Вечная история

Глава 31

Наконец, к концу второго дня кто-то из руководства сообразил, что надо хотя бы чрезвычайное положение объявить. В ночь на двадцать шестое мы были готовы порвать всех голыми руками и без приказа. Но, именно тут, он и поступил.

Нам всем роздали противогазы, в приборах ночного видения мы не нуждались. На штурм шли двумя группами. Одна через канализацию, другая через крышу.

Попав на крышу, я убедился, что химики проделали колоссальную работу. Все вентиляционные шахты были напичканы кучей каких-то шлангов и баллонов. Что в них я спрашивать не стал, но зато, стало ясно, чего так долго ждали. Жаль только, что люди, находившиеся внутри, с каждым часом слабели все больше.

Как только была дана команда, краны баллонов открыли. В вентиляцию, плотным туманом, поплыл газ. Надев противогазы (чтобы не расходовать энергию на защиту и восстановление организма) мы рванули вниз. Террористы, как видно, никак не ожидали такой подлянки. Если бы не строжайший приказ, ни один из них бы не уцелел. А так, троих, мы, все-таки, передали спецназу.

А тем временем, из зала, наши ребята вместе с людьми, выносили парализованных заложников. Газ оказался очень действенным. С трудом верилось, что это обычный наркоз. Не бывает такого наркоза, чтобы при минимальной концентрации, усыплял человека за доли секунды.

– Зарин, что ли? – подумал я.

– Нет! – Ермоленко нарисовался рядом совершенно неожиданно, – Зарин парализует дыхание, от него умирают, сейчас есть кое-что новенькое. На вот, держи! – он протянул мне пачку шприцев, – Всем, кого вынесешь, укол и искусственное дыхание. И поторопись! Чем быстрее работаем, тем больше спасем!

Когда операция завершилась, я осмотрелся. На глаза мне попалась одна из смертниц. Статная красивая женщина, завернутая в пояс из пластида. Меня заинтересовал взрыватель – он был устроен так, чтобы сработать от сжатия, хотя, по стандартной конструкции, должно быть наоборот. Проще говоря, если человек гибнет, пальцы расслабляются и заряд взрывается. Все-таки эти шакалы, очень берегли свои жизни, хотя, абсолютно не ценили чужие. А еще волками себя называют, понавешали взрывчатки на баб, а сами подальше обосновались. Нет, шакалы они и в Москве шакалы.

Подробности закладки фугасов меня не интересовали. Это написано во всех учебниках по минному делу. Я вздохнул и медленно направился к выходу. Мы сделали все, что могли. Кончился еще один страшный день. Я невольно подумал, сколько же мне еще таких дней предстоит пережить, и, может быть, впервые, по настоящему понял, почему вампиры ложатся в спячку…

***

– …Итак, – начал Батя, обводя нас внимательным взглядом, – жду подробного доклада.

Мы, вместе с Катькиным учителем, который встретил нас в аэропорту, сидели в его кабинете, ожидая разбора бразильских и московских полетов.

– Информация подтвердилась, – четко доложил Ермоленко, – в Америке, действительно, было не менее двух интересующих нас центров. Но, наши оппоненты, тогда, так ничего и не нашли.

– Уверен?

– Так точно!

– Вольно, – буркнул полковник, – где документы?

Ермоленко коротко глянул на Катьку и она, выудила из кармана точную копию того диска, который уничтожила в Москве. Батя одобрительно кивнул и спрятал его в сейф.

– Хорошо поработали, – удовлетворенно произнес он, – если бы еще саму лабораторию найти.

– Этим уже занялись, – ухмыльнулся Ермоленко, – местные ребята всю сельву прочешут. Если хоть что-то осталось, они обязательно найдут.

Полковник понимающе опустил веки. О Москве он говорить не стал. Все и так было ясно. Затем, Батя накормил нас и мы распрощались.

– Вы куда сейчас? – поинтересовался Катин учитель, надевая куртку.

– Домой, – улыбнулся я.

Неожиданно я перехватил его печальный взгляд. Одной секунды мне оказалось достаточно, чтобы понять, каким ударом для него оказалось мое появление в Катькиной жизни. Теперь, когда она пришла в себя после развода, он надеялся, что она останется с ним, не только как ученица, но и как спутница жизни. Меня обожгла его боль и готовность отказаться от своего чувства, чтобы она была счастлива. Пусть и не с ним. Мне стало неловко. На мгновение я почувствовал себя в чем-то виноватым. Он явно все понял, печально улыбнулся и потрепал меня по плечу. Ермоленко одобрительно кивнул и увел его с собой.

Мы с Катькой переглянулись. В какой-то миг между нами возникла неловкость, но тут же рассеялась.

– К кому идем? – лукаво улыбнулась она.

– Как скажешь.

– Тогда ко мне. Я ближе живу.

Мы поцеловались и пошли. Минуты через две я не выдержал и задал вопрос, который уже давно мучил меня.

– Кать, из-за чего, все-таки, этот сыр бор? Я так и не понял, почему все так волнуются.

– Очень просто, – она вздохнула, – про наны ты, конечно, знаешь. А вот знаешь ли ты, что именно благодаря им, возможна такая мощная связь между учителем и учеником. Ведь, по сути дела, это кровная связь, которая в тысячи раз сильнее, чем биологическое отцовство. Именно благодаря этой связи учитель может контролировать своего птенца…

– А я могу чувствовать, что с ним происходит! – перебил я ее, вспомнив отлучку Ермоленко в Косово.

