Ведарь

Глава 17

Юлю распяли на земле и пытались удовлетворить животную похоть какие-то незнакомые парни! Точно не сельские ребята — этих я не видел раньше, даже среди тех, кто приезжал в гости.

Юля!!!

Только сейчас до меня дошел весь ужас происходящего, до этого мозг отказывался верить глазам. Я ударил в стену защитного круга, но, как всегда, упруго отшвырнуло обратно. Кинулся второй раз, третий.

Парень смог раскинуть бьющиеся ноги и дергал за ширинку, пытаясь опустить бегунок вниз…

— Отпустите девчонку, твари!!! — я заорал, в надежде испугать и сорвать преступление.

Молодые люди вздрогнули разом, и повернули голову на звук. Лежащая Юля тоже увидела меня и активнее забилась в удерживающих руках.

Юля, моя девочка!

Ещё раз вонзился плечом в защитный круг — моя охрана и моя же преграда на пути к спасению любимой. Я отлетел и шлепнулся на пятую точку, моментально вскочил обратно. Может, со стороны это и выглядело забавно, будто я ударился о невидимую стену, но мне было не до игр в мима.

Молодые парни ничем не отличались от других, гуляющих по улицам, сидящих на парах, болеющих за футбольные команды, никаких угрюмых взглядов и тупых лиц. Глаза внимательно осмотрели меня, растянулись в улыбке рты — я оказался один, человек без сознания не в счет.

— Слышь, пацан, вали отсюда! Или присоединяйся, после нас будешь. Тут на всех хватит, — парень похлопал по лоскутку красной ткани.

Юля умоляюще смотрела на меня, как на последнюю надежду, так утопающий смотрит на приближающуюся лодку. От взгляда, от молчаливого призыва о помощи глубоко внутри закипела клокочущее безумие ярости. Моментально все покраснело кругом, остались три цвета, ярко-белый, зловеще-черный и различные оттенки крови.

Уничтожить! Ненавижу!

Я всасывал недостающий воздух… Дрожали колени от выплеска адреналина… Злая энергия распирала изнутри, по венам струился обжигающий огонь, я буквально видел разделяющую нас преграду. Защита натянулась переливающейся паутинкой, когда я сантиметр за сантиметром прорывал твердую ткань. Тонкие лапки трещин побежали по магической стене, и она продавилась, рухнула, распалась на сотни блеснувших и тут же растаявших осколков.

Волна торжествующей радости от преодоления преграды поднесла к следующему кругу. Ещё немного и я смогу тебя защитить, Юля! Держись! Со стороны выглядело как представление французского клоуна, когда человек, вырвавшись из одной невидимой преграды, ударяется о другую.

Меня отбросило назад отпружинившей преградой, но я начал продавливать очередную стену. Капли пота дрожали на бровях, я чувствовал, как в плечо втыкаются раскаленные иглы, но давил дальше. Наполненные влагой карие глаза придавали сил, энергия выхлестывалась через край. Я беззвучно кричал, пытаясь вдохнуть как можно больше воздуха.

— Блаженный что ль? Много сейчас дурачков в деревнях развелось! — удерживающий тонкие руки, парень наблюдал за моим выступлением. Он кинул вниз. — Расслабься, милая и получай удовольствие, этот пацанчик тебе не защитник. Видишь, он сам с собой не может справиться, ноги заплетаются.

Я чувствовал, как плечо протискивается в прогибающуюся стену, тело превратилось в каменный таран, и в тоже время такой легкости в мышцах давно не ощущалось.

Беззвучный треск, мириады искр в плечо, и глаза, молящие о спасении…

Держись, Юля, я иду!

Ещё немного и стена разлетелась, как и прежняя, отнялось от боли плечо, когда ударился о последнюю преграду.

Защита? Какая защита, когда рядом такое…

Насильники в десяти метрах даже не думают прекратить свое дело. Юля из последних сил выбивается, крутится как уж на сковороде, но видно, что не так далек тот миг, когда она обессилено сдастся.

