На краю внешнего кольца континента богов, где расположился величественный, простирающиеся на многие сотни километров, духовный лес, было неспокойно. Качались деревья, завывали звери, клекотали птицы. Демонические хорьки, бессменные стражи леса, рыскали по знакомым дебрям, с трудом сдерживая рвущееся наружу желание забиться под какую-нибудь корягу и спрятаться от надвигающейся угрозы.
Высоко в небе, над лесом, парил человек, полностью укутанный в черный балахон. В его руке привычно лежало такое же черное, наводящее ужас копье. На голову человека был накинут скрывающий его лицо капюшон, а из-за плаща было сложно определить его телосложение.
Этот человек молча парил в небе и смотрел на духовный лес, ожидающий его появление. Отсюда он прекрасно чувствовал запах страха и злобы, доносящийся со стороны леса. Эти существа были готовы сражаться с ним, прекрасно осознавая: либо он, либо они. Они чувствовали давящую жажду убийства и ненависть, что исходили от человека.
Он мог бы скрыть свои намерения и эмоции, но попросту не пожелал этого сделать. Как раз наоборот: человек желал, чтобы эти существа знали, зачем он пришёл, знали, какой цели послужат!
Разумеется, этим человеком был Цин Вэньцзи, чей уровень культивации менее часа назад взлетел до пика Зарождения Пути. Конечно, в глазах кого-то уровня Цзи Ланя он всё ещё ничем не отличается от муравья, вот только духовный лес — особое место.
Духовные звери младше ста тысяч лет максимум достигают лишь пика царства Духа, при этом их сила значительно зависит от их личных способностей. Однако стоит зверю достичь ста тысяч лет, как вся его сила начала царства Бессмертия уходит на формирование человеческого тела, после чего его культивация частично восстанавливается миром Демонов и Богов. Однако уровень таких зверей чаще всего снижается до Конденсации Ци, реже Возведения Основания. Таких уникумов, как Тинг, получивших сразу начальную ступень Зарождения Души, единицы, они главные любимцы мира, появляющиеся раз в десятки тысяч лет. В то же время многие духовные звери, которых после определенного момента перестают защищать демонические хорьки, в огромных количествах умирают, сражаясь друг с другом за право жить. Поэтому сильных зверей не то чтобы много…
Иными словами, Цин Вэньцзи был уверен, что сможет убить достаточное количество зверей и отбиться от пары-тройки долгожителей.
Единственным, кого он опасался, был король духовного леса, Златорогий олень. Конечно, ещё был клан демонических хорьков, но… на самом деле, сегодня именно они были его главной целью. В конце концов, ранее душа Тинг принадлежала их королеве, а значит, именно демонические хорьки будут лучшим топливом для хрустального гроба.
Цин Вэньцзи был не в настроении долго внушать ужас обитателям духовного леса, тем самым оттягивая момент воскрешения Тинг, так что, покрепче перехватив черное копье, юноша ринулся вниз!
Конечно, в первую очередь он выискивал в чаще демонических хорьков, однако уже к тому моменту, как юноша обнаружил первого хорька, за ним тянулся длинный шлейф кровавого тумана.
Это была кровь самых разных существ: животные, растения, даже насекомые — ничто не могло избежать единственного точного удара черного копья. Убивая их, Цин Вэньцзи не чувствовал ничего. Всё, что его волновало, так это недостаточное количество крови. Не то чтобы ему нравилось убивать, скорее даже наоборот. Однако сейчас убийство было его средством. Средством, необходимым для возвращения Тинг в этот мир.
Первый встреченный им хорек не был особо сильным, но и слабым его было трудно назвать. Мало того, что его возраст был примерно на отметке в шестьдесят тысяч лет, так ещё и главный талант этих существ — переводить эмоции в Ци — позволил хорьку возвысить свой уровень примерно до середины Поиска Дао или Трансформации Пути.
Конечно, хорек был могущественнее Цин Вэньцзи, но ведь и сам юноша имел в рукаве несколько козырей. К примеру, уровень понимания Жизни и Смерти. Да, это не была Реинкарнация, лишь ниточка, что однажды способна привести к её полному пониманию, но сейчас Цин Вэньцзи и не нужно было обращаться к главной гордости своего прошлого воплощения.
Холодная Ци Смерти наполнила лезвие черного копья, и Цин Вэньцзи ввязался в свой первый на сегодня, но далеко не последний танец со смертью.
Хорек с рычанием перепрыгивал с одного ствола дерева на другой, изредка пытался зацепить юношу когтями, чаще атакуя сферами из ярко-красной Ци гнева и ярости. Его скорость была на порядок выше того, что мог выжать из себя Цин Вэньцзи, в результате чего на его черном ханьфу появилось несколько подпалин.
Но даже так, подловить хорька, что все сильнее отдавался во власть гнева, было несложно. Всего несколько нарочито просто читаемых движений — и неспособный здраво мыслить зверь вместо шеи юноши натыкается на пышущее Ци Смерти черное копье. Запоздалая попытка извернуться и добраться до держащей оружие руки привела лишь к тому, что небольшой от природы зверек был перехвачен за горло свободной конечностью. Спустя жалкое мгновение в живот зверька вонзилось черное копье, а Ци Смерти принялась с радостным жужжанием уничтожать душу и тело хорька, впрочем, не затронув кровь, повинуясь приказу Цин Вэньцзи.
