Ведарь

Глава 6

Из пересохшего горла вырвался сдавленный сип, я опять кивнул, глядя на странного человека. Владимир Александрович издевательски засмеялся. Широко распахнулась потертая дверь, ручка лязгнула о стену, и на пол посыпались отколотые кусочки краски. Я облегченно откинулся на подушку — не хватало только пистолет понюхать, для полного набора ощущений.

В коридоре Голубев что-то негромко сказал черноволосому дядьке, тот буркнул в ответ. Короткая команда и шаги блюстителей порядка затихли вдалеке. Сумрачный сосед зашел в комнату, лампочка облегчено выдохнула, когда щелкнул выключатель. Мужчина двигался на ощупь, шарканье приблизилось к соседней койке, жалобно тренькнули пружины, проседая под грузным телом.

Он ничего не спрашивал, а я не имел никакого желания отвечать. Так и ухнул в забвение, теряясь в догадках — что же произошло на злополучной поляне. Но это завтра, а сейчас лишь сон. Лишь сон и ничего кроме сна, благословенные грезы, дающие отдых телу и нервам.

И снова ощущение, что я без тела. И снова темнота. И снова неожиданная картинка. Странные сны… таких раньше не было.

Погожее летнее утро. Родители впервые берут в лес за поспевшими ягодами. Роса не успевает полностью высохнуть и я, четырехлетний малыш, трогаю травинки, наблюдаю за скатывающимися капельками, в которых переливается радуга.

Мама? Папа? Мои родители? Если я их вижу, то ребенок — это я?

Папа и мама ходят по большой солнечной поляне с двухлитровыми банками в руках, собирают тугие ягоды черники и, не успевшую опасть, ароматную землянику. Похожие друг на друга статью и осанкой, родители одеты в камуфляжные костюмы. На фоне зелени фигуры исчезают из вида, когда замирают, склоняясь над ягодным местом.

Эй, малый! Ты меня слышишь?

Отец похож на киношного Геркулеса, такой же рослый и сильный, а мама на русскую красавицу со светлыми волосами. Весёлые, улыбаются друг другу и соревнуются, кто больше соберёт.

Корзинка, куда высыпается собранная добыча, находится рядом со мной, поэтому в скором времени руки и рот покрываются фиолетовым соком черники. Нет, я честно собираю ягоды, целых пять минут, пока терпение не заканчивается.

Ведь ягоды такие маленькие: то выскальзывают из ручонок; то давятся, если пытаюсь крепче ухватить. Да и маме надоедает, что зову каждый раз, когда попадается особо крупная ягода. Однако жизненно необходимо засвидетельствовать существование выросшего чуда. И тот колоссальный подвиг, что я срываю огроменную землянику, и ягода теперь катается по стеклянному дну, оставляет красный след.

Эй, малыш! Эге-гей!!! И вновь никакой реакции…

Поэтому сижу сейчас в тени кустов и лопаю добычу родителей, попутно угощаю божью коровку. Глупое насекомое отказывается кушать землянику! Несколько раз подсовываю к черным усикам, но вредная букашка в ответ поджимает ножки, и на пальчик выползает капелька вонючей желтой жидкости. В конце концов, неблагодарному созданию надоедает активное внимание, и насекомое уносится куда-то ввысь, к развесистым кронам сосен, что шумят и перешептываются между собой.

Над кустом кружится большой слепень, но не садится — руки, шея и лицо намазаны каким-то зловонным веществом из круглой красной баночки с желтой звездочкой на крышке. Сквозь трубное жужжание толстенного слепня пробивается далекий протяжный вой, словно кто-то плачет над умершим родственником.

Снова тот вой, я его слышал раньше… в предыдущем сне. Или это не сон? Тогда что?

Резко выпрямляется мама, встревожено озирается по сторонам. Наполовину собранная банка падает в буйные заросли черники.

«Бегите!» — бросает отец, срывая с пояса охотничий нож. Жесткое лицо напрягается, у рта прорезаются глубокие морщины.

Мама подбегает и хватает меня на руки. Её красивое лицо перекошено от страха. Валится набок корзинка и собранные ягоды рассыпаются по земле, проваливаются в траву и краснеют на прелых листьях.

Мама!!!

Шершавая ткань камуфляжа грубо трёт по лицу. Мама несет меня вглубь леса, туда, где темнеет густой бор.

Мама!!! Я пытаюсь докричаться до неё, но бесполезно, остается только наблюдать.