Миллиметр за миллиметром я протискивался в непробиваемую твердь…

Миллиметр за миллиметром толкала иссякающая сила…

Миллиметр за миллиметром я глубже проникал в последнюю, самую заговоренную стену…

Юля закатила глаза, похоже, что сознание не вынесло унижения и соскользнуло в спасительное беспамятство. Точеные ноги обессилено вытянулись по обе стороны от насильника. На матовой коже ярко-синими пятнами наливались следы от хватавших пальцев.

— Смотри, убогий, что настоящие мужики с бабами делают. Потом и сам сможешь попробовать, а то когда ещё шанс обломится! — насильник стягивал джинсы, не отрывая взгляда от сдавшейся цели.

Я зарычал, с головой захлестнула ненависть, подбрасывая в горящую топку ярости очередную порцию гнева.

Миллиметр за миллиметром…

Мразь! Уничтожить!

Таким не место на земле.

Миллиметр за миллиметром.

Воздух вагонами летает по легким.

Убить! Разорвать!

Миллиметр за миллиметром.

Все ближе, лишь бы успеть. Лишь бы не дать ей повода возненавидеть мужчин.

Миллиметр за миллиметром.

Я второй раз рождался, пробивая держащую пленку.

Другой насильник тоже избавлялся от одежды — скинул майку и взялся за ремень джинсов.

— Стойте, гандоны! — я захлебнулся криком.

Но главное — смог отвлечь!

— Как ты нас назвал, полудурок?

Парни обратили на меня внимание и поднялись от полуобнаженной девушки, уверенные в своей силе и превосходстве двоих над одним. Два улыбающихся лица, убежденные в своей правоте и праве поступать безнаказанно.

Меня отделяла от них истончающаяся пленка…

Защищающая незыблемая стена рухнула, разлетелась мелькнувшей серой пылью. Я оказался лицом к лицу с полураздетыми парнями, руки взлетели в стойку.

Прорыв сквозь стены защитных кругов отнял почти все силы, красная пелена ярости понемногу спадала, но я ещё в состоянии справиться с двумя засранцами. Дыхание вырывалось сквозь раскаленные легкие, в ушах гулко бухал сердечный ритм.

Молодые люди избавились от одежды, оставаясь в небольших плавочках. Спортивные тела, рельефные животы — на таких девушки сами вешаются, а им захотелось недоступного. Позади «культуристов» лежала Юля в бессознательном состоянии.

— Ну что, парни, я вам предлагал оставить девчонку? Пеняйте на себя! — из горла вырвался не то крик, не то рык.

Парни переглянулись и заржали. Смех сгибал все ниже к земле. Хохот сотрясал крепкие тела, головы клонились к молодой траве, ещё немного и парни уткнутся лицами в землю. Ну, посмотрим, кто сейчас посмеется, ублюдки!

Я сделал шаг по направлению к смеющимся, и те резко выпрямились. Однако, не просто выпрямились — словно внутренним взрывом разорвало розоватую кожу, и на свет вырвалась черная шерсть. Кожа ошметками ссыпалась вниз, в сочную траву, в желтизну одуванчиков. К небу поднялись оскаленные пасти, из недр вырвался оглушающий вой, бьющий молотом по барабанным перепонкам.

Руки, недавно тискавшие мягкое тело, вытянулись в мохнатые грабли с острыми когтями, буграми раздавшихся мускулов похожие на набухшие корни старого дуба. Ноги же напоминали поросшие мхом замшелые валуны, что лежали по сторонам измельчавшей речушки и причудливо поставленные друг на друга.

Туловища раздались в плечах, подобно надувшей капюшон разозленной кобре, вспучились круглыми валиками разросшихся мышц. Спустя несколько секунд передо мной стояли два молодых оборотня. Острые блестящие клыки ощерились, глаза сверкали из чащи жестких черных волос, вытянувшиеся уши нервно подрагивали. Вот почему ребята оставались спокойными, когда я ломился к ним — какой-то сельский дурачок против двоих мощных зверюг.

И я сам проломил защиту от них, да к тому же остался почти без сил. Колени дрожали, пелена ушла из глаз, но ярость продолжала поддерживать на ногах. Теперь же к ней прибавилась ненависть. Ненависть к убийцам родителей и многих ведарей, к свободно разгуливающим тварям.

Убить! Уничтожить!

