Ведарь

Глава 13

Крик подстегнул сильнее допинга и придал дополнительные силы. Я мчался по мокрой земле, чавкала осенняя грязь, фонтанами взлетали серо-мутные капли. Кирпичный угол дома приближался звериными скачками.

Я почти завернул за него, когда раздался выстрел, и пуля шваркнула по стене, выбив кирпичную крошку. Смертоносный кусочек металла с визгом унёсся дальше, в плечо брызнули рыже-коричневые дробинки кирпича. Ожидание повторного выстрела заставило меня пригнуться, мокрые кусты шиповника скрыли ветвями от стрелка.

Темно-зеленая «буханка» притаилась под липой. Кто-то находился за рулем, но некогда разбирать — кто именно. Облупленная ручка царапнула ладонь, салон встретил запахом рыбы и лежалой резины. Волосы слиплись и закрыли глаза, я откинул их и споткнулся об углубление в полу.

Дверь тут же захлопнулась, и знакомый голос скомандовал:

— На пол и не дышать!

Ужом скользнул в металлическую выемку, сверху запахнулся брезентовый полог. Углубление не приспособлено под человеческое тело, в бока упирался холодный металл. Я затих. Крики и шум бегущих ног приближались к машине.

Распахнулась железная дверь, влетел запыхавшийся голос:

— Слышь, куда этот ублюдок сквозанул?

— Вон туда, через забор ушел.

— Чего везешь?

— Ничего, все пусто. Сам видишь. Мы за грибами собираемся. Сейчас знакомый выйдет и поедем.

Скрип сиденья — преследователь оглядывал нутро «буханки». Наконец, дверь захлопнулась, и рассыпалась частая дробь удаляющегося бега.

Ровно заурчал мотор, завибрировали стенки убежища. Грубый полог полностью скрывал выемку в полу, но мешал доступу воздуха. Приблизились тяжелые шаги, щелкнула открывшаяся дверь, и прокрякало сиденье, принимая вес нового пассажира.

— Поехали! — скомандовал грубый, как наждачная бумага, голос.

Переваливаясь на ухабах, машина медленно выехала со двора. Торопливые голоса и женское аханье — мы проезжали мимо «УАЗика». Послышался зычный баритон «очухавшегося» Сергича, он по рации вызывал подкрепление.

Машину трясло, на ямах особенно сильно впивались в спину камешки на дне.

— Дышать-то можно? — поинтересовался я из-под полога.

— Через раз и только ртом! — хохотнул водитель.

Через плотный брезент, за урчанием мотора, за шорохом покрышек, я все-таки смог разобрать, кто говорил.

Евгений!

Неужели кинулся выручать друга? Да и второй голос показался знакомым. Никак сам Иваныч помогает? Вот это да!

Полчаса мы ехали без разговоров: мелодии попсы, льющейся из радио, шум пролетающей дороги, проносящиеся всплески луж и редкие наплывы моторов встречных автомобилей заменяли звуковой фон.

Машина понемногу сбавляла скорость, активнее покачивало из стороны в сторону — съехали на проселочную дорогу? Чихнув выхлопом, «буханка» остановилась, пару раз дернувшись при торможении.

Хлопнула пассажирская дверь и наконец-то распахнулся скрывающий меня полог.

— Вылазь, шпиён! — произнес Иваныч.

Кучерявые волосы шевелились под напором ветра, в угрюмых глазах проскальзывали искорки веселья. Мощную фигуру облегал «бардовский» свитер с закрученным воротником, ноги обхватывали шерстяные штаны, заправленные в высокие берцы.

— Ну, наконец-то, думал не доеду, — я заулыбался в ответ.

За рулем скалился Евгений — пригодилась «буханка» отца. Как заядлый рыбак, тот не прочь поставить сеточку-другую в запрещенных местах, а от рыбнадзора прятал добычу в специальном контейнере-выемке.

Тело подзатекло, и ещё минуты три я растирал онемевшие конечности. Пожал руку Михаилу Ивановичу, и слегка скривился, когда ладонь сдавило стальными тисками.

С Евгением поздоровались «по-братски» — коснулись друг друга плечами и похлопали по спине.

— На чей кулак упал? — поинтересовался я у друга, глядя на огромный, в пол-лица, синяк.