Поход в лес закончен? Я поднимаю рев, но мама мягкой ладонью закрывает рот и шепчет: «Погоди, малыш, сейчас поиграем в прятки. Ты залезешь в норку, как лисенок… И не будешь вылезать, кто бы тебя ни звал! Не высовывайся и все! Там есть куча конфет, тебе лишь нужно проползти дальше в норку!».

Отцовские вскрики слышны вдалеке, на них отвечают собачьи взвизги и злобное рычание. Мама бежит без оглядки, кусты задевают меня по голове, и если бы не ладонь — давно бы заревел в полный голос.

Лес не кажется таким приветливым и светлым, скорее черным и злым — мамина нога уходит по колено в яму, скрытую мхом. Она выдергивает с резким хлюпаньем и бежит дальше, штанина окрашивается в тёмно-зелёный цвет. Огибает деревья, перескакивает через кусты и поваленные стволы, как испуганная лань.

Возгласы отца затихают, лес накрывает тишиной, даже птицы перестают петь. Слышится топот бегущей мамы, её тяжелое дыхание и какой-то шум позади.

Меня тоже захлестнула паника — что же нас преследует?

Шум следует за нами, звучат выстрелы ломающихся веток. Проливается длинный, протяжный вой. Страшный звук заставляет меня притихнуть. Ужас пробирает до глубины души, страх замораживает любые мысли.

Мама выскакивает на небольшую прогалину и кладет меня под корневища огромной сосны. Лесная красавица по высоте сравнится с десятиэтажным домом, корни толстыми змеями идут от ствола в землю. Мама быстро говорит: «Малыш, ползи до конца норы, там мы приготовили тебе сладкий подарок. Не вылезай, пожалуйста… Пока не затихнут все звуки, не выходи. Как бы ни кричали и не вызывали — не выползай!».

Мягкая рука подталкивает к норе. Миндалевидные глаза испуганно шарят по сторонам. Под корнями чернеет отверстие, и я ползу туда, в темноту. За обещанными сладостями. Мамины легкие шаги стремительно удаляются.

Малыш, быстрее! Знал, что он меня не слышит, но невольно начал болеть за него. За него? За меня? Но я этого эпизода не помнил. Сон?

Пахнет сырой землей, песок сыплется за шиворот, щекочет кожу. Рассыпаются под руками сгнившие корневища. Какие-то шнурки скользят по волосам, паутина кидается в лицо, я стряхиваю липучие нити, по щекам размазывается грязь. Вдалеке брезжит свет, и я с удвоенной энергией двигаюсь на светлое пятно. Стенки норы сдавливают с боков, пару раз застреваю, но прорываюсь и ползу вперед. Тихонько хнычу, но ползу.

Ещё немного! Давай, малыш!

Нора расширяется, и я попадаю в маленькую пещерку, в потолке белеет узкое отверстие. Сквозь переплетение корешков с трудом проникает свет. Я кручусь на месте, оглядываю пещерку, но сладостей нигде нет, если не считать кучки белеющих в полумраке мелких косточек. Сухая норка, может, лисья или барсучья.

Темнеет ещё одно отверстие в стене напротив, но настолько узкое, что голова туда не пролезает. Шарю там рукой, но ничего не нахожу.

Я очень обижаюсь на маму за обман, и громко зову её, чтобы спросить об обещанном угощении. Мамины слова о молчании забываются на фоне горького разочарования.

Молчи, ребёнок! Молчи!

С потолка осыпается земля, и около отверстия возникает какой-то шум. Кажется, что пришла мама — кричу ещё громче. Мама не отзывается, но в лазе, где синело небо, и покачивалась ветка березы, возникает лохматая темно-серая морда с белым пятном на лбу. Вытянутая пасть измазана красным.

Охренеть! Ну и чудище! Морда в два раза больше чем у сенбернара.

— Собачка, приведи сюда папу и мама! — прошу я появившееся животное.

Животное приближается к отверстию и на меня смотрит янтарный глаз с круглым зрачком. Секунду спустя глаз исчезает, а на лицо сыпется земля — могучие лапы собаки расширяют лаз, из пасти речными перекатами раздается утробный рык. Я пугаюсь, дикий ужас от сознания того, что сейчас покусают, сковывает тело.

Уползай, малыш! Уползай!

— Папа! Мама! Помогите!!! — крик вырывается из горла, возвращая телу послушность.

Я пячусь задом к норе.

Он меня услышал?