Перевертни довольно переглянулись, когда я «в ужасе» заслонился руками, упал на колени и пополз обратно. Никакого оружия в руках, но я успел заметить блеснувшую на солнце шляпку медной иглы под елочками мха. Я не помню её, похоже, что это тетя делала Защитный круг в ожидании меня.

Как до неё добраться? Оборотни урчали, предвкушая скорую потеху. Только бы доползти, а там мой шанс выжить немного увеличится. Два метра до иглы, словно два миллиона километров — бесконечность в растягивающемся времени. Я играл самозабвенно, словно выступал перед Станиславским, подвывал и морщился. Пустил бы испуганную влагу, но решил не переигрывать. Я отползал прочь, загребая руками влажное покрытие прогретой земли.

Как же трудно двигаться — после преодоления кругов тело ломило, руки даже и не думали подниматься.

— Защитник! — прогрохотал рев правого «демона ночи». — А кто тебя защищать-то будет?

— Уйдите, бесы! Не трожьте меня, окаянные! — тонким голоском я проверещал в ответ. Вроде получилось.

Перевертни упивались своей властью над ползущим, ничтожным человечишкой. Растягивали удовольствие, наслаждались страхом и ужасом, у меня даже слюна потекла из приоткрытого рта.

Все для зрителей, все для успеха…

Убить! Уничтожить!

Время понемногу замедлялось. Полтора метра до иглы. Шляпка краснела как налитая солнечным светом клюква среди пушистых кисточек мха — тонкий столбик надежды на победу, надежно утопленный в мягкой земле. До него всего один прыжок, пара шагов или пять ползков — только бы не заметили. Я старался не показывать направление, а медленно отползал в сторону иглы.

— А хочешь стать таким же бесом? — спросил говорливый оборотень и шагнул по направлению ко мне.

Второй же принюхивался, блестящий нос подергивало под дуновения ветра.

— Нет! Не-е-ет! Мама-а!! — пропищал я и отшатнулся от нависающей глыбы мышц.

Получилось выиграть ещё полметра — протяни руку и возьми, но гулко ухнула земля. Возле перепачканных рук выросла нога перевертня, по ней струились взбухшие вены, бечевками перетягивали мохнатый ствол.

Цель так близка, но нельзя показывать вида, нужно было продолжать играть. Я испуганно сжался, остальными чувствами ощущая склонившегося оборотня. На плечо легла лохматая лапа с острыми когтями, словно выструганными из крепкого дерева и макнутыми в черный лак. Крючковатые пальцы похожи на толстые ветви вяза, крупные, шершавые. Спинным мозгом я ощутил, как оборотень приготовился вцепиться в шею «беззащитной» жертвы, но тяжелая лапа слегка подтолкнула тело вниз, чем я не преминул воспользоваться.

Я нырнул головастиком в подрастающую траву, и кончик носа почти уперся в шерсть на мускулистой ноге. Запах мокрой псины ударил по обонятельным рецепторам. Глаза уперлись в красного муравья, что спешил по своим делам и перебирался через жесткие волоски.

Руки скользнули впереди, а пузом я ощутил выпирающий из земли корень. Дождевым червем в руку скользнул холодный стержень, теперь я немного вооружен и даже слегка опасен, хотя и подвывал от ужаса.

— Тля! — прогремело надо мной так, словно небольшой обвал случился в горном ущелье. — И ты хотел заступиться за девушку, когда сам себя не в силах защитить? Ты не достоин человеческой смерти (вдох) и будешь раздавлен как насекомое (еще вдох), как вонючий клоп.

Нога резко убралась, пора!

Выдох!

Время замерло, застыла в воздухе тополиная пушинка, еле-еле поднимались крылышки у пролетающей мимо стрекозы. В её фасеточных глазах отражался поднятая лапа оборотня, словно танцующий ухарь выделывал коленце и замер, прежде чем топнуть о землю, отражался я, что застыл под лапой, отражался второй оборотень, что скалился в стороне.

Я перекатился на спину и выстрелил правой рукой! Как раз в точку на ноге, что парализует волосатую конечность, как на тренировке — удар и тут же откат от двигающейся массы.

