В одном отделении

34

Романов был помощником прокурора по надзору за милицией. Но прокурор уже больше месяца болел, и Романов его замещал. Ошибки работников милиции никогда не удивляли и не раздражали Романова. Они казались ему естественными и неизбежными. Он снисходительно учил работников отделений уму-разуму, вскрывал ошибки и разъяснял. При этом лицо помощника прокурора по надзору за милицией ясно показывала, что только он один постиг тот истинный, высший смысл законов, до которого не доросли те, за кем он поставлен надзирать. Единственным человеком в отделении, способным более или менее подниматься на какую-то высоту юриспруденции, Романов считал Яхонтова и любил с ним порассуждать, поспорить о разных казусах. Увлеченный спором с Яхонтовым, он часто переходил с ним на «ты», стукал себя по коленке, подскакивал и, доказав свое, весело потирал руки. Работники отделения считали Романова не ахти каким умным человеком, но зато справедливым и, главное, хорошо знающим свое дело. С ним сработались, уважали его как знатока законов, поражались его памяти. Романов без затруднения цитировал любую статью со всеми дополнениями и изменениями, которых в нашем уголовном кодексе превеликое множество. Многие верили в его непогрешимость, но сам он верил в нее больше всех. И вдруг он, Романов, ошибся! Да и дело-то совсем не принадлежало к казусам. И как ошибся!..

Слушая допрос Маркина, он непрерывно курил, прикуривая одну папиросу от другой. Легко сказать — отменить собственную санкцию! А межведомственное совещание? Узнает весь район! Как же теперь он сможет осуществлять надзорность после такого неслыханного скандала?

У сидевших в тесной комнате от табачного дыма начинало першить в горле. Скорняков первый не выдержал: сдавленно чихнул и закашлялся. Романов извинился, бросил папироску в урну, но тут же забылся и машинально закурил новую.

— Послушайте, если вам не жаль себя, то пожалейте нас и потолок, — мягко сказал ему Бокалов. — Нас здесь пятеро, мы отцы семейства. Пощадите!

— Да-да, — согласился Романов. — Простите. — Он заложил руки за спину и, морща загорелую лысину, заходил взад-вперед по комнате.

Бокалов переглянулся с Денисенко и Скорняковым.

Все невольно заулыбались, и, когда Романов снова закурил, никто уже ничего не сказал.

«Нет, это черт знает что!.. Заставлять столько напрасно пережить мальчишку и его родителей! Обрадовался, не дослушал, помчался! Мало того, что сам ошибся, еще и меня ввел в заблуждение. Не мог же я, в самом деле, предвидеть звонка! С поличным!» — негодовал Романов.