Волосатая лапища с удлиненными пальцами, гораздо длиннее, чем у обычной собаки, просовывается в отверстие и скребёт по земле. Когтистая конечность мечется по пещерке и хватает за курточку. Черные когти пропарывают болоньевую ткань и царапают ребра — страшная лапа сжимается. Завывая и рыча, зверюга упорно подтаскивает меня к расширившемуся отверстию, мелькают медовые глаза и огромные окровавленные клыки.

Пусти, тварь!!!

— А-а-а!!! — я верещу, что есть мочи.

— А-а-а!!! — я кричу вместе с ним.

Сон неожиданно закончился, но тряска продолжалась. До меня не сразу дошло, что трясли в реальности. Распахнув глаза, я увидел склонившееся лицо черноволосого соседа по палате, к губам прижимался палец, корявый как сучок старого дуба. Я быстро кивнул, показывая, что понял.

— Не ори! Слушай меня, малец. Сейчас ты должен бежать, и чем быстрее, тем лучше. Поверь, я не сошел с ума, но нет времени объяснять — кто знает, как долго выдержит Наталья, — мужчина кивнул в сторону двери, за которой раздавались звуки борьбы и знакомое по сну рычание.

— Как бежать, я же весь переломанный!

— Ах да, я и забыл, что ты ничего не знаешь, — с этими словами сосед рванул гипс в разные стороны, зацепив пальцами у самого горла.

Ещё пара рывков и гипсовый корсет с глухим стуком осыпался на смятую простыню. Я невольно вздохнул и вместо ожидаемой резкой боли, ощутил лишь небольшое нытье, как от легкого ушиба.

— Охренеть! Чем же таким меня обкололи?

За дверью взвыла собака, следом раздался звук сильного удара, и к музыке боя прибавилось громкое рычание. Звучные шмяки, словно огромный пекарь швырял сырое тесто на стол. Скрежет когтей по металлу, лязг клыков и злобный рык наполнили коридор.

— Малой, некогда объяснять. Давай шпарь сейчас в Медвежье, знаешь такую деревню? — после моего кивка сосед продолжил. — Увидишь на отшибе дом с высоким забором, и здоровенным драконом на коньке — вот туда тебе и надо. Ныряй в окно, через коридор не выбраться!

— Тут же четвертый этаж, да и темно! Не видно ни фига, когда же ночь закончится? — я подскочил к окну, за которым царила глубокая осенняя ночь.

Ни грамма боли, словно и не было вчерашнего побоища, даже зуб не шатался. В окне отражался крепкоплечий парень в синем халате. Слегка взъерошенные ото сна светло-русые волосы, славянские скулы, оттопыренные уши — ничего необычного. Если не считать того, что со мной происходило.

— Ты почти сутки проспал, вот и ночь не кончается. В доме мои ребята, они объяснят — что к чему. Скажешь от Михаила Ивановича, — сосед одним махом закинул меня на подоконник. Восемьдесят килограммов левой рукой? Богатырь…

Упал и разбился горшочек, чахлый цветок завершил свой короткий век. Деревянная рама широко распахнулась, и в лицо прыснул мелкий дождик. Где-то далеко внизу ждала мокрая земля.

Ё-моё, как же высоко!

— Передавай обалдуям, что если будут пить мою настойку, то я их кроссами замордую! — раздалось за спиной.

Широкой ладонью меня снесло с облезлого подоконника. Я оказался в свободном падении. Мозг застыл от ужаса, но жизнь не торопилась проноситься перед глазами, вместо неё блеснули окна больницы, и я по-кошачьи извернулся в воздухе. Земля больно ударила по ладоням и ступням, притяжение повлекло тело дальше, стремясь впечатать в пожухлую траву. Но когда нос, почти как в песне у Газманова, «ноздрями землю втянул», руки и ноги закончили амортизацию и пошли на противоход — меня подбросило вверх. Легкий перенос тяжести и я всадил пятки в мокрую землю.

Ого, как так получилось?

Оглянулся на окно — лохматая голова соседа тут же исчезла, и раздался дикий визг, забухали гулкие удары. В больничных окнах встревожено зажигался свет, звуки непрекращающейся битвы будили пациентов. Я не стал дожидаться финала ревущего концерта, и ноги помчались к выходу с территории больницы. Желтый фонарь над главным входом тускло рассеивал осеннюю мглу, мерцающий свет вырисовывал проем в арматурном заборе. Где раньше скрипела калитка, теперь остались ржавые петли на металлическом столбе, за одну я и зацепился развевающейся полой халата.