Время вернуло свой прежний ход, зашумел в кустах проснувшийся ветер. Перевертень взвыл, ударив по пустому месту, лапища взорвала дерн и по щиколотку погрузилась в мягкую землю. Я успел подняться и встал в стойку, левая рука на отмашку, а в правой нагревалась медная игла. Оборотень двинулся ко мне, но парализованная нога предательски подломилась. Вся эта огромная масса едва не рухнула ничком. Каким-то чудом «насильник» восстановил равновесие, и оборотень перенес вес тела на здоровую ногу.

Бросок вперед!

Шпалой пронеслась над головой смертоносная лапища. Игла с легким чмоканьем впилась в левую глазницу, налитую яростным светом. Скулящий вой пронизал вечерний воздух, вслед за брызнувшей алой струйкой.

Я тут же отскочил, боковым зрением проследил за вторым оборотнем, и провел скользящий блок на новый удар.

Лапища пронеслась в миллиметре от виска, слегка взъерошив волосы.

Раздался тихий звук хлопка второго глаза, я успел снова присесть под лохматой лапой и отпрыгнуть. Ослепленный перевертень замахал лапами как мельница при сильном ветре. На один из мощных ударов и наскочил коллега по умертвляющему цеху — второй оборотень кинулся на помощь, но я увернулся и поднырнул под мохнатую балку ослепленной мельницы, которая с треском врезалась в лобастую башку напарника. Пока нападавший оборотень отлетел, я успел вонзить иглу в лоб ослепленного. Тот вздрогнул и обмяк, устало бросив лапищи вдоль тела.

Волосы втягивались в тело, темная сморщенная кожа разглаживалась и светлела. Перевертень уменьшался в размерах, переходя в человеческое состояние. Парень в плавках заваливался назад, во лбу как красная точка у индусов красовалась шляпка медной иглы.

Остался удар в сердце.

Скользкие от крови пальцы едва успели захватить шляпку, как подлетел очухавшийся оборотень. Широкой лапищей, размером с лопату для снега, меня отнесло в сторону. Двигался оборотень гораздо быстрее первого, что лежал подрубленным стволом на окровавленной траве. Я перекатился через голову и вскочил на ноги, сжимая скользкий стержень.

Сил не осталось вообще, руки налились свинцовой тяжестью. Возникла предательская мысль — закрыть лицо и будь что будет, но я тут же отогнал ее в сторону.

— Ведарь! — прорычал оборотень, — Может, мы тебя ищем?

— Шел бы ты своей дорогой, перевертень! — я постарался отдышаться, не отрывая взгляда от изготовившегося к прыжку оборотня.

— Ты один, ведарь! Смирись и прими быструю смерть! Или немного посопротивляйся! — рыкнул оборотень и перенес вес на правую лапу.

Оборотень хрипло дышал и радостно скалился непонятно чему, похоже, потеря напарника ни мало его не смутила. Я успокаивал дыхание, готовясь к нападению, «качая маятник» — чтобы уйти с линии атаки и оказаться сбоку противника.

Солнце почти скрылось за горизонтом, лишь окрашенные оранжевой краской лучей верхушки деревьев показывали, что оно ещё здесь — бросает последние взгляды. На полянке лежали два молодых человека, один обнаженный и весь в крови, две девушки без сознания. А на краю поляны, неподалеку от могучих сосновых стволов, застыли друг напротив друга человек и оборотень.

Руки тяжелые, как рельсы. Ноги дрожали, но не от адреналина, а от усталости. Воздуха не хватало, глотал его как воду — такой же жидкий и прохладный. Пот водопадом струился вниз, спутанные волосы лезли в глаза.

Оборотень броском кобры оказался возле меня. Взметнулся мох и тонкие веточки с земли — массивная лапа шлепнула по тому месту, где мгновение назад находилась моя ступня. Я вальсирующим пируэтом ушел в сторону и ударил верной иглой снизу вверх, метясь в заросший кудлатой шерстью глаз. Рука так и повисла в воздухе, перехваченная стальной хваткой когтистой лапы.