Стоило юноше коротко взмахнуть рукой, как вся эта кровь вырвалась из тела хорька через отверстия на голове и рану на животе и влилась в тянущуюся за ним кровавую нить.
Так, час за часом, день за днем, юноша продолжал вырезать население духовного леса.
Он метался то в одну сторону, то в другую, методично изничтожая местное зверье. Кровавая нить за ним давно уже превратилась в реку диаметром в полметра и длиной в тридцать метров, став ужасающим маяком, от которого бежали все духовное звери. Да только был ли от этого прок, раз с каждым часом река все росла? Нет. Их потуги лишь разжигали внутреннее безумие Дьявола!
Цин Вэньцзи уже не действовал рационально, погрузившись в свою и чужую боль, он мог лишь продолжать убивать, будто от этого зависело, сделает ли он ещё один вздох! И, подчиняясь этому безумию, в лесу вспыхивало черное, поглощающее саму суть, пламя. Оно пульсировало, плюясь своими языками, становясь то красным, то алым, то вновь возвращало свою всепожирающую черноту.
Резкий выпад копьем — и вновь зеленая трава обагривается кровью, что в следующее мгновение пожирает река крови. От обезумевшего Дьявола не способна уйти даже покинувшая несчастное тело душа — быстрый взмах рукой пугающего юноши запечатывает неспособную сопротивляться душу в кровавой реке!
Чем больше он убивал, тем большую площадь леса пожирало черное пламя, словно загоняя дичь, отрезая зверям все больше путей отхода, вынуждая их собираться в группы, чтобы дать хоть какой-то отпор. В конце концов, даже подобный Дьявол не мог полностью защититься от огромной орды зверей, начав получать раны, однако, тем не менее, кровавая река всё продолжала расти.
Казалось, ничто не способно остановить Дьявола и его черное пламя, отчего во всем лесу поселилось жестокое, раздирающее изнутри отчаяние. Всё меньше зверей пытались дать отпор, предпочитая прятки бессмысленному сопротивлению. Даже неустрашимые стражи леса в ужасе сбежались к своей королеве в надежде дать отпор угрозе в лице обезумевшего Цин Вэньцзи всем кланом. Но даже так, юноша будто чувствовал, где прячутся духовные звери, отчего их популяция стремительно сокращалась.
Где-то там, ещё глубже в лесу, на залитой алым солнцем поляне, глядел вдаль белоснежный олень с золотыми рогами. Король духовного леса каждую секунду порывался броситься в чащу, остановить произвол чужака!.. Однако он не мог. Не имел права. И оттого его скорбь была еще более глубокой, чем скорбь всех духовных созданий вместе взятых.
— «Если бы это только не касалось малышки Тинг…» — причитал старый король, понимая, что ему придется пожертвовать многими детьми леса ради призрачной надежды давно почившей принцессы мира Богов.
Когда из чащи до ушей величавого зверя долетело эхо особо мощного взрыва, Цзинь Лин прижал к голове уши, зажмурившись. Он не имел права вмешиваться, он должен был позволить Дьяволу воскресить птицу!
Ему было не на кого выплеснуть своё горе и гнев, ведь он понимал необходимость возрождения Тинг и признавал, что метод, что решил применить маленький Дьявол, был самым быстрым и надежным, что он знал. И пусть король не был свидетелем смерти Тинг, у духовного леса и его короля везде были свои глаза и уши, так что зверь знал, что произошло. И он, разумеется, не мог винить даже Тянь Сюйшаня, главу секты Демонической Жатвы. Конечно, так было бы проще, однако как он, король целого духовного леса, мог не понимать его мотивов?! Не мог он во всем обвинить и Цзи Ланя, ведь он приставил к птице охрану такого уровня, что и в третьем кольце будет на самом верху пирамиды… что же касается Лэй Исина, старый олень считал, что, оказавшись на месте этого ребенка, поступил бы так же. И его бы ничуть не волновала судьба какого-то мира.
— «Судьба вновь решила пошутить над духовной расой, — невесело качал головой король, — Сколько ещё мы сможем продержаться? Сначала три последовательные войны, потом ультиматум клана Цзи… теперь вот Дьявол клана Цин…»
В то же время Цин Вэньцзи все стремительнее приближался к убежищу клана демонических хорьков, по пути тщательно зачищая горящий лес от живности. Иногда ему попадались особо храбрые или попросту раненые демонические хорьки, что быстро, не задерживая юношу и на пятнадцать секунд, пополняли собой кровавую реку, что теперь действительно походила на самую настоящую реку. Или же очень длинного и жирного червя, способного обхватить половину духовного леса.
Ну а когда впереди показались заросли лозы и деревьев, юноша внезапно сбавил темп, словно очнувшись. Осмотревшись по сторонам и глянув вверх, на гигантскую кровавую реку, парящую над лесом, Цин Вэньцзи почувствовал легкий, почти незаметный укол раскаяния. Он ведь не хотел убивать так много! Более того, изначально он планировал оставлять в живых зверей младше десяти тысяч лет, приравнивая их к простым детям и смертным! Он чувствовал кровь маленьких зверюшек, слышал в голове завывания их плененных душ…
Однако теперь поздно было сожалеть. Как и поворачивать назад. Мимолетно кивнув своим мыслям, Цин Вэньцзи заставил черное пламя перекинуться на заросли лозы и деревьев, после чего, дождавшись, пока ненасытное пламя сожрет древние лозы, вошел в открывшийся проход. И открывшаяся ему картина юноше совсем не понравилась.