Уползай, малыш! Уползай! — пронзила недавняя мысль.

Затрещавшая ткань дернула обратно, и меня круто развернуло. Как раз вовремя, чтобы увидеть — из окна знакомой палаты вылетело визжащее существо, похожее на огромную собаку. Пока я отцеплял порванную полу, послышался глухой шлепок о землю, и резкий хруст ломаемых сучьев — кусты остановили собачий полет.

Памятуя о словах соседа, я не стал возвращаться на предмет оказания первой помощи, а припустил по холодной улице. В вязкой глине остался больничный тапок. После пяти долгих секунд я завернул на улицу Генерала Белова, и больница скрылась с глаз. Неизвестно, сколько времени, в пятиэтажках горят редкие огни, но на улице нет ни души.

Осеннюю ночь разрезал жуткий вой, тут же лаем откликнулись собаки Шуи и близлежащих деревень. Я побежал к мигающему вдалеке светофору, в надежде там найти хоть какое-нибудь транспортное средство. Подальше от грозной больницы. Подальше от собак. Подальше от странных следователей. Или преследователей.

Край глаза зацепил водопад падающих бриллиантов у соседнего дома — огромный доберман, прыгал по балкону и надрывался в сторону больницы. Вспыхивал свет в окнах, слышались крики проснувшихся людей, что пытались утихомирить взбесившихся питомцев.

На светофоре остановилась красная восьмерка с желтым плафоном на крыше. Такси! Лишь бы успеть.

За спиной слышится громкое рычание, шум падения тяжелого тела и царапание когтей по асфальту.

Не оборачиваться! Бежать к машине!

Эти команды чередовались у меня в голове, мешались с командами из сна.

Уползай, малыш! Уползай!

Шлепали босые пятки (еще один тапок потерялся по пути), подобно мушкетерскому плащу развевался халат. Я мчался по ночной улице, орал и размахивал руками, изо всех сил привлекая водительское внимание.

Глаза смуглого таксиста увеличились до размера чайных блюдец, сигарета прилипла к нижней губе открытого рта. Совсем близко раздавалось хриплое рычание и тяжелый перестук приближающихся лап, когда я распахнул заднюю дверцу и влетел в салон с криком:

— Гони!!! Хочешь жить — дави на газ!!!

Крик вывел из ступора водителя, и тот нажал педаль газа. Я обернулся на преследователя: сквозь грязное стекло виднелась огромная зверюга, размером с хорошего быка. Если самого большого волка увеличить в пять раз, вытянуть передние лапы и расширить грудь, нарастить огромные зубы и мышцы, то как раз получится увиденный образ.

И в то же время эта тварь очень походила на человека…

Короткая серая шерсть покрывала могучее тело, толстые вены вздувались на мощных лапах. Антрацитовые когти рвали асфальт, в стороны летели вырванные куски.

Ускорение вдавило глубоко в кресло — ревущая машина рванулась с места, но поздно.

Задние лапы, оттолкнувшись от земли, вырыли две ямы. Оскалив пасть с окровавленными клыками, зверюга прыгнула на машину. Промахнувшись, из-за резко стартовавшего таксиста, создание из кошмарных снов успело зацепить по багажнику.

От мощного удара бедную «восьмерку» крутануло два раза вокруг оси. Водитель тонко выматерился, и неуправляемая машина обняла фонарный столб. Фонтан осколков лобового стекла плеснул на бетонную опору, закачался льющийся сверху свет. Водитель ударился головой о рулевое колесо и затих, меня же швырнуло вниз, к резиновым коврикам.

Поднимаясь с грязного пола, я увидел, как в разбитом стекле показалась оскаленная морда преследователя. Тварь просунула лапу внутрь салона, осколки стекла забарабанили по торпеде — незадачливый таксист вылетел наружу. Сухо щелкнули по креслу остатки лопнувшего ремня безопасности.

Тело водителя шмякнулось об асфальт, над ним склонилась фигура из фильмов ужасов. Похоже, зверюга рвала таксиста. Утробное рычание, хруст и брызгающие струйки крови подтвердили догадку.

Сам не понимаю — как я смог ужом проскользнуть на переднее сидение, и вжаться в него. Хотя за общим лаем, доносящимся из соседних домов, вряд ли что-то можно расслышать. Мотор урчал, не взирая на жесткий удар, и я рискнул переключиться на заднюю передачу.

Уползай, малыш! Уползай!