Удар другой руки ушел в сторону — так ракеткой отбивали легкий волан играющие дети. Оборотень довольно скалился, глядя на мои слабые попытки вырваться из захватившего капкана. Предательская мысль сдаться снова вернулась, но я вопреки всему продолжал сопротивляться, свободный кулак поднимался раз за разом. Мои усталые удары с легкостью отбивались.

Ноги подламывались, глаза жег огонь едкого пота, в раскаленные легкие не поступало достаточно воздуха. Рука с зажатой иглой понемногу синела от крепкой хватки. Красные глаза оборотня светились предвкушением скорой победы над обессиленной жертвой. Перевертень схватил меня в охапку, и огромные зубы оказались в нескольких сантиметрах от лица.

Железные лапищи неторопливо сжимались, жизнь понемногу уходила из меня, как сок из сдавливаемого пакета. Попытки уколоть иглой лохматое тело не привели к успеху — оборотень лишь морщился, как от щекотки. Безуспешно пиная чугунные колонны, я не мог пошевелить руками, вдыхал зловонный смрад, что шел из ухмыляющейся пасти.

Зверь не торопился кусать, ждал, пока мое тело окончательно обмякнет, играл как кошка с мышкой, то разжимал, то снова сдавливал лапами. В глазах темнело, словно невидимый оператор гасил свет в кинозале перед наступлением фильма. Время почему-то не останавливало своего хода, я умирал в стягивающем обруче.

Воздух не хотел входить в сжавшиеся легкие, я видел как кусты и деревья окрашивались в серый цвет. Оборотень наблюдал за моей агонией с интересом профессора, разглядывающего в микроскоп жизнь бактерий. Спасения ждать неоткуда, рядом нет тетки-заступницы.

Мелькнула мысль — зачем полез в это дело, а не пробежал дальше за защитными кругами? Я устыдился подобному размышлению, и это придало немного сил. Их как раз хватило, чтобы взмахнуть рукой. Игла бордовым росчерком взлетела вверх.

Мутнеющим сознанием я отметил несколько переворотов блестящей палочки. Оборотень слегка скользнул по ней краем глаза и тут же уставился на меня, не желая пропустить ни мгновения ускользания жизни. Я вытянул шею и смог ухватить иглу за шляпку. Зубы противно заныли, когда крепко сдавили жесткий металл.

Чмок!

Оборотень ещё радостно скалился, когда мои губы коснулись шерсти, окружающей глазную впадину. Лохматая голова резко отдернулась, едва не вырвала зажатую в зубах иглу. Из пустеющей глазницы выливалась бело-красная жижа, сопровождаемая жутким ревом боли. Уши тут же заложило крепкой ватой, не пропускающей ни звука.

Кольцо лап слегка разжалось, и прохладный воздух струей окатил раскаленные легкие. Сквозь мутную пленку увидел, как зубастая пасть стремительно приближается к моему горлу.

Помирать так с музыкой!

Я устремился иглой в оставшийся глаз, подав голову навстречу острым зубам, словно укротитель, засовывающий голову в пасть льву. Клыки коснулись моей кожи, но тут же отпрянули, когда игла пронзила красный глаз. Щетинистый нос тяпнул по подбородку так, что у меня хрустнуло в шее. Лапищи взлетели к осиротевшим глазницам, я же, как сброшенный с телеги мешок картошки, рухнул в примятую траву.

В полете я успел пронзить черное сердце оборотня, словно дятел пробил крепкую кору.

Воздух!

Сквозь сжатые зубы свежий ветер проникал вместе с какими-то крошками. Сверху на меня упал обнаженный человек, придавив центнером веса к мягкой траве. Я еле дышал, болело все, что могло болеть, начиная от корней волос и заканчивая ногтями на ногах.

Крошки оказались кусочками крепко сжатых зубов — от напряжения чересчур стиснул челюсти. Дело ещё не закончено и отдыхать рано, нужно завершить дело и нанести каждому перевертню по последнему удару.

Я спихнул тяжелое тело неудавшегося насильника, тот перекатился на спину, выставив вверх торчащую из груди шляпку иглы. От точащего штырька по розовой коже растекались струйки алой крови, капали на примятую осоку. Сквозь пробегающие по телу судороги маячило легкое дыхание, оборотень ещё жил, и вскоре может восстановиться, если не принять срочных мер.

