…Учитель был несколько взволнован, он явно ожидал чего-то приятного. Все три часа до Парижа майор молчал. Мне казалось, он к чему-то готовится, только не уверен – хорошо это или плохо. С Северного вокзала мы пешком дошли до девятого округа, где Ермоленко имел на примете небольшой, но очень уютный отель. Отсюда было рукой подать до Монмарта, Гранд Опера и престижных торговых центров. Я, ожидая по опыту прошлой поездки, как минимум «Хилтона», вздохнул с облегчением. Скромная гостиница с маленькими удобными номерами, меня полностью устраивала. Однако, к моему огромному удивлению, на этот раз майор взял два номера. Поймав мой недоумевающий взгляд, он коротко пояснил:
– Уже большой мальчик. Мало ли с кем познакомишься, ну и так далее, – после чего сунул мне в руку ключ, предложил сходить погулять, а сам моментально заперся в своем номере.
Я ошарашено замер не зная, что делать. У майора были какие-то дела, но меня он ни во что не посвящал. Караулить его под дверями, чтобы сопровождать было бесполезным, да и не безопасным делом. Поэтому, потоптавшись пару минут на месте, я послушно отправился к себе, принял душ, прилег на минутку… и проснулся поздно вечером. Очень хотелось есть. Перед тем, как спуститься в ресторан, я забежал к учителю. Вдруг он решит составить мне кампанию.
Майор был у себя. Прежде чем я успел прикоснуться к двери, он уже открыл, и, коротко буркнув:
– Заходи! – скрылся в ванной.
– Учитель, вы ужинать иде…, – начал я, входя в комнату и, не завершив фразы, вылетел назад.
На светлом кожаном диване удобно расположилась женщина немыслимой красоты. Прозрачный пеньюар окружал ее облачным ореолом. Она ехидно улыбнулась мне, откидывая со лба медно-рыжие волосы. Я был так растерян, что в первую минуту даже не сообразил, что она тоже вампир.
– Учитель! – завопил я под дверью ванной, – Там женщина!
– Так она же не голая, – спокойно ответил он, выходя ко мне, и добавил, – ну, чего орешь? В первый раз женщину увидел?
Я смутился еще больше. И не нашел ни чего лучшего, как пролепетать:
– Я думал… Вы ужинать идете?
– Спасибо, дорогой, – насмешливо мурлыкнула дама из комнаты, – нам сейчас все принесут.
– Понял? – поинтересовался майор, – Свободен. Иди, поешь!
И тут до меня дошел смысл знаменитой песни Высоцкого:
«… А, в общем, Ваня, Ваня,
Мы с тобой в Париже,
Нужны, как в русской бане – лыжи…»
Было неожиданно обидно и очень грустно. С тоски я, действительно, отправился в ресторан. Надо сказать, он оказался весьма недурственным, с двумя залами для курящих и некурящих. Я занял столик и подозвал гарсона. К его великому огорчению я заказал отварные яйца, хлеб с маслом и, чтоб уж совсем не расстраивать молодого человека, пятьдесят граммов красной икры. Он удалился с явным недоумением. Вечером, такое не заказывают, особенно русские. Уловив эту мысль, я дождался заказа и попросил еще бокал «Божоле», чем окончательно поверг его в шок.
Ужиная, я грустно вспоминал давний разговор с Джабраилом о женщинах-вампирах. Это было печально. Неужели я так всю жизнь и проживу один. Вон, учителю повезло, он встречается со своей пассией, пусть не часто, но регулярно… и так, наверное, будет всегда.
От меланхолических размышлений меня отвлек гарсон, который притащил счет и демонстративно положил его на стол. Сумма впечатляла. Я решил тоже позабавиться и молча выложил на стол металлический рубль с Лениным. Официант схватил монету и умчался. Через несколько секунд он стоял рядом вместе с метрдотелем. На ломанном русском метрдотель поинтересовался есть ли у меня еще такие монеты и, если есть, за сколько я хочу их продать. Передразнивая его, я, так же ломая язык, ответил, что монета стоит десять, вечнозеленых американских денежек и, если он хочет получить их все, то будет кормить меня, а я буду ими расплачиваться по указанному выше курсу. По тому, с какой готовностью он согласился, я понял, что продешевил.
