Ведарь

Глава 26

— Здравствуй, ведарь! — ответил тот, кто постоянно участвовал в кошмарных снах.

— Зачем вы здесь? — я огляделся по сторонам. — Тетя, как ты?

С кровати у окна смотрела тетя Маша, сухонькая, маленькая, с заострившимся носом. Капельница прозрачными шнурами уходила под покрывало. Тётя укоризненно покачивала головой.

— Саша, зачем ты пришел? — выговорила она.

— Я не мог тебя им оставить!

— Молодец! Мы любим таких сознательных! — На спинку соседней кровати облокотился огромный человек в милицейской форме. Судя по звездочкам — прапорщик.

— Тетя твоя в поряде, о себе волнуйся! — сзади толкнул плечом Жмырь.

— Я смотрю у вас так и осталась общая любовь и взаимопонимание, — улыбнулся Голубев.

Спина прислонялась к подоконнику, руки скрестились на груди, тот же серый плащ, стальные глаза и зловещая улыбка. Ни на миг не изменился с нашей встречи в общежитии, словно и не было всех прошедших дней. И повязки нет на глазу — даже шрама не осталось.

И опять я бессилен что-либо сделать — рядом с ним беспомощная тетя. Остается ждать развития событий. Хорошо еще, что слабость покидает тело, руки вновь наливаются силой, понемногу распрямляется сгорбившаяся спина.

— Только отдайте его мне, мигом на куски порву! — Жмырь недобро нахмурился.

— Скоро отдам, имей терпение! — металлическим голосом отчеканил Голубев, — Пока скажи коридорным, пусть разойдутся по местам. Или три перевертня не справятся с двумя слабенькими ведарями?

— По местам! Общий сбор услышите! — Жмырь тут же исполнил указание.

— Смотрю ты поздоровел, набрался опыта, набрался сил, — Голубев перевел взгляд с меня на лежащую тетю, та кивнула в ответ. — Тогда хорошо, значит, будет веселее.

— Что веселее-то? — не понял я, — Вы хотите оживить Волчьего пастыря?

— О-о-о, — протянул Голубев, — Ты и про него знаешь? А что ты ещё знаешь, ведарь?

Следователь отошел от окна, худощавая фигура закрыла от меня свет. Молчащий прапорщик встал рядом. Неспешно представители власти начали снимать с себя верхнюю одежду. Я слегка отступил к стене, не выпуская из поля зрения Жмыря. В плаще Голубева блеснули какие-то проводки, когда он откинул одежду на теткину кровать.

— Вот сейчас повеселимся! — Жмырь тоже скинул рубашку, показав усыпанное наколками тело. — Давненько когти на него чесались!

— Убей его!

Я не сразу понял, что эти слова обращены ко мне. Жмырь тоже не сразу осознал. Зато сразу же сообразил перевертень в погонах, и, не снимая одежды, начал перекидываться.

— Саша, бей! — промелькнувшая красной черточкой игла впилась в глаз Жмыря.

Тетя сидела на кровати, сморщенная рука возвращалась после броска. Дальнейшее действие смешалось в одну сплошную круговерть, красная пелена моментально кинулась на глаза. Время приостановило бег, и я увидел, как сквозь синеву наколок у Жмыря пробивается темно-серая шерсть.

Голубев вцепился в голову прапорщика и отводит ее назад… Тетя достает ещё одну иглу… У Жмыря вырастают зубы, мохнатой лапой вырывает иглу из глаза… Бьет фонтанчик крови, смешанной с белковой жидкостью… На кровавых ниточках болтается сморщивающийся глаз…

Картина охватывается одним взглядом, и я начинаю действовать. Скользящим движением ушел вправо, под выбитый глаз, и с размаха удар в слюнявую челюсть. Хруст челюсти, тут же присед. Пропустил над собой лапищу с острыми когтями, переход ещё не завершен и перевертень двигался замедленно. Этих мгновений мне хватило.

Из-за пазухи вылетели иглы. Клыки клацнули у уха, резкий отскок и тут же движение вперед. Игла воткнулась в глаз оборотня, тот от боли запрокинул голову назад. Тут же апперкот под челюсть, так что лязгнули белеющие зубы, а пара клыков вылетела напрочь.

— Арррх, — захлебнулся бывший Жмырь, а теперь ослепленный оборотень, когда погрузневшее тело завалилось назад.

На стеклянный шкаф.

Мелкие осколки брызнули в стороны, звук падения прозвучал как выстрел.

— Тише, Саша! Иначе примчатся все остальные! — прорычало сзади.