Преодолевая немощь и охватившее бессилие, какое появляется при очень высокой температуре, я смог подняться на колени. Голова казалась опустошенной дождевой бочкой, непослушные пальцы скользили по окровавленной шляпке, срывались и захватывали вновь.

Медленно вышел блестящий стержень, тотчас ударили небольшие фонтанчики, в такт ещё бьющемуся сердцу. Игла выскользнула из непослушных рук, окрашенная осока приняла в свои объятия небольшое оружие. Ещё три вдоха и выдоха. Через «не могу», через «не хочу» я потянулся за иглой и услышал, как рядом хрустнула ветка. Ещё одного оборотня я бы не вынес. Сквозь мутную пелену я рассмотрел стоящую Юлю.

Понимаю, как я выглядел в любимых глазах, весь оборванный и окровавленный, на коленях перед ослепленным противником, и ещё один такой же валялся поодаль. Юля испуганно смотрела на меня, как на чудовище. Как на монстра, что убивает всех на своем пути. Испуг и одновременно отвращение читались в её взгляде. Она даже не пыталась прикрыться, забыла о своей наготе.

Как ей объяснить, что на самом деле произошло?

— Как ты себя ч-ч-чувствуешь? — слова сочились по капле.

Усталость накрывала тяжелым пологом. Сейчас бы лечь и забыться. Рядом с трупами. Неважно. Но ещё нужно завершить начатое.

— Я в порядке, а ты весь в крови… Что случилось? Что с ними? — Юля показала на лежащих оборотней.

— Юля, я должен… закончить одно дело. Проверь, пожалуйста, как там твои… друзья! — рука скользнула по игле.

Оставалось нанести два удара. Только бы девушка отвернулась. Карие глаза ещё раз испуганно скользнули по мне, и Юля бросилась к лежащей паре. Тихо приговаривая, она попыталась привести их в чувство. Мне хватило этого времени, чтобы успокоить оборотней навсегда. Твари больше не будут ходить по земле.

В голове мутилось, руки тряслись как у эпилептика, в ноги налили раскалённого свинца. Убрать эту мерзость, утащить в кусты, а после похоронить! Чтобы случайно не наткнулись дети, чтобы не возникало вопросов у взрослых.

Шаг за шагом, кровь окрашивала траву в грязно-бурый цвет, выскальзывала из рук ещё теплая кожа. Второе тело скатилось в небольшой овражек и легло поверх первого. Не до порнографии, теперь закрыть от случайных глаз. Кто-то бросил сверху ветку.

Юля!

Девушка накинула поверх разорванной одежды мужскую ветровку, но длинные ноги всё равно белели наготой.

— Они очень плохие люди. Я не оправдываю тебя, Саша, но ты иначе не мог.

Странно такие речи слышать от девушки, я думал, что Юля завизжит, убежит, или ударится в слёзы. Красавица, что снилась мне по ночам, стояла рядом и помогала закидывать трупы травой и ветками.

Я жестом показал, что хватит. Отошли на десяток метров, и я рухнул на колени. Юля обеспокоенно подхватила меня, опустилась рядом. Я жестом показал, что всё в порядке. Тошнило. Во рту перекатывался металлический привкус.

— Как твои друзья?

— Понемногу приходят в себя, я волнуюсь больше за тебя. Снимай майку, я обработаю раны. Ох, и ничего себе, — вырвалось у неё при взгляде на мою спину.

Я весь один сгусток боли, поэтому не ощущал что там, на спине. Разодранная в клочья майка предвещало мало хорошего. Юля побежала к слабо шевелящимся друзьям и вернулась с автомобильной аптечкой.

— Не дергайся, сейчас будет щипать! — её прохладные пальцы скользнули по спине.

От нежных прикосновений боль отступила и тут же вернулась обратно. В голове всё зашумело, когда по спине прокатились огненные шарики. Я даже услышал, как зашипела перекись водорода на краях раны.

— Тебе срочно нужно в больницу! — безапелляционно сказала Юля.

— Ничего, на мне заживает как на собаке. Как ты здесь оказалась? И почему в такой компании?