Ужин обошелся мне в две монеты. Расплатившись, я вышел в ночь. Хотя, ночью это назвать было тяжело. Света было столько, что хватило бы на два дня. Улицы были запружены народом. Везде слышался хохот, гомон, музыка. В общем, город мне решительно не нравился. Слишком шумно, слишком ярко, слишком дорого.
Бродя без цели, я не заметил, как попал на улицу Жермен Пилон, и сразу ощутил присутствие собратьев. Покрутив головой, я обнаружил небольшой кабачок в подвале симпатичного дома. На входе стоял секьюрити и пропускал внутрь людей только по известным всем вампирам признакам. Увидев меня, он вопросительно поднял брови. Я кивнул и перешел через дорогу.
В кабачке я подсел к барной стойке. Здесь, как и во всех вампирских заведениях было нешумно, а глаза не слепил яркий свет. Приветствуя меня, вампиры кивали и приподнимали бокалы. Пили в основном «Мерло». Я же, с тоски, потребовал крови. Бармен, молча налил в бокал, чего-то похожего на томатный сок. Понюхав, я возмутился. Кровь была хоть и артериальная, но свиная. Я попросил нормальной крови. Желательно первой группы, отрицательного резуса. Но, видимо, сделал это слишком громко, потому что весь зал обернулся посмотреть на эксцентричного русского. Бармен показал на дверь за стойкой и деликатно предложил сделать переливание. Но меня уже понесло. Масла в огонь добавило присутствие не малого количества вампирш, которые, вместе со своими спутниками, недоуменно разглядывали меня. Непрошено в памяти всплыла рыжеволосая красавица в номере учителя, и я окончательно разбушевался.
Наотрез отказавшись делать переливание здесь, я мотивировал это тем, что у французов все не как у людей, и перелив себе их кровь, становишься таким же придурком, поэтому их кровь надо пить. А переливание у меня, между прочим, через две недели и я буду делать его дома. Публика в зале с интересом ожидала продолжения. Бармен, поняв, что я действительно расстроен, пытался меня утихомирить. Похоже, чтобы успокоить меня, он готов был, на худой конец, принести мне и человеческой крови, благо, в комнате для переливаний всегда имелся запас.
В это время меня хлопнули по плечу. Обернувшись, я увидел приятного вампира лет тридцати пяти на первый взгляд. На язык просилось только одно определение: «белокурая бестия». Я оказался прав. Он был немцем, и причем полностью соглашался со мной в нелюбви к французам.
– Жмоты несчастные! – ругнулся он, – Ну что, трудно стакан крови нацедить? Это же не за людьми по парку бегать!
От его поддержки я воспрял духом. Все-таки русский и немец братья на век. То целуются, то друг другу морды чистят. Все полюбовно, все по-соседски.
– Сейчас, мы с тобой, на брудершафт, для знакомства! – предложил Ганс. Как ни смешно, но его именно так и звали.
Он тут же заказал себе стакан свиной крови. Посмотрев на Ганса, я немножечко успокоился. Чувство заброшенности отступило. Я небрежным жестом остановил бармена, который собирался идти за моим заказом и согласился на свиную кровь. Все вздохнули с облегчением. Мы с Гансом чокнулись, выпили и расцеловались. Кстати, Ганс, весьма сносно говорил по-русски. Когда я его спросил, где научился, он ответил, что два года плена научат еще и не тому. Потом сказал, что никого за свой плен не винит, сам дурак. Надо было бежать из Германии, а не идти в армию. Но тогда, абсолютно все считали, что идут на правое дело, вырывая свою страну из лап ужасного кризиса.
