангов, сколько где военки и строевой. Метнулись, бокал мне поднесли, сами бокалы держат, пузырьки так быстро вверх поднимаются. К Святику…

– Святик – это кто? – Оксана Евгеньевна перебила дочь.

– Ну, наш, князёныш.

– Ааа, он уже Святик.

– Мама, ну они все так друг к другу обращались и меня просили без политесов. Так вот, к Святику подходит пара, и он так официально: – Екатерина Геннадьевна, господа, разрешите представить бла-бла-бла... Следующий подходит. Я через пять минут уже никого запомнить не могла: помимо тех, что пришли со мной, и остальная местная знать пожаловала, у кого дети подходящие есть – так-то они новогодний губернский бал игнорируют, ну, типа, чтобы малознатную молодёжь своим присутствием не смущать, хотя по мне, просто выделываются и цену себе набивают. А тут слетелись, как пчёлы на бабушкиной пасеке. Кивала, улыбалась, вопросы вежливые задавала и отвечала, комплименты выслушивала и говорила. Потом танцы начались. Князья и все окиновские друзья ко мне заранее записались на танцы, так что я весь бал была занята и с посторонними почти не танцевала. Хорошо, что занятия закончились и в лицей через месяц. Иначе бы меня девчонки в лицее взглядами прожгли. За месяц-то успокоятся.

– С кем тебе больше всех понравилось танцевать?

– Ну, танцуют они все прилично. Но к моему голубому платью с красными и белыми вставками очень подходил Окинов в своём суворовском мундире: чёрный, только на брюках лампас ярко-красный – но один, а не два, как у генералов, и погоны красные с опушкой, и аксельбант, ну, это верёвочка такая витая с плеча до пуговицы на кителе, тоже белая. Ещё его лучший друг, князь Игорь Воронцов из Брянска. И один из баронов был – в красном кителе, ярком, с белыми вставками и отделкой; тоже очень хорошо в тон платью подходил, но он ростом немного ниже, чем я в туфлях, и худощавый к тому же, и это, думаю, со стороны смотрелось не очень.

– То есть ты их по одёжке оценивала?

– А как ещё? Я же их не знаю, на балу они все галантные кавалеры, обходительные, комплименты говорят и шутят, между собой вежливые и приветливые. Знать, одним словом, манеры в крови. А какие они по жизни, поди узнай. Может, он из себя демократа корчит, а сам над обслугой издевается. Или ещё хуже – котиков не любит.

***

Самолёт ровно гудел в небе. Остались позади несколько хлопотных дней сборов и приготовлений, а новогодние праздники, совпавшие с подготовкой к отлёту, умножили эти хлопоты на три.

Старшие дети сообщение о предстоящем отдыхе на Байкале восприняли спокойно. А вот младшая, Юлия, сразу же залезла в сеть, и, узнав, что перелёт до Улан-Удэ займёт почти шесть часов, восхитилась предстоящим путешествием на другой конец света и начала к нему серьёзную подготовку.

– Понятно, что там очень холодно, но люди как-то живут? А лыжи и коньки мы свои будем брать? А манто можно или бурятки их не носят? А если птичка на лету замёрзнет и нам под ноги упадёт – мы её спасать будем? – с интервалом в несколько минут она прибегала, задавала мне вопрос и уносилась в свою комнату. В конце концов, я позвонил Мушен и попросил её побыть консультантом, а если её знаний не хватит – связать Юлю с кем-то постарше.

Совершив круг по «Золотому кольцу», толпа юной знати во главе со Степаном Окиновым вернулась во Владимир, и, отдохнув здесь ещё пару дней, молодёжь стала разъезжаться; дольше всех задержались и даже побывали в гостях у Перловых его друзья – князья Игорь Воронцов и Мирон Анохин. Как раз к этому времени прибыл и старший сын Перлова Глеб с семьёй, так что вечеринка в доме у Перловых оказалась массовой.

Весь вечер гости смеялись над почти постоянной пикировкой между двумя братьями Перловыми – Глебом Алексеевичем и Геннадием Алексеевичем: первыми подколами они обменялись, когда представляли детей. Восемнадцатилетний Алексей, шестнадцатилетний Борис, четырнадцатилетняя Валентина, одиннадцатилетняя Галина, девятилетний Денис и семилетний Егор, выстроенные вдоль стенки своим сходством между собой и другими Перловыми, производили явное впечатление серийности изготовления.