— После твоего письма я не отставала от Евгения, и он под большим секретом рассказал, что ты живешь в Мугреево. Я упросила отчима отпустить нас с Таней и её парнем в поход. Ехать до вас недалеко, мы и решили остановиться на ночь на природе, а утром собрались погулять по селу и… возможно… увидеть тебя. А эти, — она кивнула на овражек, — появились из кустов и сначала попросили закурить, а потом начали приставать. Серёжка вступился за нас, они его избили, и ударили Таню. А меня… Потом я увидела тебя и… потеряла сознание.

— Значит, я успел вовремя. Ой! — дернулся я на очередной ожог.

— Извини, ещё немного осталось!

— Ничего, всё нормально. Но отсюда нужно уходить. Вдруг они были не одни.

— Ночь наступает, вряд ли кто-нибудь придет. А в темноте по лесу я боюсь идти, ты весь изранен, да и ребята ещё слабы для переходов. Давай, переночуем здесь, а утром поищем помощи?

Рядом с убитыми оборотнями ей спокойнее? Странная девушка, может, я чего-то о ней не знаю? Головокружение накинулось с новой силой, и окружающий лес завертелся в бешеной пляске. Юля теребила меня за плечо. Почему я лежу на земле?

— Саша, Саша, очнись, — беспокоилась Юля.

— Всё в порядке, секундная слабость. Пройдет.

— Пойдем к палатке, я сейчас костер разведу. Ты должен прилечь.

Я и сам не заметил, как наступила ночь. Думал, что это в глазах так потемнело. Парень благодарно пожал мне руку, что-то говорил, но слова с трудом проникали сквозь шум в ушах. Темноволосая девушка раньше была рыженькой, я вспомнил, как в тот злополучный вечер девушка танцевала с Евгением. Она чмокнула меня в щеку. Я промычал в ответ что-то героическое.

Ноги не держали, и я чуть не повалился у брезентового полога. Но всё же взял себя в руки и заполз внутрь. Рухнул на спальный мешок и почти отключился, когда почувствовал, что рядом кто-то есть.

— Ты спас меня, Саша! — промурлыкал девичий голос.

— Юля, я не мог поступить иначе, — слова выдавливались с трудом, как паста из полуоткрытого тюбика.

— У меня никогда не было молодого человека, а эти…

— Всё позади, Юля, всё позади, — глаза слипались, в этот момент так хотелось, чтобы меня оставили в покое.

— А у тебя… У тебя когда-нибудь было?

Спрашивать такое у современного студента? В наш продвинуто-сексуальный век? От удивления у меня даже распахнулись глаза. Юля сняла ветровку, и отблески костра играли на её коже красными всполохами. Спать определённо расхотелось, невзирая на боль и жжение в суставах. Обнаженная грудь манила коричневато-розовым надвершием, с налившимся кровью соском, что походил на покрасневшую клюковку.

Я потянулся рукой, когда Юля мягко остановила:

— Подожди, скажи, у тебя раньше… это… было?

Я вспомнил слова опытного общажного ловеласа о том, что с девушками никогда нельзя говорить о бывших. Не рассказывать же Юле о Людмиле, пришлось отрицательно помотать головой.

— Нет, как-то не до этого было. Учёба и спорт занимали всё время.

— Ты мне не врёшь? — её глаза поблескивали в сумраке палатки.

— Не вру, — я постарался сделать голос как можно более убедительным и снова потянулся к ней.

Недалеко от убитых оборотней. И о чем я думал? Хотя понятно о чём, если даже боль перестал замечать.

— Подожди, у тебя есть…

— Нет, — я сразу мотнул головой.

Вот так вот рушатся мечты. И боль начала возвращаться.

— Я сейчас. У Сергея спрошу, — Юля накинула ветровку и выскользнула наружу.

Я остался ждать, дохнул на ладонь, принюхался, вроде ничего. Улыбнулся во все свои тридцать два зуба, когда снаружи раздался испуганный крик. Я дернулся вон, но не успел. Крыша палатки смялась внутрь, и в лицо мне ударил несущийся локомотив.

Мир вспыхнул ослепляющим светом боли, заполнив пространство головы.

Яркая вспышка канула в непроглядную тьму.