Инициировал его офицер, который конвоировал бывших пленных на Родину. Там он и остался служить, в группе Советских войск в ГДР. Потом, чуть позже, чтобы улучшить язык, Ганс с учителем несколько лет прожили в СССР. Конечно, как и любой вампир, он понимал, все, что говорят окружающие, но не все в Союзе знали немецкий. Благодаря нашим особенностям, достаточно несколько месяцев прожить в чужой стране, чтобы нормально овладеть разговорным языком. С письмом и чтением, конечно, несколько сложней, но было бы желание.
В Париж Ганс приехал, чтобы, наконец, увидеть Эйфелеву башню, это чудо инженерной мысли. И, погуляв вокруг нее, абсолютно точно понял, что лучше берлинской башни ничего нет. Я согласился с ним, объяснив, что Останкинская телебашня гораздо интересней. Ганс сперва возмутился, а потом мы пришли к компромиссу решив, что обе башни гораздо круче Эйфелевой.
– Кстати, а ты в Берлине* был? – спросил Ганс.
– Нет, в Берлине не довелось, – признался я.
– Тогда чего мы сидим! Немедленно едем!
И я поехал с Гансом, абсолютно забыв об учителе. К утру мы были на месте. Сперва заехали к нему домой привести себя в порядок и перекусить. Ганс жил один. Пока я умывался, он позвонил своему учителю и сообщил, что уже вернулся из Парижа и привез с собой одного интересного русского, который хочет посмотреть берлинский зоопарк.
На счет зоопарка – правда. Всю дорогу Ганс с восторгом рассказывал мне об этом чуде до тех пор, пока я не загорелся идеей посмотреть бегемота и других экзотических жителей Берлина. Слушая разговор Ганса с учителем, я вспомнил, что и мне не мешало бы позвонить Ермоленко. Но, глянув на часы, подумал, что он еще не освободился. А может, ему и до конца дня будет не до меня. Рядом с такой женщиной – это не исключено. Я решил отложить звонок на пару часов. Тем более что забыл свой сотовый в Париже.
Завтракать мы пошли в кафе напротив. Там нас уже ждал его учитель. Мы поздоровались. Я представился. Учитель Ганса, услышав мое имя, хитро ухмыльнулся и, в свою очередь, представился:
– Иван Зорин, – при этом он очень внимательно осмотрел меня.
Я хмыкнул. Да уж, вот и докажи после этого иностранцам, что все русские не Иваны, а немцы – не Гансы. Мы наскоро перекусили. Зорин сослался на дела и удалился, а мы с Гансом отправились на площадь Брайтшайзплац и зашли в зоопарк через «Слоновые ворота». Можно было, конечно, и не через них, но это тоже достопримечательность.
Самый большой зоопарк Европы был действительно хорош. Бродя между клетками и вольерами, я не заметил, как прошло несколько часов. Неожиданно зазвонил мобильник Ганса. Он принял вызов и, услышав голос, донесшийся из динамика, пожав плечами, протянул аппарат мне. Беря в руки трубку я уже понимал, что сегодня вечером меня будут жарить на медленном огне. Узнав голос учителя, я тут же вспомнил, что так и не сообщил ему о поездке. Весь разговор до конца я не запомнил. Нецензурная брань, в которой точно по полочкам раскладывалось кто я такой, кем был, кем буду и что со мной будет через несколько часов, слабо удержалась в памяти. Что-что, а браниться Ермоленко умел, полтора века в армии не пропали даром.
Ганс смотрел на меня с нескрываемым сочувствием и восторженно крутил головой, восхищаясь очередным матерным этажом майора. Наконец, Ермоленко дал отбой. Я, отдуваясь, вернул телефон. Меньше чем через минуту снова раздался звонок. Теперь уже лицо вытянулось у Ганса. Зорин втолковывал ему что-то о похищении и так далее. Повесив трубку на пояс, Ганс сообщил, что с этой минуты мы оба под домашним арестом, нам необходимо срочно ехать к нему и не выходить из квартиры до появления обоих учителей. Судя по голосу в трубке, Зорин был не менее крут, чем Ермоленко. Чтобы дальше не искушать судьбу, мы молча рванули домой.