После представления детей князьям и знакомства их со мной, Геннадий Алексеевич повернулся к брату: – Ты, смотрю, так и не можешь придумать имена на «Ж», чтобы продолжить работу. Рекомендую варианты – Жидислав или Жужанна.

Все рассмеялись, а Оксана Евгеньевна повернулась к юным князья: – Не обращайте внимания. Когда они вместе – это два клоуна…

Следующим утром Игорь Воронцов отбыл в Москву, а Мирон Анохин, – младший сын хабаровского губернатора, отправился с нами в аэропорт. Мне постоянно казалось, что он немного тушуется из-за своего цивильного вида, так как среди друзей Окинова он был единственным гражданским, хотя и учился в очень престижном вузе – знаменитой «Бауманке». Но что поделаешь – отцу виднее, кого ему из сыновей готовить: я понял так, что Мирону предстоит возглавить одну из семейных компаний в Хабаровске – то ли авиационную, то ли судостроительную, и инженерное образование ему для этого необходимо.

Бурятия. Улан-Удэ.

Мы ещё не вышли из самолёта после приземления в аэропорту Улан-Удэ, а к лайнеру уже подъехало несколько машин. Одна из них забрала друга Степана Окинова – Мирона Анохина, сына хабаровского губернатора. Стоявший у трапа китаец средних лет низко поклонился спускавшемуся по трапу Ван Фэну и произнёс: – Недостойный сын рад видеть своего досточтимого отца. Ван Фэн шагнул навстречу, обнял сына, помахал нам рукой и скрылся внутри чёрной машины неизвестной мне марки. Он правильно рассудил – поскольку мы, все его ученики, улетали из Владимира на каникулы, то и учителю тоже не грех устроить себе каникулярный отпуск и провести пару недель с семьёй, в Китае.

Длинная колонна встречавших нас машин мчалась по заснеженным улицам города. В моей памяти город остался таким, каким я его видел летом, и я с трудом мог ассоциировать заснеженные, ярко освещенные праздничной иллюминацией, площади и парки, с тем, что я видел в августе, в начале увядания.

Дом баронской семьи Плетневых.

– Обедать ещё рано, пойдём в кабинет, – обратился Евгений Васильевич к сыну, выходя из машины, – нет, лучше в столовую.

В столовой Евгений Васильевич широко распахнул дверцы бара и взял пузатую бутылку с шампанским: – Вот, лучшее шампанское, князь Голицын мне на юбилей подарил четыре бутылки. Обрати внимание на дату изготовления – год получения нашим родом наследственного дворянства, сколько лет эти бутылки у него в подвалах пролежали. Одну бутылку мы с мамой выпили, когда ты родился. Ещё две лежат в подвале. Родится у тебя сын, мой внук, ещё одну вскроем. Ну а четвёртую, наверное, тебе оставлю, дай Бог, чтобы и дальше были поводы такие бутылки вскрывать!

Придерживая пробку рукой, барон раскрутил проволоку, наклонил бутылку и аккуратно придерживая пробку, направил пенящийся поток в высокие бокалы.

– Ну, сын. За тебя! За будущее рода! За твою успешную инициацию!

Пригубив шампанское, Евгений Васильевич и Владислав сели на высокие стулья бара и барон продолжил: – Неплохое начало года! Порадовал! Думаю, ты и сам счастлив. И мама, царство ей небесное, гордилась бы тобой. Сто шестнадцать баллов, шестнадцать процентов второго уровня, – серьёзная заявка на третий уровень к тридцати годам: через пару недель добавится сила от императорской семьи, и ты, если к тридцатилетию не перейдёшь на третий уровень, то будешь очень близок, а может и раньше тридцати лет получится. Тренироваться надо постоянно, магическую силу и волю развивать, чтобы прирост был стабильным, и годам к сорока-сорока пяти вполне можешь на четвёртый уровень подняться. Я-то тоже надеюсь его взять, но пока не скоро. Ну, так у меня и инициация – всего два процента второго уровня была. Я был первым в роду, кто на втором уровне инициировался, с солидной прибавкой от поколения к поколению. А у тебя вообще – сразу четырнадцать пунктов прибавилось. Так что, сынок, вполне мы с тобой через десяток лет можем на графские титулы претендовать: не только по размеру состояния и заслугам, но и по магической силе, причём, с запасом. Но в князья не полезем, даже если на зелёный уровень перейдём: тише едешь – дальше будешь. Началась взрослая жизнь, Влад. Юридически тебя теперь можно провозгласить совершеннолетним. И свет, конечно, будет на тебя смотреть по-другому и вести себя ты должен соответствующим образом.