Я обернулся и на миг обомлел, серый оборотень с белым пятном на лбу отгибал назад голову другого оборотня. Тот самый, что постоянно попадался на пути, и снился в кошмарах. Его лапищи охватывали челюсть дрягающегося перевертня, на серой шерсти мотались лохмотья милицейской одежды.

Чуть не поплатился за свою заминку, когда одним движением Жмырь вылетел из обломков шкафа. Две лапищи ударили по воздуху в том месте, где я только что был.

Мощное тело пролетало мимо, когда третья игла впилась в сердце оборотня. Как мешок с мукой Жмырь рухнул возле ломающего шею Голубева. Нижний оборотень извивался как угорь, пытался вырваться из стальных объятий темно-серого перевертня. Верхние лапы пытались оттянуть назад ломающие шею конечности, нижние скрежетали по полу.

У Жмыря моментально исчезла шерсть, из раны на сердце брызгали алые струи, тело изгибалось в агонии. Опасливо обогнул борющуюся пару и с размаху вбил медный стержень в запачканный кровью лоб. Ещё пару раз дернувшись, обезображенный человек затих на полу.

— Помоги ему, Саша, — послышался тетин голос с кровати.

Я обернулся на борющуюся пару перевертней. Поломали бы они друг друга, а потом бы и грохнул победителя. Но враг моего врага — мой друг, поэтому и всадил последнюю иглу в сердце нижнего оборотня. Тот гулко ухнул, лапищи заскребли по полу, оторвавшись от стягивающих захватов и, после громкого хруста, голова начала отделяться от туловища. Последний рывок и возле человеческого тела упала человеческая же голова.

— Навыки не потерял, — раздался с кровати спокойный теткин голос.

— Такое не забывается, тетя Маша. Подайте плащ, пожалуйста! — ответил Голубев-оборотень.

— Какой же он тяжелый! В карманах камни носишь? — тетя с оханьем протянула одежду.

— Почти, сейчас эти камни заведу на пять минут, и пусть потом их собирает воронье! — прорычал Голубев, заводя небольшой будильник китайского производства.

— Взрывчатка, что ли? — поинтересовалась тетка, — Тогда надо собираться, не следует в ночнушке по Шуе бегать, все-таки пожилая дама.

Сухонькая фигурка поднялась с кровати и вытащила из осколков стекла цветастый халат, тот самый, который мы собрали ей в дорогу.

Такие спокойные. Такие невозмутимые. Словно зря я куда-то летел и напрасно переживал за тетю. Тётя и оборотень. Оборотень и тётя, деловитые, сосредоточенные. В голове также мутилось. Пол покачивался под ногами.

— Может, вы объясните, что происходит? — я медленно сместился к окну.

— Там они стоят, — ощерился Голубев, — Никуда не делись, можешь помахать рукой.

Я так и сделал, открыл окно и махнул рукой троице. Рука перехватила брошенный арбалет, тетива оказалась взведена, стрела в ложе, и я наставил оружие на существо из моих кошмаров.

— Так что тут происходит? — на сей раз я постарался быть более требовательным.

— Вы все-таки смогли его достать? — восхищенно ахнула тетка, глядя на арбалет.

— Тетя, отойди от него! — приказал я, чувствуя, как снова накатывает морок, захлестывает волной.

— Отойди, тетя Маша, дай мне ему все объяснить! — оборотень скользнул в сторону, прицел последовал за ним.

— Саша, не глупи. А ты, Володя, постарайся объяснить быстрее, а то скоро шарахнет! — тетя запахнула халат.

— Я хочу тебя защитить, — прорычал оборотень с пятном на лбу, — И всегда этого хотел, не взирая ни на что.

— Но как же так? — я растерянно посмотрел на тетку, та кивнула в ответ.

Ответить мне не успели, дверь распахнулась от мощного удара снаружи.

— Предатель! — шумом обвала в горах вырвались слова из огромной пасти. — Теперь я знаю, что это ты мешал нам захватить ведаря.

— Так вот кто скребся за дверью, — ощерился «Голубев».

Тетка, пятясь, отошла ко мне. Огромный черный оборотень на две головы возвышался над темно-серым. Идущие от него волны ненависти и злобы физически сковывали руки и ноги. Я почувствовал, что теряю сознание. Впился ногтями в ладони, до крови прикусил губу, и боль слегка отрезвила.

Я перевел арбалет на ворвавшегося перевертня. Огромные лапы больше походили на стволы деревьев, когти по длине равнялись хорошим ножам. Когда черный оборотень хрипло вздохнул и выпрямился, то показалось, что половина палаты заполнилась одной этой чернотой.