Время ожидания казалось бесконечным. Около семи часов вечера в замке повернулся ключ. Мы с Гансом испуганно посмотрели друг на друга, но не сдвинулись с места. Мне кажется, в тот момент, нас нельзя было оторвать от земли даже с помощью «Бурана».
Учителя вошли в комнату. Их мрачные взгляды ничего хорошего нам не предвещали. Молчание затягивалось. Мы, как нашкодившие щенки, боялись смотреть на них. И вдруг Ермоленко произнес:
– Собирайтесь молокососы! Поехали в Прагу*, пиво пить.
Я облегченно вздохнул, расправа отменялась. Ганс с удивлением посмотрел на меня. Я метнул на него предупреждающий взгляд и он промолчал. Правда, уже на выходе, Ганс, скорее для проформы, заметил, что в Берлине тоже есть хорошее пиво.
Зорин хмыкнул, а Ермоленко отпарировал:
– Немецкое пиво – это пошлость! Лучше чешского в мире не бывает! Так что, собрались и вперед!
Мы с Гансом подобрали челюсти и молча вышли из квартиры. Ганс сел за руль. Ехали, как обычно, по-вампирски, с выключенными фарами и на сумасшедшей скорости. Хотя, по городу Ганс ехал очень осторожно, ни разу не набрав скорость свыше ста километров.
Пятьсот километров до Праги мы проскочили до полуночи и, найдя вампирский кабачок, на Староминской площади, засели отдыхать. Света, правда, было многовато, но меньше чем в Париже. Кабачок находился напротив знаменитого Орлоя*, который тоже, видимо, строили вампиры. Здесь было трудно перепутать, своеобразный вампирский юмор так и бросался в глаза. Вся символика просто кричала о смерти. Представление кукол заканчивалось очень оптимистической нотой – скелет звонил в колокол.
– Странно, – я, наконец, рискнул подать голос, – мне всегда казалось, что рассадником вампиров является Румыния, но Прага наводит на очень интересные мысли.
– Поменьше читай фантастику, – буркнул учитель и я понял, что он уже не сердится, – это все Брэм Стокер придумал.
– Кстати, – добавил Зорин, благодушно смакуя пиво, – граф Цепеш, он же Дракула, никогда вампиром не был. Просто долгоживущий психопат, который окружил свой замок насаженными на кол головами, а так как в те времена психиатров, как и лоботомии не было, то подданным приходилось его терпеть.
Я поежился. Говорить о Дракуле мне расхотелось. Чтобы хоть чем-то заняться я снова взял стакан. Пиво, между прочим, было действительно вкусным, но я еще, чуть-чуть опасался грядущей разборки. Судя по лицу Ганса, он боялся того же, что и я и это ожидание тоже портило весь вкус. А учителя, словно сговорившись, продолжали потягивать пиво, не обращая на нас никакого внимания и тихо беседуя. Начинало светать. Наконец, Зорин, глянув на часы, встал.
– Ну ладно! Приятно было познакомиться. Заезжайте, когда будет время.
– Пойдем в зоопарк бегемота смотреть, – с непроницаемым лицом поддержал Ермоленко.
В голову тут же пришла фраза из фильма «Офицеры»: «Придется полы драить!».
– Именно! – отозвались оба учителя, уловив мои мысли, а Ганс неуверенно ухмыльнулся.
Зорин пожал руку Ермоленко и увел слегка успокоившегося Ганса. Ганс махнул мне рукой и тоже пригласил в гости. Когда они ушли, майор посмотрел на меня с некоторой укоризной и заказал еще по бокалу пива.
– А все-таки, ты бегемота хоть посмотрел?
– Нет, – честно признался я, – не успел дойти. Вы позвонили.
– Ну и дурак! Надо было сходить. Не фиг пять часов в квартире сидеть. А так бы время с пользой провели.
