Вечная история

Глава 20

… Самолет разбежался и, оторвавшись от взлетной полосы, растворился в синеве. Мы с папой Сашей, так я уже несколько лет, наедине, называл Батю, ехали домой. Всю дорогу он мрачно молчал. Я тоже переживал. Было больно и обидно. Перед самым домом Батя встрепенулся:

– Когда у тебя сессия?

– Через три недели.

– После сдачи экзаменов напишешь заявление о переводе на очное обучение.

Такой подлянки я не ожидал.

– За что?

– Ни за что, а для чего, – поправил меня полковник, – во-первых, Харьков посмотришь, себя покажешь, с местными дружбу сведешь. Во-вторых, на очном учиться легче. А там, глядишь, и переедешь.

– Не дождетесь!

– Не кажи гоп…

– Дальше Крыма земли нет! – сообщил я первую пришедшую на ум банальность.

– Вот и хорошо, а то я в одиночку совсем захирею. Ты хоть на каникулы приезжай.

Глянув в его глаза, я понял, что спорить бесполезно…

…В группе, вместе со мной, было тридцать студентов. Кампания подобралась весьма разношерстная. Здесь были и бедные (ну, не совсем бедные), и богатые, и пятеро вампиров (я в их числе). Ну, нас можно было не брать в расчет. Мы учились по своей программе и были полностью независимы. С нашими одногрупниками мы пересекались на очень ограниченном количестве лекций, поэтому, слыли в студенческой среде самыми бесшабашными прогульщиками и везучими на ловлю шары. Это было, как вы сами понимаете, совсем не сложно при нашей памяти. А вот люди…

…Больше всего меня поражали цены на учебу и то, что те, кто мог платить за нее, не тратили ни копейки. Оказывается, детки новых украинцев и руководителей фирм, приезжавшие в университет на «Мерседесах» с личным шофером, были бедны, как церковные крысы. Раз в полгода, они табунами шли в деканат, где предоставляли справки о своем бедственном положении. И, самое поразительное было в том, что при этом они даже не думали снять с шеи золотую цепь в палец толщиной, а с головы норковую шапку. Ребята же из семей с более чем скромным достатком не имели столько средств и знакомств, чтобы оформить все необходимые бумаги. Поэтому их родителям приходилось выкладываться для оплаты обучения на все сто. К тому же, учиться нашим бюджетникам было необыкновенно легко – все, чего они не знали или не хотели знать, они покупали, оставалось только гадать, кому будут нужны такие специалисты. Именно поэтому, вампирский преподавательский состав у людей не пользовался популярностью. Вампиры взяток просто не брали, вследствие чего, народ любыми путями старался попасть к более сговорчивым преподавателям. Нас это мало волновало. Благодаря слабой загруженности, наши профессора всегда были в нашем распоряжении.

Наша пятерка держалась в группе особняком. И не только из-за разных способов обучения. Сказывалась разница в возрасте. Я тоже начал замечать, что молодняк все больше и больше раздражает меня. Нет, в тридцать лет весьма приятно выглядеть на восемнадцать – двадцать, но, это автоматически подразумевает, что бывшие школьники считают тебя своим ровесником, а значит, ты должен разделять с ними все их выходки и интересы. Теперь я начинал понимать своих сослуживцев, которые в Болграде старались отгородиться от соседей по аудитории. Здесь же, мне приходилось хуже всех.

Четверо моих товарищей выглядели лет на двадцать семь – тридцать, это избавляло их от назойливости мелюзги. Они считали их стариками, которым необходима бумажка, чтобы удержаться на работе. Я же, на внешний вид, не отличался от своих однокурсников, соответственно, мне приходилось то и дело отказываться от всяких нудных встреч и тусовок. Для этого я временами прибегал к гипнозу, чтобы от меня отстали. Но тяжелее всего было с девчонками. Альбиносы встречаются не так часто, чтобы их не замечать, а поскольку я не вызывал отторжения, то всем им хотелось пройтись со мной ну и так далее.