Эпицентр фингала отметился на правом глазу, дальше расплывались цвета радуги. Похоже, Евгений попал под копыто взбесившегося быка, или же боднул с разгона грузовик.

— В ментовке поскользнулся на четвертом этаже, а остановился на первом. И так три раза. Хорошо, что ещё глаз не вытек, — усмехнулся Евгений.

Громко каркали вороны, кружились над машиной, что потревожила покой. Выглянуло солнце, осветило высокие верхушки деревьев. В отдалении от основной дороги, на ныряющей в лес проселочной накатке, «буханка» практически сливалась с придорожным ивняком.

— Как топталось, зэчара? — Евгений улыбался во все тридцать три зуба.

— Нормально, снова хотели убить. К этому состоянию как-то начал привыкать. Ты-то как выбрался? — я ещё раз полюбовался на синяк.

Каждый охотник желает знать…

— А за что меня задерживать? Посадили под домашний арест без права выезда, каждый день отмечаюсь у участкового. Спасибо дядьке-майору, а то до сих пор сидел бы в одиночке. Одолели, аж сил нет. Но вот за тебя взялись серьезно! Дядька руками разводит, говорит, что сделать ничего не может. Мол, и рад бы, да никак, — произнес Евгений.

— Я уже понял, что не скоро в техникум вернусь. Сергеич передал, что вы квиты? — я посмотрел на Иваныча.

— Дочурку его травами да настоями выходил, когда эскулапы руками разводили, вот и отдал должок! — прогудел Иваныч, — Ты как, размялся слегка?

— Вроде как да, — я пару раз взмахнул руками.

Иголочки перестали втыкаться разъяренными пчелами.

— Ну, тогда залазь обратно, ещё до места добраться нужно! Разговоры потом, сейчас не до них. На дороге возможны патрули, так что Евгений заделай дерюжку хорошенько! А ты лежи и задерживай дыхание на остановках! — после этих слов Иваныч залез обратно на пассажирское сиденье.

— Залазь, рыбка моя! — Евгений подтолкнул меня обратно к выемке в полу, — Смотри не протухни, а то выкину по дороге.

— Я те выкину! Не гони шибко, цветнолицый, не дрова везешь, — я улыбнулся в ответ.

С этим фингалом Евгений похож на демона из японских мультиков про короля обезьян. Я последний раз потянулся до хруста, и укрытие распахнуло свои металлические объятия.

— Чтобы собаки не учуяли! — перегнувшись через сиденье, Михаил Иванович обрызгал дурно пахнущей жидкостью из небольшого баллончика.

— Может тебя вместо елочки на зеркальце повесить, ароматный ты наш? — пошутил Евгений.

— Машину мой чаще, тогда и елочка не понадобится, — ответил я.

Евгений снова накрыл пологом и тщательно убрал твердые края под пороги. Для дыхания осталось небольшое отверстие у сидений.

Несколько раз машину останавливали, осматривали, опрашивали. Я даже почувствовал себя важной персоной, если подняли такие силы на поиски сбежавшего парня.

Качнувшись на рессорах, «буханка» в очередной раз остановилась. Мое убежище раскрылось и, растирая онемевшее тело, я выбрался наружу. На крыльце небольшого деревенского дома, освещенного красными лучами уходящего солнца, на приехавшую троицу хмуро взирала родная тетка.

Вот это сюрприз! Тётя Маша должна быть в Юже, а мы куда приехали? Невысокие домики, дощатые заборы с кустами малины и полное отсутствие асфальта. Чем-то знакомая деревня.

Мугреево-Никольское! И что же мы здесь делаем?

— Ребята, быстро в дом. Иваныч, покуда посиди в машине! — скомандовала тётка, — Или сходи вон в новый храм Уара, там можно помолиться за умерших некрещеными.

Тетка мотнула головой в сторону деревянного здания, если смотреть на него с высоты птичьего полета, то покажется, что на земле лежит ровный крест. На маковке шпиля в свете солнца блестел небольшой купол.

— Некогда, Мария, в следующий раз. Да ты и сама можешь сходить туда, — пробасил Иваныч. — У тебя тоже есть за кого помолиться.

— Кто? — вытянула шею тетя.