— Не лезьте, они мои! — чернота рявкнула в коридор, и любопытствующие тут же скрылись с глаз.

— Ты сначала через меня перейди! — прорычал серый оборотень с пятном на лбу.

Голубев казался мелкой дворняжкой перед черным догом, по объемам в два раза меньше, лапы тоньше, чем у черного оборотня, клыки короче. Но не трусил, а меня накрывала волна первобытного ужаса. Руки и ноги мелко тряслись, арбалет ходил ходуном.

Я не знал, в кого из них стрелять.

Один явно стремился меня защитить, второй же наоборот убить и растерзать. Тетя тихо шептала над своим медальоном. Над своим? Нет, я узнал свой медальон, пропавший после пожара в храме.

В эту секунду черный оборотень бросился на «Голубева». Тот встретил нападающего прыжком и два мохнатых монстра сшиблись в воздухе. Словно великан хлопнул в ладоши — такой хлопок прозвучал в воздухе. За счет массы черный оборотень придавил к полу Александра, но я видел как серая пасть кусает и рвет мышцы под черной шерстью.

— У нас осталось две минуты, — скороговоркой проговорила тетя, — Отходим к окну, берендеи поймают.

— Тетя, тут заговоренная стрела, она может справиться с черным, — я показал глазами на бьющего огромной лапой оборотня.

Лапища вздымалась над «Голубевым», опускалась со звучным шмяканием, брызги крови летели в разные стороны, попадая на пол, стены, потолок. Серый оборотень вгрызся в шею черного и повис, болтаясь как собака на травящемся медведе, когда огромный перевертень поднялся во весь рост.

— Ррраахх! — черному удалось разжать капкан пасти, и он со всего маху впечатал в стену «Голубева».

Глубокая отметина осталась и на второй стене, когда черный великан повторил свой удар. Из серого перевертень стал перепелесым благодаря осыпавшейся штукатурке. Тело мертвой тушей ударилось о пол и осталось лежать бездыханным. Черный оборотень наступил на поверженного противника и вскинул голову к потолку.

Гордому вою помешал очнувшийся оборотень. Окровавленная пасть сжалась на ноге с силой десятерых питбулей. Черный оборотень слегка пошатнулся, но тут же принялся вбивать Александра в пол, рев и урчание звучали не переставая. Тяжеленные кулачищи ломали кости, хруст и скулеж вырывался у серого оборотня из сжатой пасти.

— Минута, Саш! — и эти слова вывели из прострации.

Я поднял арбалет, в прицел поймал дергающуюся черную голову. Но черному оборотню удалось оторвать от ноги «Голубева» и впиться в серую глотку.

Серая фигура заслоняла черную от выстрела — никак не удавалось прицелиться. Арбалет казался неподъемным, руки тряслись как в эпилептическом припадке.

Я распахнул окно, готовый выпрыгнуть наружу, внутренний таймер автоматически подсчитывал секунды. Как безвольную куклу черный оборотень отшвырнул прочь противника, тот ударился о стену и упал, неестественно выгнув колени.

— Держи, тварь! — я нажал на курок, но арбалет рвануло вверх.

Стрела прошла мимо.

Черный оборотень припал к искореженному полу и прыжком пантеры бросился на нас. Тело само среагировало на бросок — я упал на спину, краем глаза заметил, что тетя сделала то же самое, и сдвоенным ударом ног мы перебросили тварь через себя.

Оборотень пролетел в оконный проем, сопровождаемый хрустом ломаемого дерева и звоном разбитого стекла. Истошный рев тут же перекрыл грохот выстрелов. Внизу стреляли берендеи, пули впивались в черное тело, вырывая из него целые куски шерсти, фонтанчики крови.

Я же кинулся к слабо шевелившемуся оборотню. Тот понемногу перекидывался в человека.

— Добей меня, я так устал быть злом! — попросили разбитые губы.

— Ты ещё можешь жить! — я попытался поднять тяжелое тело.

— Я не хочу, добей и уходи, иначе все взлетит на воздух, — прошептали губы.

С влагой на глазах я достал последние иглы. Две погрузились в заплывшие глаза, одна вошла в сердце, когда я приставил последнюю ко лбу, то услышал слова, введшие в ступор.

— Спасибо, сын!

Но руку уже не остановить…

Тело вырвалось, прокатилось по обломкам шкафа, и застыло. Я же остался сидеть, ошарашенный услышанными словами. Перед смертью вряд ли будут лгать.

Поднялся и перевернул на спину…

Передо мной лежал отец…

Израненный, окровавленный, мертвый…

Как же так?

Помутилось в голове.