Я же предпочитаю женщин своего возраста, по крайней мере, биологического. Поэтому, семнадцатилетние пигалицы мне совершенно не интересны. Ну, о чем с такой можно поговорить?, ни о чем более кроме как о тряпках и сексе они думать не согласны, а если ты, в первую минуту свидания не лезешь им под юбку, страшно обижаются. Самое смешное, что и глаза отвести им надолго не удается. Может она и не вспомнит, что ее вчера обломали, но сегодня, обязательно повторит попытку. Но и здесь я выкрутился, рассказал одной из них, по страшному секрету, что был контужен и теперь, чтобы возбудиться, мне необходимо провести с девушкой не пять минут, а регулярно встречаться не меньше года. Через день весь университет жалел меня и, любительницы острых ощущений сразу отстали, зато, вокруг начали виться девушки с серьезными намерениями.

Наши от души веселились, наблюдая за моими манипуляциями, но дальше этого дело не шло. Более того, меня, как и везде, опекали и защищали. Ну что поделать, я опять был самым младшим. А на счет учебы папа Саша оказался прав. Очный учебный процесс был гораздо интересней, да и знания на лекциях укладывались в голове гораздо легче. Хотя, я как истинный студент, не очень усердствовал.

На зимние каникулы я хотел съездить в Германию, к Гансу, но Батя не разрешил, весьма справедливо рассудив, что туда я не доеду, а рвану в Югославию, в гости к учителю, которого, еще, кстати, надо было найти, поэтому пригласил немецкого друга к нам. Зорин не возражал, и мы чудесно провели две недели, мотаясь по Крыму. Ганс был в восторге. Он все время твердил, что к этой жемчужине, да хорошие руки приложить и жить здесь можно лучше, чем в Германии. Не уверен, что это правда, но слушать его было приятно.

Батя был доволен моими успехами, но, несмотря на это, с каждым днем мрачнел все больше. Я прекрасно понимал его. От учителя и Рэма не было, никаких известий. Думать о плохом я боялся, а о хорошем не получалось. Временами на память приходил рассказ о судьбе учителя Рэма, и тогда в груди образовывалась предательская пустота, а ноги начинали трястись. То и дело накатывала дурнота и ощущение беды. Я знал, что это работает наша внутренняя связь, сообщая мне о моментах, когда отцу грозила непосредственная опасность. Радовало только одно, все тревожные симптомы, проходили так же регулярно, как и приходили. Поэтому, одно я знал точно, Ермоленко жив, но все время находится на самой грани.

Короче, второй курс завершился для меня сплошной нервотрепкой и мрачным настроением. Лето не принесло никаких новостей. Казалось и Рэм, и Ермоленко канули в небытие. Батя, опасаясь, что я на все плюну и самовольно рвану в Косово, приставил ко мне охрану. Причем, не из местных, обленившихся вампиров, которых я мог обойти и не заметить. Нет, он выбрал тех, кто был в Афганистане, и самым обидным было то, что двое из них были из моей группы. Теперь они, с удовольствием пасли меня, оставалось только скрипеть зубами – от этих не сбежишь. У меня была одна надежда – Харьков, но папа Саша, отправил моих церберов за мной.

Весь третий курс я пытался улизнуть от них, но номер был совершенно дохлым, поэтому, в конце концов, прекратил бесполезные попытки. Однажды вечером, я сидел дома и мрачно готовился к неотвратимо надвигающейся сессии. Как и все вампиры, я не жил в общежитии. Мы располагали достаточным жилым фондом, чтобы в любом городе не испытывать неудобств с поисками жилья. Исключением являлись только короткие поездки, когда можно было обойтись гостиницей. Так вот, сидя на диване, я задумчиво листал конспекты. Если честно, то особой необходимости в этом не было, все, что в них было, я давно знал наизусть. Главная сложность состояла в том, чтобы осознать выученное, и суметь применить на практике. Как это ни странно, но только сейчас я понял, что имел в виду Полиграфыч, ставя мне тройки за выученные параграфы. Но если армейские дисциплины я понимал прекрасно, то в юридических тонкостях буксовал во всех смыслах. Похоже, ребята были правы, надо было идти по стопам родителей.

Легкий внутренний толчок я ощутил одновременно с телефонным звонком и подорвался с дивана не хуже стартующей ракеты. Раз Батя дублирует связь еще и невербальным сообщением, значит, дело серьезное, а самым серьезным, на сегодняшний момент, во всяком случае, для меня, да и для Бати тоже, был Ермоленко. Я схватил трубку.