— Наталья. Троих с собой забрала. Я находился рядом, двоих осилил, но к ней не успел.

Тетя ахнула, прикрыв рот ладошкой. Иваныч сочувственно поджал губы и покивал.

— Зато Сашка успел уйти, — Иваныч показал глазами на меня.

— Неужто, пастырь вернулся?

— Вряд ли, последняя кровь ещё жива.

Тетя горестно вздохнула и покачала головой.

— Хорошо, я сохраню Сашку.

Мы с Евгением озадаченно переглядывались, не понимая — о чем идет речь. Похоже, что наше недоумение заметили.

— Да, ребят не задерживай особо. Кому-то ещё домой добираться! — Михаил Иванович кивнул на Евгения.

— Тогда чего же мы стоим? Быстрее проходите, каждая минута на счету. Бывай, Иваныч. Береги себя! — тетя захлопнула калитку и связала концы веревок с мешочками.

Иваныч угрюмо взглянул на тетку и ухмыльнулся. Невысокий дощатый забор по внутреннему радиусу окружала толстая веревка со знакомыми красными мешочками.

— Теть Маш, так ты в курсе всего? — поинтересовался я, пока заходили в узкий коридор сеней.

Евгений заинтересованно обернулся:

— В курсе чего? Меня просветите?

— Рано тебе ещё знать! А ты, Сашок, пока прикрой рот и побереги нервы друга! — тетя открыла обитую полосатым матрацем дверь, — Проходите. Ты, сразу же мыться, а ты, парень, бери две корзинки и бегом в машину. Когда наступит время, тогда и наговоритесь.

Мы заполнили небольшую прихожую, соприкоснулись плечами. По правую руку, за стеклом межкомнатной двери, улыбалась просторная светлая комната, слева же доносились вкусные запахи. Горделиво возвышалась русская печь. Рядом с побеленным боком желтели лакированными стенками широкие корзины, наполненные до краев крупными грибами. Белые и подберезовики размежевались шляпками подосиновиков.

— Ого, какие тяжелые! — Евгений присел у корзин, и наткнулся на нахмуренный взгляд тети Маши, — Давай тогда, Сань. Попозже увидимся.

— Давай, Жень. Спасибо за помощь! — я обнял друга на прощание.

— Живо! Я провожу, а ты ступай в баню! Через сенцы направо, белье на скамейке. Ну, а ты чего встал? — тетка сухоньким кулачком толкнула Евгения в бок.

Того вынесло наружу. Тетка прошла следом, я за ними. Посмотрел, как сгорбившись под тяжестью корзин, вышел Евгений, и тётя Маша захлопнула дверь.

Сени провели в большой дровяной чулан, где сквозь щели крыши пробивались последние лучики солнца. В них плясали пылинки, двигались то вверх, то вниз, в зависимости от колебаний воздуха. Я толкнул обитую вагонкой дверь в стене чулана.

Сквозь маленькое окошко падал тусклый свет. На веревочках горделиво висели дубовые, березовые, даже можжевеловые веники. В воздухе парил необыкновенный аромат. Ожидание чего-то хорошего, очищающего наполнило тело, даже мурашки пробежались от ощущения скорой помывки.

Сбросил прочь пропахшую рыбой одежду — на невысокой скамейке ждал чистый джентльменский набор: трусы, майка, трико.

Распахнул дверь в пышущее жаром банное помещение, навстречу рванули клубы горячего влажного пара. Первый вдох слегка ожег легкие. Влажный пар царил по всей маленькой парной, капельки пота выступили на краснеющей коже.

Присев на обжегшую скамью, я вдыхал раскаленный воздух, чувствовал, как тело покидает усталость, и на её место приходит расслабление. Спрессованные мышцы понемногу размягчались.

Немного попривык к температуре, плеснул на несколько булыжников, обложивших металлический дымоход. Зашипело, к потемневшему потолку взметнулись клубы пара, тут же жар хлестанул по горячему телу. Волна блаженства накрыла с головой, и я вытянулся на лавке, нагретое дерево обжигало живот, почти физически ощущал, как из меня выходит накопившаяся грязь. Довольно зажмурился. Прокатывались расслабляющие волны жара. Дышать можно через раз, зато прочистился нос.