– Понятно, пап. Я до сих пор немного в шоке. А видел, как при измерении чиновник, что запись фиксировал – тот, у которого большая родинка на подбородке, глаза выпучил, когда цифры увидел? Я сам только в этот момент более-менее осознал, что произошло. Хотя до сих пор не верится: среди моих знакомых в лицее не припомню среди баронов такого уровня при инициации.

– Да, видел. Я и сам был крайне удивлён. Такого исходного уровня магической силы я не ожидал. Я нотариуса озадачил, бумаги он готовит, за неделю оформят твоё правопреемство в семье, и через неделю ты станешь официальным наследником. Тебе в дела рода надо полнее погружаться. Летом будешь плотно на заводе по производству судов работать, вникать, изучать, учиться. А следующим летом в Москве – с нашей транспортной кампанией разбираться. Времени у нас несколько лет есть. Чтобы к тому времени, как в армию пойдёшь, ты отчётливо понимал, как оба наших основных производства функционируют. Да, и до того, как тебя посадят «на казарму» в военном училище, надо будет жениться. Так что невесту начинаем подбирать сейчас. Сговоримся с родителями, посмотрим, когда помолвку провести, можно особенно не спешить, но время летит быстро, и года через два, не позже, надо этот вопрос решить. А потом и поженим. Если у тебя мысли есть или будут по поводу кандидаток, расскажешь. Учти, ты сейчас – лакомый кусочек, ценная добыча для любого дворянского, да и для баронского рода. Так что с дворянками свой инструмент не распускай – родители быстро прибегут жаловаться и на супружество благословлять, и придётся тебе после одного перепихона под венец идти. Запомни.

Выслушивая от отца последние сентенции, Влад краснел и вертелся, но, тем не менее, понятливо кивнул.

– Да, вот ещё что: сёстры твои старшие – девки на выданье. Ко мне потихоньку подходят родители некоторых оболтусов, интересуются ненавязчиво. Но тут вот какая проблема, которую я давно и основательно обдумывал: отдадим мы их, и останемся вдвоём. Какой это род? Но есть ещё один вариант, который хоть и не часто, но в аристократической среде используется: принятие в род мужчин. Суть такова: на родине нашей, исторической, остались дальние родственники; так, седьмая вода на киселе; я с ними особых отношений не поддерживаю, но и совсем родственные связи не рву, помогаю по мелочи. Простолюдины, разночинцы всякие, а кое-кто и в дворяне выбился, толковые среди молодых парней есть. Мы можем сговориться с родичами и двух парней на наших красавицах женить и принять их в род. И получим две боковые ветви рода. И девки в роду останутся, и их мужья пополнят, а значит и все их дети – тоже. Магической силы, конечно, у них будет немного по сравнению с тобой, но на то они и боковые ветви, и за тебя и твоих потомков держаться будут крепко, да и сёстры твои будут им мозги в нужном направлении вправлять. Зато на семейных предприятиях могут присмотреть, всё-таки родственникам доверия больше, и на госслужбу кого направим. Я с тобой это обсудить думал после того, как у тебя сын родится, чтобы он был старшим по возрасту в роду в следующем поколении. Но теперь, после такой-то инициации, никто в твоём праве главенствовать в роду сомневаться не будет. А дочек пора замуж выдавать, молодость и красота – товар скоропортящийся. Да, наверняка твои сеструхи и нервничают – ровесницы-то половина замуж повыскакивали, а кое-кто и родить успели.

– И ещё: я с тобой занятия по овладению магической силой уже проводил, но до инициации это была чистая теория. Теперь будем каждый день заниматься, по часу, не меньше. Если у меня совсем график будет плотный, станешь приезжать ко мне на работу, у меня там небольшая площадка есть для тренировок. Семейные методики по применению силы не свети, лучше пусть их другие не знают. Как каникулы закончатся, и в лицее начнёшь в группе водяных заниматься, там, конечно, больше общее представление дают и стандартные навыки, но тоже весьма полезно – базу они тебе обеспечат и основные навыки отработают до автоматизма. Плюс обычная физподготовка тоже остаётся, занимайся, она на рост силы влияет, как и развитие воли и учёба в лицее. Я хочу, чтобы к поступлению в военное училище ты максимально м-силой овладел, и чем больше у тебя будут показатели по магической силе, тем на более высокие должности ты можешь рассчитывать. Ну, и баронский титул тебе тут в помощь.