Перестаю осознавать, кто я и где нахожусь. Снова накрывает слабость. Выстрелы за окном стихают. Раздаются далекие крики.

Женщина что-то кричит мне в лицо, сухонькие руки трясут за плечи.

Колоколом гудит: «Спасибо, сын!»

Как много крови, хотя и больничная палата, но не должно же быть столько. Это неправильно.

Три трупа. Что в моей руке? На вытертый линолеум с глухим стуком падает арбалет.

В разбитое окно я вижу уходящего зверя. Фигура, покрытая черной шерстью, размывается на крытых рубероидом крышах. В закатных лучах зверь скрывается за раскидистой липой и пропадает из виду. Как я мог промахнуться?

Обвалом грохочет: «Спасибо, сын!»

— Саша, нужно уходить! Да очнись же ты! — слова женщины проникают сквозь вату окружающей реальности.

Дикий визг медсестры и следом шлепок тела, ушедшего в бессознательную черноту.

Кровь на стенах, потолке, моих руках. В палату заглядывают любопытные пациенты, все больше криков. Одного тошнит на пороге.

Раскатывается громом: «Спасибо, сын!»

Женщина выдирает из косяка торчащую деталь и захлопывает дверь. Спинка стула втыкается под ручку. Поднимает какую-то тряпку с земли.

Отец… с четырьмя иглами…

— Очнись! Прыгай в окно! — женщина подталкивает кулачком в спину.

Оскальзываюсь на луже, и в мои глаза упирается насмешливый взгляд мертвых глаз. На обнаженном плече ещё виден обрывок погона, две прапорщицкие звездочки. Локоть скользит по темнеющей алой кляксе.

— Вставай же, увалень!

Торчащие щепки рамы, осколки стекла на подоконнике. Снизу трое мужчин смотрят на нас.

Гремит пушечным выстрелом: «Спасибо, сын!»

Гулко бухают в дверь, в пятно крови шлепается щепка, в образовавшейся щели дергается лезвие пожарного топора.

Закатные краски окрасили в кровавый цвет, деревья, кусты, здания. Ещё хлынули в больничную палату, расплескавшись по лежащим телам.

— Прыгай же! — раскинув руки, шагаю с четвертого этажа.

Раскалывается небо на куски: «Спасибо, сын!»

Подхватывают сильные руки, носком бьюсь о твёрдую землю.

— Ловите! — крепыш с короткой стрижкой хватает какой-то предмет сверху.

Падает сухонькая женщина, её ловит здоровенный мужик. Я безучастно взираю на происходящее.

— Сейчас будет взрыв, бежим! — визжит женщина.

Парни подхватывают мое тело, я болтаюсь как в детстве — между мамой и папой, женщина с мужчиной бегут рядом.

— Вон они!!! — дикий рев сверху и тут же взрывная волна швыряет нас на землю.

В голове молотом бухают два слова: «Спасибо, сын!»

Ребята подхватывают под руки и тащат вперед, сзади раздаются крики ужаса и боли. Мы мучительно долго бежим по твердому асфальту, пока не подбегаем к стоящей машине. Какие-то вещи падают в багажник.

В машину. Мотор завелся. За рулем молодой парень в тельняшке.

— В Медвежье! И побыстрее! — рыкнул грузный мужчина, не отрываясь от зеркала заднего вида.

— Ты как? — поинтересовалась суховатая женщина.

— Вы кто? — спросил я в ответ.

— Похоже, наш великий герой повредился умом! — сказал крепыш.

— После такого взрыва недолго поймать контузию! — авторитетно заявил солдат за рулем. — У нас в учебке, когда рядом граната упала, три солдата неделю в себя приходили. А это вы взрыв устроили?

— Нет, что ты, там произошла утечка газа, а мы постреляли от радости, что вот эта милая женщина так быстро поправилась! — быстро сказал грузный мужчина.

Падает волна цунами: «Спасибо, сын!»

— Почему он меня сыном назвал? — спросил я у женщины.

— Да потому что это твой отец, и он всегда оказывался рядом в трудную минуту. А я так и не смогла угадать, что это он. Эх, Сашка, какие же все-таки бывают слабые люди! — женщина подперла ладошкой щеку и уставилась в окно.

Извергается вулкан: «Спасибо, сын!»

Вокруг люди, я чувствовал их запах, но в то же время был так одинок. Ощущал себя маленьким, меньше личинки колорадского жука на бескрайнем картофельном поле, а на меня катились огромные шары. Сталкивались с грохотом над головой, и плыли дальше, большие, задумчивые. За ними следующие, и нет им конца и края.