А-а-а-а!!!!

На пике блаженства, когда мышцы полностью расслабились, на меня вылился водопад ледяной воды. Я истошно заверещал, тут же слетел с лавки и кинулся в угол. Успел стыдливо закрыть промежность руками.

— Да ладно, чего там не видела, когда маленького подмывала? — подкравшаяся тетка поставила кадушку на лавку. — Запомни, что нельзя расслабляться, даже когда будешь на жене. Это тебе первый урок, многому придется ещё научиться. А покуда ложись, попарю от души.

— Да я сам смогу! Чего водой-то плескаться? Можно же и словами объяснить.

— Словами бы понял, но вскоре запамятовал, а такое вряд ли когда забудешь. Да и сам не сможешь нормально попариться — жалко себя будет. Ложись, говорю, и не брыкайся! Веник жесткий, как и твоё будущее обучение, так что ощути масштаб трагедии, — тетя Маша вытащила из запарочной кадушки связку еловых лап. Её рубашка до пят начала намокать.

— Лучше березовым или дубовым! Может не надо еловым-то?

— Надо, Федя, надо! Держись теперь.

Хлясть, хлясть, хлясть.

С оттягом, с прихлестыванием, с нагнетанием пара.

Хлясть, хлясть, хлясть.

По всему телу бегут мириады иголочек, кожа скрипит под ударами веток.

Хлясть, хлясть, хлясть.

Водопады воды, волны жара, запах ели.

— Да ты никак поплыл, милай? Совсем в душах да ванных ослаб? Иди тогда в предбанник — хлебни кваску, да в избу ступай. Чайник поставь, я покуда тоже сполоснусь, — тетя плеснула широким ковшиком на камни, густой пар мощным кулаком ударил в потолок.

Действительно, в голове царила такая же пустота, как в бескрайнем синем небе. Слегка пошатываясь, я выбрался из парной. Осенний промозглый воздух остужал распаренное тело — струйками поднимался пар.

Банка с холодным квасом блестела возле чистой одежды. Я аккуратно поднял, чтоб не выскользнула из мокрых рук, отхлебнул ядреной воды. В голове появились далекие отзвуки мыслей. За дверью раздавался хлест прутьев, и шипела подливаемая вода. Пусть её, завзятую банщицу, а я, пошатываясь, отправился в дом.

Чайник заурчал на плите. В небольшой кухоньке спартанская обстановка: несколько тяжелых табуреток, тонконогий стол под синей клеенкой, плита на две конфорки и старенький кухонный комод. На широком печном шестке подбоченились горшки, сковороды. Словно худой охранник возле них торчал рогатый ухват.

На столе под полотенцем высовывались румяными боками ещё теплые пироги. Горшочек с медом, банка малинового варенья и кринка молока добавляли красочности натюрморту. Я остывал, по телу катились крупные капли пота. Хорошо, словно всю грязь скребком счистили, как снаружи, так и изнутри.

— Фуух, ну и хорошо же! Чайник готов? Отлично! — тетя ворвалась как красный ураган.

Банный халат, на голове тюрбан из полотенца, лицо — всё агрессивного цвета. Тетя уже входила в ту возрастную пору, когда садятся на скамеечки у подъездов и обсуждают проходящих мимо людей. Только она обсуждала оборотней… Я налил в кружки ароматного чая, пока она усаживалась напротив.

— Сперва поедим, а после расскажу — что и как. В сказках же всегда молодца сначала парят, затем кормят и поят. Хотя после спать укладывают, но это подождет, — тетя Маша зацепила румяный пирог.

Я последовал примеру и тоже взял пирожок. Сдоба с луком и яйцом восхитительно хрустела корочкой, чай отдавал луговыми травами, на душу ложилось тихое блаженство.

Словно и не было погони, убийств и бегства. Отходили на второй план оборотни, заключенные, милиция. Спокойная, твердая уверенность тетки распространилась на меня.

— Поел? Или ещё достать? — на широком блюде не осталось даже крошки.

— Нее, нормально. Спасибо за пироги, вкуснее никогда не ел, — резинка от трико слегка впилась в отяжелевшее пузо.

— Ага, каждый раз так говоришь, — улыбнулась тетка и убрала со стола.

— И каждый раз — чистая правда!