Издалека донёсся леденящий вой. Существо, оторвавшись от ужасной трапезы, вскинуло голову к небу, и похожий рев рванулся к луне. Качающийся фонарь осветил окровавленную морду.

Сцепление, газ, и машина со скрежетом подалась назад, выруливая влево. Существо повернуло лохматую башку на движение, и мы встретились глазами — тот самый ненавидящий взгляд, что я видел во сне! Те же вертикальные зрачки, янтарные пуговицы глаз, на лбу выделялось испачканное кровью белое пятно. Существо прыгнуло на дорогу, загораживая огромной тушей проезд. Я сразу же втопил педаль, направляя изуродованную машину на серое пятно. С диким ужасом и омерзением, словно убивал нападавшую крысу.

Умри, тварь! Ненавижу!! Уничтожить!!!

Тварь из фильма ужасов легко подняла передок машины и удерживала на месте, прожигая меня горящими глазами и злорадно скалясь на попытки вырваться. На лапищах вздулись огромные узлы мускулов, забугрились под растрепанной шерстью. Кажется, существо ждало других особей, чей вой раздался ближе и ближе.

За рёвом мотора, грохотом стучащей в висках крови я разобрал рычащее слово: «Беги!»

Справа валялась изломанная фигура таксиста, которому не посчастливилось работать в эту ночь. Педаль газа утоплена до судороги в ноге, передние колеса бешено вращались, отвратительно несло выхлопами от газующей машины, а этому существу всё нипочем. Лишь изредка покачивалось вперед-назад, и удерживало «восьмерку» на месте. От страха чего только не покажется, но снова послышалось слово: «Беги!»

Я переключал передачи в попытках вырвать машину из лап этого монстра. Бесполезно. Ладонь наткнулась на холодный, ребристый металл, и в морду зверюги полетел блестящий гаечный ключ. Крутнувшись пару раз в воздухе, он вонзился в правый глаз.

Тварь от неожиданности выпустила машину из лап, и передняя ось тяжело ухнула вниз. Колеса тут же дернули машину вперед, подмяли кошмарное существо под себя. По днищу проскрежетали когти, но машина спрыгнула с лежащего монстра и резво уносилась прочь.

В зеркало заднего вида я разглядел, как тварь поднялась с земли и бросилась в погоню. Гаечный ключ так и торчал в глазнице, поблескивал в свете фонарей. Вдалеке показались ещё два создания, похожих на первую тварь.

Я выжимал из машины все соки, заставлял её вспомнить молодость, когда сошла с конвейера и впервые получила номера. Но твари приближались, по-собачьи отталкиваясь от земли передними лапами и пронося их между задних. По скорости могли соперничать с гепардом.

Красный сигнал светофора!

Поворот направо занят выезжающей фурой, и я промчался перед самой кабиной, шаркнул задним крылом по могучему бамперу. В зеркало отразилось, как в свете фар проносились огромные тела, водитель испуганно нажал на клаксон. Мелькнули руки — шофер выпустил руль, и «Камаз» врезался в невысокое ограждение, сминая и выворачивая из земли железный заборчик. Одного преследователя отбросило сильным ударом, но тварь тут же вскочила и кинулась дальше.

Поворот на Советскую улицу! Если не смогу вырулить, то дорога запетляет, и скорость упадёт. Возвышалась белая церковь, подсвечиваемая снизу прожекторами, но креститься некогда — резко выкрутил руль вправо. Машину занесло так, что чуть не выбросило в дверь. Автомобиль ударился колесами о бордюр, летающими тарелками отлетели оба дисковых колпака. Но главное — движение продолжалось! Я утопил педаль до резинового коврика и, не разбирая ям и лежачих полицейских, помчал дальше.

Уползай, малыш! Уползай!

Взгляд в зеркало — три твари по инерции пронеслись дальше и, стараясь выровняться, проскребли лапами по асфальту. Комья вылетали из-под лап, зверюг занесло, но выправились, затормозили и бросились следом. Небольшой заминки хватило, чтобы немного оторваться от них и втопить во все лошадиные силы. Мимо проносились фонари, деревья, двухэтажные здания, а потом и невысокие дома частного сектора. Машину трясло как в лихорадке, оторвался и отлетел покореженный капот, на прощание прогрохотал по крыше чечетку.

Впереди показалась неторопливо едущая машина.

Отъехав на приличное расстояние, я увидел, как одна из преследующих тварей прыгнула на серебристую «девятку» и проломила тонкую крышу. Несчастная легковушка вильнула в сторону и нырнула в канаву.