Берег Балтийского моря.

Дойдя до небольшой бухточки, бывший подполковник СВР Николай Артурович Гефт, а ныне Курт Вебер или просто «агент Отто», снял большой рюкзак со снаряжением и не спеша стал разбивать лагерь. Никто помешать удить рыбу ему не мог – бухта располагалась между территориями двух воинских частей и на столбах с колючей проволокой, перекрывавшей подходы к бухте, было написано: «Внимание! Проход запрещён!». Законопослушным немцам, а все немцы – законопослушные, этого было достаточно, чтобы проезжать мимо. Когда пару месяцев назад, вернувшись после поездки в Англию, Францию и Испанию, Николай Артурович попросил кураторов дать ему возможность отдыхать на природе, выбор пал на эту бухту; в первую очередь, конечно, потому что у сопровождающих не было необходимости мёрзнуть на холодном балтийском ветру: они оставались в близлежащей части и отдыхали в кафе или офицерском клубе. Гефта эта бухта устраивала, так как находилась в распадке, между холмами и дюнами, заросшими невысокими соснами, и с территории частей не наблюдалась.

Весь улов, а он почти всегда был неплохим, Николай отдавал сопровождающим, чем немного компенсировал прижимистым немцам ту скуку, с которой им приходилось бороться в части, часами залипая в телевизор или смартфон.

– Ну, теперь-то скучно не будет, – подумал про себя Гефт.

Несколько дней назад, обнаружив у себя в почтовом ящике небольшой цветной постер с рекламой магазинчика для охоты и рыбалки, Николай не мог сдержать радостной улыбки: наконец-то всё закончится!

Вчера он побывал в этом магазине и на его пароль – затейливый вопрос о червях услышал не менее затейливый отзыв от пожилого продавца: – Наши черви, хотя и не могут предъявить родословную, но не сомневайтесь, принадлежат к элите, и рыбы будут бросаться на крючок, лишь бы их попробовать.

Гефт установил заветную банку с червями, в нижней части которой располагался герметичный потайной отсек с аппаратурой, на небольшой плоский камень у самого обреза воды, направив нужной стороной в море, и нажал на кнопку активации. Чтобы не терять время попусту, он зафиксировал блесну между камнями и стал дергать удилище. После нескольких сильных рывков блесна оторвалась и перекочевала в его карман. Еще через полчаса ожидания лёгкие волны неподалеку от берега покрыла рябь и они стали раздвигаться. Николай Артурович допил кофе, поставил стакан в подлокотник раскладного кресла, снял один резиновый сапог и бросил его в воду между камней, подхватил в руку банку с червями и направился к чёрному боку небольшой подлодки, возвышавшейся из воды. Открыв маленькую боковую крышку, он крутнул переключатель и услышал, как стал открываться люк в лодку. Посидев минуту на боку лодки, чтобы с него стекла вода, Гефт заполз в люк и потянул на себя крышку. Как только люк закрылся, в подлодке вспыхнул неяркий свет, который стал постепенно усиливаться. Гефт знал, что перед погружением лодка узконаправленной антенной должна передать фото на спутник, и, улыбнувшись, помахал рукой видеокамере. Хотя подлодка была длиной около пяти метров, жилой отсек был небольшим, и в нём было тесновато. Николай Артурович лёжа стянул с себя комбинезон и другую одежду и отправил её в блок утилизации. Протёр сухой салфеткой жилой отсек и надел мягкий спортивный костюм. Гефт мысленно ещё раз поблагодарил инструктора, с которым они отработали даже такие мелочи, как переодевание и уборка каюты: без опыта в тесноте ему пришлось бы тратить гораздо больше времени на выполнение всех операций. Во время переодевания он прислушивался к работе подлодки: после герметизации она легла на грунт и не спеша стала маневрировать, иногда останавливалась, иногда чуть-чуть всплывала, а изредка даже немного кренилась. Николай Артурович сел на рабочее место, подтянул папку с листами тонкого чертёжного ватмана и нажал кнопку диктофона: – Доклад подполковника Гефта о выполнении операции «Перевёртыш». День первый. Пересечение линии боевого соприкосновения в зоне пограничного конфликта, допрос сотрудниками польской армии и безопасности…

Надиктовывая, он не спеша рисовал портреты. Закончив очередной, снизу подписал: – Майор Ян Ковальский, начальник службы безопасности полка польской армии.