— Это хорошо, что так думаешь. А теперь, добрый молодец, когда попарился-покушал, сиди и внимательно слушай! — тетка уселась на покряхтывающий табурет.

Я весь обратился в слух. Столько вопросов накопилось, столько событий произошло за последнюю неделю, что мозг может взорваться, если не услышит объяснения случившемуся.

— Познакомимся, Александр. Меня зовут Мария. Являюсь ведущим волхвом Общины ведарей, — увидев мое непонимающее лицо, тётя тут же объяснила, — Это группа людей, что занимается охотой на перевертышей. Как повелось издревле, мы сдерживаем наступление оборотней на человечество.

— Мне что-то похожее говорили Вячеслав с Федором. Мол, они являются наблюдателями за перемещениями и пополнением рядов оборотней, — я согласно кивнул.

— Эти берульки? Они и не такое в уши зальют, только слушай. Тоже оборотни, но перекидываются не в волков, а в медведей. Иваныч у них за старшего, — усмехнулась тетя. — Они, небось, наговорили, что вершат по всему миру добро и справедливость?

— Ага! Но какой им смысл меня обманывать? — я удивился такому заявлению. — Они мне так расписывали про свое обучение и предназначение… Я же им поверил.

— Оба молоды и неопытны. Не знали, что ты за человек — вот и наплели с три короба. Иваныч же — старый и тертый берендей, тот сразу тебя узнал, да виду не подал.

— А чой-то ты с ним так неласково?

— Он знает, что я охочусь на ему подобных, и я знаю, что он может накинуться на меня. Поэтому между нами особой любви никогда и не было. И запомни — не приглашай оборотня в дом, он непременно оставит метку и может вернуться в зверином обличье! Пойми, Александр, перевертыши не могут быть хорошими или плохими. Они иные, а значит зло для людей. Что оборотню позавтракать, то человеку лютая смерть. Хотя Иваныч со своими берульками и держат живность для пищи, но неизвестно — когда звериная природа возьмет верх, и они перекинутся на людей, — тетя бросила взгляд в окно, над линией близкого леса сгущались сумерки. — Твой отец немало крови попортил берендеевскому племени.

— Мой отец? Они с мамой совсем недавно снились. В кошмаре с оборотнями.

— Значит, родовая память восстанавливается.

— Родовая память? Что это?

— Каждый твой сон это отдельный кусок из жизни другого ведаря. Сны несут какую-либо информацию, поэтому старайся запоминать и анализировать.

— Я видел, как мать несла меня по лесу и прятала под корнями сосны, а я пытался поговорить с тем самым малышом…

— Твоих родителей выследили оборотни. Не знаю как, но тебе удалось спастись. Когда тебя обнаружили, ты лежал без сознания недалеко от дороги. Цел и невредим, с небольшими царапинами на боку. Люди тогда списали всё на забредших волков.

— Но ты же говорила, что они погибли в автокатастрофе? — я почувствовал, как подо мной качнулась табуретка.

— Я думала, что тебя минует участь ведарей — проживешь человеческую жизнь, но судьба решила иначе. Твой отец был лучшим охотником-ведарем. Давным-давно я забрала из детского дома двух мальчишек с хорошими зачатками бойцов, Александра и Владимира, выучила их таинствам охоты, также буду обучать и тебя. На одной из охот отец и познакомился с твоей матерью. Целью являлся депутат Харьковской области. Кровавый счет у того измерялся не десятками, но сотнями. На той охоте убили Александра — охрана у депутата подобна войску. Но ведари смогли уничтожить кровавого монстра.

— Отец познакомился с матерью на охоте? — как много я не знал.

— Да, её наметили в жертву оборотню, ведари смогли пробраться вовнутрь и нашли Ольгу. Владимир ушел с девушкой, а Александр остался их прикрывать, да так и не выбрался из особняка. Позже Ольга и Владимир влюбились и поженились. Много прошло охот, когда появился ты, — тетя часто заморгала, словно в глаза попала соринка.

— Чудные вещи ты рассказываешь, тетя! Вроде жил и ничего не знал, а тут такие чудеса творятся, как же я раньше не замечал ничего сверхъестественного? — голова закружилась от выплеснутой информации, табуретка начала медленное вращение вокруг своей оси. Пришлось встряхнуться, чтобы придти в себя.