– Все в порядке, – бас полковника звучал устало, но удовлетворенно, – они живы и здоровы.

– Когда… – только и смог выдавить я.

Папа Саша понял недосказанный вопрос и ответил:

– Сообщение пришло только что. Я сразу тебе звонить начал.

– Значит они его достали?

– Пока нет. Но, главное, что живы. Эти паразиты даже не намекнули, где находятся. Ладно, главное, что, наконец, додумались сообщить.

Я в изнеможении присел на край стола. Учитель жив. Можно дышать и жить спокойно. Да и за Рэма я был рад. Папа Саша прекрасно понимал мое состояние и коротко вздохнув пробасил:

– Ладно, сынок, удачи на экзаменах.

– Спасибо, – искренне поблагодарил я.

– Жду на каникулы. Или у тебя другие планы?

– Не с вашим счастьем! – во мне медленно поднималась волна радости, которая толкала меня дерзить и развлекаться.

Полковник весело хохотнул и дал отбой. Я несколько минут просто сидел, бездумно глядя в окно и переваривая услышанное. Счастье, бурлившее во мне, не давало долго сидеть на месте. Я решительно встал и вышел. Пора было сделать то, что давно собирался. Все это время я даже не пытался найти моих охранников, хотя очень хотелось. Я прекрасно понимал, что парни были гораздо опытнее меня, а главное, зародись у них хоть минимальное подозрение, что я их обнаружил, они тут же сменят место жительства. Но сейчас, такие опасения казались просто несущественными.

Ребята, как оказалось, жили в доме напротив. Дверь была не заперта. Когда я вошел в квартиру, то обнаружил сборы в дорогу.

– Привет, – улыбнулся я.

– Привет, – отозвались они, не прекращая упаковываться.

– Куда-то собрались?

– Назад, в Крым. Тебе теперь нянька не нужна.

Я на секунду оторопел, а потом понял.

– Перед твоим приходом звонил Батя, – подтвердил мою мысль один из охранников, – так что, погуляли, пора и честь знать.

– Может, того, в честь такого события, в ресторан махнем? – предложил я.

– Непременно, – улыбнулся мне невысокий темноволосый парень, если я правильно помнил, его звали Романом. – Сейчас Колька вернется и пойдем.

Я кивнул, понимая, что тот отправился заказывать билеты. Тут я обратил внимание, что двое из всей кампании не принимают участия в сборах.

– А вы что, не едете?

– Не едем, – лениво подтвердил Борис.

Его товарищ ехидно смотрел на меня, но, слава богу, от комментариев воздержался. Эти двое, надо сказать, достали меня еще в Афгане. Кроме того, что они были похожи, как родные братья, их еще и звали одинаково, а, в довесок ко всему, оба имели сволочные характеры и одного учителя.

Это было немыслимо, невозможно но, против фактов не попрешь. Боря Пряник и Боря Пельмень были учениками Покрышкина. Когда я уяснил сей ошеломляющий факт, парни долго прикалывались над моим непонимающим видом. Мне пришлось выслушать немало замечаний о моих умственных способностях.

Нет, я, конечно, понимаю, что за долгую жизнь можно получить право на ученика, причем, не один раз, но Казимир был младше учителя, к тому же я уже знал, что никто не инициировал больше одного человека за один раз, да и следующее право, если оно было, разрешалось реализовать, только после того, как предыдущий птенец будет выпущен в свободный полет с соответственно проведенным при этом ритуалом. Казимир и тут умудрился выпендриться, нечего удивляться, что детки такие получились. Правда, я никак не мог понять, чем Покрышкин сумел заслужить разрешение на одномоментную инициацию этих охламонов. Все разъяснил сам Покрышкин, которому надоело видеть мою озадаченную физиономию, при виде обоих Борисов.

Однажды, после очередного задания, наблюдая за тем, как Пельмень и Пряник донимают меня, он, не повышая голоса, приказал:

– Шагом марш на кухню! Три наряда вне очереди, за хамство!

Парни, не возражая, переглянулись, глянули на него, на меня, дружно заржали и удалились.