Фраза эта была произнесена как-то уж очень грустно и я, неожиданно понял, что на женском фронте у майора без перемен.
– Но, но! – прикрикнул на меня учитель, – Телепат хренов!
Я виновато опустил глаза, хотя читать чужие мысли даже не пытался.
– Все, отпуск кончился, поехали домой.
Мы встали и направились в аэропорт.
Кстати сказать, отпуск кончился только у нас. Покрышкин проболтался в Европе почти месяц. Приехал он отдохнувший и, до нельзя, довольный собой. Посмотрев на его сияющую физиономию, учитель только коротко вздохнул и отправил его гонять охрану в условиях приближенных к боевым.
Вано, тоже не торопился домой, но вернулся из Египта несколько раньше, чем Казимир. Причем в кампании. Его сопровождал импозантный вампир, который оказался его учителем. Я как-то совершенно не представлял, что он жив и здоров. Вано, на моей памяти, все время был один, вот я и сделал далеко идущие выводы. А теперь он приехал посмотреть, как тому здесь живется.
Я заволновался. Если учитель заберет Вано с собой, то мне придется туго, но, как выяснилось, у того были свои, далеко идущие планы и присутствие ученика в них сейчас не вписывалось. Каркаладзе грустно смотрел на учителя, но не пытался его уговаривать. Видимо то, чем занимался этот вампир, было слишком опасным, чтобы втягивать в это своего птенца. Поэтому, погостив у нас пару месяцев, учитель Вано вновь исчез…
…Весна была в самом разгаре. Я сидел на балконе, наслаждаясь первыми, по-настоящему теплыми деньками, когда солнце еще не набрало своей безжалостной палящей силы. Хотя, похоже, в ближайшие несколько лет жара нам не грозила. В отличие от корреспондентов и псевдоученых, склонных толковать любое отклонение от температурной нормы глобальным потеплением, мы использовали точные научные данные. А гидрометеорологический институт, совсем недавно, сообщил нам долгосрочный прогноз, до две тысячи седьмого года. Они сообщали, что климат в Крыму приобретет более влажное и холодное направление. Пока их прогнозы сбывались. Зимы стали более морозными и снежными, лето тоже не баловало особым теплом.
Я покосился на часы. Скоро должен появиться Батя. День рождения учителя, да и мой, он еще ни разу на моей памяти не игнорировал. Все гости уже прибыли и ждали только приглашения к столу. Майора тоже не было видно, но я его отчетливо чувствовал. Учитель наводил последний лоск на новый костюм, а обслуга торопилась завершить все приготовления до появления Гроссмейстера.
Мне делать, в эту минуту было абсолютно нечего. Даже за безопасность сегодня отвечали Каркалыга с Казимиром. Поэтому учитель выгнал меня подышать свежим воздухом, чтобы не путался под ногами. С тоски я вытащил баночку с мыльным раствором и принялся пускать пузыри. Легкий ветерок подхватывал их и нес куда-то, далеко-далеко.
Через некоторое время я почувствовал, что за спиной у меня кто-то стоит. Я обернулся и увидел Рэма, который смотрел на меня выпученными глазами. Я смутился. Пару секунд мы молча разглядывали друг друга, потом он протянул руку и сказал:
– Дай.
Я безропотно протянул ему баночку и рамку для пускания пузырей. Рэм, словно сомневаясь в своем умении, робко покрутил их в руках, а потом, выдул огромный пузырь. Обычно напряженное его лицо расслабилось и посветлело. Пузырь уносило ветром, а Рэм, как ребенок, тихо радовался. Наконец, его творение, так и не лопнув, скрылось из виду. Он молча, с растерянной улыбкой, вернул мне пузыри и ушел. Этого человека я понять просто не мог. В нем было то ли что-то странное, то ли страшное. Не дай бог такого иметь врагом. В друзья, однако, он тоже ни к кому не торопился. Придя к такому выводу, я продолжил свое занятие. Ветер совсем стих и пузыри заполнили весь двор... И в эту радужную красоту въехал лимузин полковника.