— Ты и дальше жил бы своей жизнью, но каким-то образом перевертни узнали о тебе. После последней, самой большой охоты, (на этом месте тетка споткнулась, подбирая слова) Владимир отошел от дел, да дела не отошли от него. На вашу семью началась охота. Ты и не вспомнишь долгие переезды с места на место. Эх, какая пара была, — тетя Маша промокнула глаза расшитым полотенцем.

— Теть, мне постоянно попадался на пути следователь Голубев. Он что, тоже из этих, из перевертней? — нужно как-то отвлечь тетю от плохих воспоминаний.

— Не знаю, сейчас многие оборотни находятся у власти. Ведь когда у тебя власть — можешь творить что хочешь. Оборотни в этом году впервые так активизировались, причем перевертни нападают как на людей, так и на берендеев, — тетя ещё раз мазнула по глазам краем полотенца.

— Жесть! А как же так происходит, что люди живут рядом и не видят очевидных вещей?

— А ты знаешь, как зовут соседа по общаге этажом ниже? Вот то-то и оно, люди предпочитают не замечать, то, что не нужно. Или уговаривают себя, что показалось, — тетины глаза смотрели сквозь меня, слова падали ртутными каплями. — Сейчас в мире большое количество войн, разрухи — самое поле для разгула оборотней. Человечество понемногу сдает позиции, и перевертни занимают всё больше места на Земле. Наша Община уменьшилась наполовину, кто-то уничтожает ведарей одного за другим.

На полах красного халата яростно сжались сухонькие кулачки. Кожа на руках разгладилась, костяшки побелели, суставы выпятились острыми краями. Тетя Маша, всегда такая добрая и понятливая, сейчас же раздражалась с каждым словом. Нужно слегка успокоить.

— Теть Маш, а как же ты живешь, зная, что Иваныч с ребятами в любую секунду сорвутся и дел натворят? Может их как-нибудь обезоружить? — усталость охватила тело, расслабленные мышцы требовали прилечь.

— Александр, а как ты живешь, зная, что кто-то держит руку на ядерной кнопке, и в любой момент способен уничтожить Землю? Пока не сорвались и никого не укусили — имеют право на существование. Стоит сойти с верного пути и за ними начнется охота.

— Поэтому они вокруг дома натягивают охранную веревку? Кстати, а что в мешочках? — через окно я посмотрел на красные кулечки, что постукивали о забор под ударами ветра.

С каждым морганием труднее поднимались веки.

— Это я им натянула, — сказала тётя. — Это малый Защитный круг. И они не в силах снять или порвать веревку. Даже на палке ножик привязывали, стреляли в нее. Не могут и все тут, валятся с ног в судорогах. Зверобой в тех мешочках — для оборотней хуже горькой редьки, да ещё медная заговорёнка в бечеву втравлена. Иваныч сам попросил замкнуть веревку, и ребят не выпускает раньше времени — пока не научатся контролировать себя.

— Как можно уничтожить оборотня? — я почти поднимал руками веки, настолько тяжелы и неповоротливы.

— Ладно, добрый молодец! Начнем обучение этому завтра. Сейчас же спать ложись. Утро вечера мудренее, — тетя поднялась из-за стола и показала на небольшую комнатку за печкой.

— А что это за дом? И почему мы не в твоей квартире? — попробовал задать ещё пару вопросов.

— Спать! Я не буду в третий раз повторять, за меня это сделает сковородка! — прикрикнула тетка в ответ.

Голова тяжелела от дум, услышанное никак не хотело улечься и подвергнуться объяснению. С трудом мозаика собиралась в общую картину. Но каких-то кусков упорно не хватало.

Кровать с шишечками в изголовье манила белизной белья, широкие подушки приглашали утонуть в пуховом облаке. С головой накрыло лоскутное одеяло, толстое и такое тёплое.

Я засыпал, в голове тяжело проползли не успевшие угомониться мысли, но все завтра. Сквозь усиливающуюся дремоту слышалось звяканье посуды, легкие теткины шаги. Тягучее блаженство разливалось по телу, каждая клеточка млела от удовольствия, замелькали цветные образы перед глазами.