– Обормоты! – проворчал им вслед Казимир, а потом, повернувшись ко мне, добавил. – Ты только по званию старше их, понял? Если хочешь что-нибудь спросить, спрашивай у меня, а не у птенцов.

И я спросил. Покрышкин помолчал, потом мотнул головой, приглашая меня выйти. Мы отошли почти к самому периметру части и там, улегшись на горячую землю, он начал рассказ…

…Первый Борис. Борис Иванович Дворжецкий, уроженец села Ивановка Тульской области. Как его родню с такой фамилией занесло в такую глухомань, осталось неведомо. По селу ходили упорные слухи, что был некий поп-расстрига*, который, сбежав из Москвы, осел в глухой деревеньке, женился и наплодил кучу детей. Правда, слух этот за давностью лет, проверить было, практически, невозможно.

Второй Борис был с Саян. Фамилия его была – Орденов. Злые языки поговаривали, что фамилия, когда-то, была – Ордынов, память о татарском нашествии. Но, после революции, пращур нашего Бориса пришел с Гражданской войны с орденом Красного Знамени. После этого вся его семья приобрела фамилию – Орденовы.

Так и жили наши Борисы, каждый у себя, и не встретились бы никогда, если бы не война. Дороги их пересеклись в Сталинграде. Чтобы хоть как-то различать двух друзей, ротные балагуры окрестили их Тульским пряником и Сибирским пельменем, потом все сократилось до фамильярного: Пельмень и Пряник.

Воевали ребята споро. Били немцев в хвост и в гриву и умудрялись выжить там, где было невозможно. Так и дошли на пару до Берлина. Правда, в Берлин входили уже не люди, а вампиры, еще в Сталинграде хлопцы попались на глаза Покрышкину, который и забрал их в свою разведроту. Около года он присматривался к друзьям, а потом предложил Прянику, то есть Дворжецкому, стать его учеником. К величайшему изумлению Казимира, Борис, перво-наперво поинтересовался, а что будет с Пельменем. Услышав, что двух учеников одному учителю иметь нельзя, он отказался.

Озадаченный Покрышкин отпустил парня и задумался. Переводить ребят в другую роту он не хотел, уж больно хорошие разведчики получились из этих человеческих детенышей. Он принялся искать выход из сложившейся ситуации. К его величайшему сожалению, все вампиры в его части были или слишком молоды, чтобы заработать право на ученика, или уже имели таковых. Но тут, он случайно встретил старого друга. Болеслава он знал еще по тайному обществу, в которое оба входили, когда Польша была частью Российской Империи. Этот довольно зрелый вампир служил сейчас в Войске Польском и шел вместе с советскими войсками освобождать Родину от фашистов. Узнав, какие трудности возникли у старого товарища, предложил свою помощь, все равно он уже несколько лет искал подходящего кандидата. Казимир согласился и представил ему обоих бойцов. На радостях он даже предложил Болеславу самому выбрать ученика, но тот не стал кочевряжиться и остановил свой выбор на Пельмене. После этого ребята дали согласие на инициацию.

В ближайшие дни оба Бориса оказались в госпитальной палатке под капельницей. Учителя не хотели тянуть время – сопротивление немцев нарастало, возможность потерять любого из кандидатов не радовала, к тому же, наступала поздняя осень, появлялось время на безболезненную адаптацию организма. Солнца почти не было, а длинные шинели, каски и плащ-палатки, были словно созданы для защиты новорожденных вампиров. Днем они могли отсидеться в машинах или блиндажах, а, начиная с трех – четырех часов дня, получали возможность свободно передвигаться. Да и дни были короткие и большей частью пасмурные.

И вот тут случилось непредвиденное. Прямое попадание в машину, в которой находился Болеслав Кшишицкий, не оставило ему ни единого шанса на выживание. Его ученик еще даже не был выписан из санчасти. Врачи еле откачали впавшего в кому Бориса. Покрышкин кинулся к местному Магистру и получил добро на усыновление уже инициированного вампира. Для успокоения Пельменя ему повторно вкатили в вену пару кубиков крови, на этот раз – Казимира.

Пельменю повезло, он выжил. Хотя, чаще всего, птенцы, теряющие своих учителей в столь юном возрасте, гибнут. Почти год после этого, Пельмень находился в тоскливой депрессии, но постепенно все выправилось…