– Верно! Это больше всего напоминает… – она запнулась, пытаясь объяснить более доступно, – ну, когда рождается ребенок, он получает от родителей случайный генетический набор. А у нас все и проще и сложней. Мы получаем неизмененные наны своего учителя. В некотором смысле, почти прямое клонирование…

– Ты хочешь сказать, что все наны одинаковые? Но мы не похожи на инкубаторских цыплят. К тому же, зачем тогда искать начальный материал. Любой из нас, в таком случае носитель оного.

– Если бы все было так просто. Ни о каких исходных материалах речь здесь не идет. Дело в том, что наны очень пластичны и приспосабливаются к телу нового носителя, хоть происходит это очень медленно. А основная информация, полученная тобой от учителя, остается неизменной еще дольше. Это, считай, своеобразный поводок. Поэтому птенец становится полностью самостоятельным только после того, как наны завершают процесс приспособления к организму нового хозяина. Иначе говоря, когда набранная тобой информация уравновесит или превысит его данные.

– И сколько ждать? – не выдержал я.

– Лет пятьсот. Иногда чуть больше или меньше. Зависит от ученика.

– Ты хочешь сказать, что отец еще птенец? – я споткнулся от удивления.

– Скорее всего, – спокойно отозвалась она, – хотя, судя по всему, лет через сто пятьдесят, Батя его выпустит из-под крыла.

– Ни фига себе! А почему я этого не знаю?

– А ты не врач, – Катька насмешливо фыркнула, – зачем тебе этой ерундой голову забивать?

– Ага! – покивал я, – А как же тогда право на ученика? Неужели его дают несовершеннолетним?

– Взрослым, – серьезно поправила меня Катя, – это разные вещи. Можно вырасти за год, а можно и за тысячу лет не сдвинуться в своем развитии.

– Погоди! Значит, во мне наны даже не отца, а Бати! – не мог никак успокоиться я.

– Ну, никак не меньше, чем на пятьдесят процентов, – хмыкнула она, – Кстати, никогда не задумывался, почему ты так быстро развил в себе способности невербального общения? Хотя, сам говорил, что в самом начале жутко маялся от телепатии.

Я помотал головой.

– И твой папочка, и дедуля, очень сильны в ментальном общении, а ты получил удвоенные способности. А теперь прикинь, что врожденные способности есть и усилились, а контроля нет и создать его невозможно. Такое существо признает только право сильного…

Катя замолчала, и начала рыться в сумке, ища ключ, за разговором я и не заметил, как мы пришли к ней. Дальше мы эту тему не развивали. Уж очень соскучились друг по другу за время жизни в Бразилии и в Москве… И вообще, у нас еще оставалось почти две недели отпуска и мы не собирались его терять…

…Временами я вспоминал Катькины слова и с ужасом прикидывал, чем все это может обернуться. Похоже, теневые руководители Ложи и были такими моральными уродами. Не выдержав, я задал этот вопрос Ермоленко.

– Катерина рассказала, – уточнил он.

– Ага.

– Ну, что ж, понял ты все правильно.

– Я не понял только одного, почему нам этого в универе не давали. Пусть не все, но кое-что могли бы.

– Тебе от этого стало бы легче? – насмешливо спросил Ермоленко и добавил, как и Катька. – Эту информацию дают или в медицинском или в Академии Генштаба. А такие как ты узнают все постепенно, как и положено – о нанах, я имею в виду, а про Ложу, многие даже и не слышали.

Я подумал и согласился с ним…

***

…Два следующих года прошли под знаком семейного благополучия и абсолютного спокойствия. Мы с Катькой обживали новое уютное гнездышко на Тургенева. Дом был не новый, но весьма приятный. Наши учителя сделали нам подарок. Это была квартирка какого-то партийного босса, который, почив, не оставил после себя наследников.

Сперва, переехав на новую квартиру, мы решили уволиться. Надо сказать, что наставники, узнав о таких идеях, потеряли дар речи. Только я не понял от чего больше. От изумления или возмущения. Но, пока они переваривали полученную информацию, мы с Катей уже решили, пока, ничего не менять. Поскольку, если честно, мне-то было все равно, на счет работы, но Катерина свою обожала, и мы остались на прежних местах. Единственное на что мы пошли, это подкорректировали графики.

Катька перенесла начало рабочего дня на вечер, сославшись на то, что постоянные перепады напряжения отрицательно влияют на тонкую импортную аппаратуру. Ее шеф, тот самый Семен Аркадьевич, благодаря которому Катька получила отпуск одновременно со мной, не возражал. Он был даже доволен, что благодаря этому, Катя полностью перешла на работу с вампирскими проектами, атаких оказалось совсем не мало. Над, чем они работали, я так и не понял, да и не очень-то пытался понять. Катька же не лезла в юриспруденцию.

Моим рабочим временем теперь полностью стали ночные смены. Как ни возмущалась Вера, но тут мы с шефом выступили единым фронтом. По-моему, шеф даже слегка прибег к гипнозу, я не уточнял, но все уладилось. К слову сказать, я все чаще стал подумывать о продолжении образования, но уже в военной академии. Отец был не против, но события не форсировал.